Сеть 2.0
Шрифт:
Костя выруливал на узкую улочку какого-то грязного городишки.
– Где мы? – охрипшим голосом спросил Данила.
– Почти приехали.
Минивэн, ехавший впереди, исчез. Сзади тоже было пусто. Пропал и байкер из сопровождения. Данила напрягся.
– Не дрейфь, они ушли вперед, – бросил Костя, заметив, как озирается его спутник. – Заняли позиции, теперь ждут нас.
Преодолев узкий коридор меж двух бетонных заборов, неумело исписанных уличными художниками, машина выбралась на пустырь. Вдалеке виднелось нечто белое, мягко светящееся в предрассветном сумраке.
У пологих стен, прислонившись к ним спинами или скрючившись на земле, сидели десятки людей в грязных одеждах с визорами на лице. Кто-то дремал, другие шевелили руками в воздухе, третьи, казалось, уже отправились на тот свет, отворив рот с пересохшими, растрескавшимися губами. Костя припарковался у острого края «яйца».
– На месте, – настороженно глядя по сторонам, произнес он.
Данила взялся за ручку двери, но Костя его остановил.
– Погоди, надо тебя к инету подключить, иначе он тебя в упор не увидит.
Он протянул руку, нажал что-то справа, и картинка перед глазами на мгновение померкла, вернувшись дополненной шевелящимся на периферии десятками значков. Они так и звали прикоснуться, но Костя быстро осадил Данилу:
– Не смотри на картинки или слова, которые появятся, дольше двух секунд, иначе затянет с непривычки и придется визор перезагружать. Либо припадок случится, такое тоже бывало. Я тебе фильтры поставил, так что без твоего разрешения инет не должен сильно беспокоить.
Но стоило им выйти из машины, как в глаза бросились десятки рекламных объявлений. Они сверкали, переливаясь красками, голосили, что было сил, напирали, не зная удержу. Даниле стало любопытно. Он украдкой глянул на Костю (тот коротко кивнул, пожав плечами, как бы говоря: «Ничего страшного, только не увлекайся»), а затем ткнул пальцем в одно из них, и прочие тут же притихли.
«В наш безумный век тревоги и страданий лучше всего продается счастье. Невозможно стать востребованным, если не выглядишь счастливым. Мы создадим ауру беззаботной радости для вашей странички (за смешную сумму!!!) и:
– друзья до отказа набьют все ячейки учетной записи;
– вас засыплют предложениями о работе;
– девушки/парни будут вешаться на вас повсюду!
Не упустите шанс реализоваться в этой жизни – отправьте свою страничку в «Агентство позитива и счастливых настроений»!»
– И что, кто-то ведется на такое?
Данила с сомнением глядел на мерцающее в воздухе объявление. Оно продолжало тихо гудеть, едва закончило говорить. Образы счастливых, улыбающихся людей, заполонившие все поле зрения, постепенно таяли. Внутри стало тепло.
– А-то! Отбоя нет, толпами валят! – усмехнулся в ответ Костя. – Скоро ни одной грустной рожи в инете не останется.
Он махнул рукой, и реклама исчезла.
– Хватит развлекаться, у нас дела поважнее.
***
Как ни старался, Данила не мог разглядеть вход. Скорлупа гигантского яйца казалась сплошной оболочкой – ни единой трещины или щели.
– Что это? – изумленно спросил он.
– Когда-то была галерея искусств, – мрачно произнес Костя. – Мне так рассказывали. Это старое здание, наверное, ровесник Сети. В те времена оно было суперсовременным. Таким предки видели будущее – чистым, понятным, светлым, – он грустно усмехнулся. – Сюрприз, старички, мы все просрали!
Они подошли к гладкой стене, где теперь едва вырисовывался силуэт овальной двери.
– Еще до моего рождения здесь выставляли местных художников, дизайнеров, голографов, а потом все захирело. Так-то бесполезное здание, подходит только для приема интернета со спутников – вся начинка прячется под землей, во второй половине яйца, а стены работают, как мощные антенны. Здесь ведь трансляции через сеть проводили. А потом, лет тридцать назад, сюда поселили отшельников.
Костя застыл перед дверным проемом – кусочек оболочки «яйца» отъехал в сторону от его прикосновения – и со словами:
«Предмет искусства, наследие предков… теперь здесь собираются грёбаные бомжи да наркоманы»
вошел внутрь.
В его голосе сквозила такая горькая ирония, что Даниле стало не по себе.
За дверью оказалось тесное, темное помещение с перегородкой, отделявшей его от остального «яйца». Как только Данила, вслед за Костей, перешагнул порог, стены вспыхнули белым светом, а овал за спиной скользнул на место, отрезав путь на улицу. Кое-где в светящемся полотне округлых стен, сливающихся с потолком, виднелись серые пятна. У него защемило сердце – Данила вспомнил свою сетевую квартирку.
У самой перегородки, ровно по центру, стоял низенький робот за стойкой. Этот, в отличие от Сэма, больше походил на робота, чем на человека: металлическая голова с криво приклеенным мужским лицом из искусственной кожи и холодными стеклянными глазами, старый пиджак с короткими рукавами, из которых торчали кисти, обтянутые той же дешевой кожей, изодравшейся в лохмотья на трех пальцах, и полное отсутствие одежды ниже пояса – ноги его скрывала стойка. По правую и левую руку за роботом виднелись два прямоугольных проема с дверьми. Перегородка появилась явно после заселения «грёбаных бомжей да наркоманов».
Костя шагнул к роботу, дернувшемуся при их появлении. Его и сейчас слегка трясло,
Сколько же он тут стоял без дела?
но холодный взгляд безжизненных глаз устремился к посетителям.
– Хикикомори Догин, – произнес Костя, положив кусочек пластика на стойку.
Глаза робота сверкнули красным, пучок света упал на пластик, а затем неживое лицо, словно снятое много лет назад с человека, зашевелилось.
– Допуск действителен. Спасибо, – прогудело в недрах машины, гулко отдаваясь от стенок корпуса, а затем всплыло, будто отрыжка, к выходу – звуки полетели изо рта. – Второй этаж. Ниша: ноль, девять, два, ноль. Правая дверь, прошу.