Сеть 2.0
Шрифт:
А дальше он качал пресс, приседал, колотил тонкими плетями рук по боксерскому мешку до изнеможения. Казалось, прошла целая вечность, но, когда они закончили, едва перевалило за полдень. На обед у Данилы не было сил. Он едва дотащился до столовой на втором этаже, плюхнулся за стол, где было меньше всего народу, взял ложку и тут же ее уронил.
– Тебя покормить, принцесса? – Язвительно вставил лысый солдат с раздувшейся и посиневшей половиной лица. Говорил он невнятно.
– Это тебя скоро через трубки кормить будут, – огрызнулся Данила. За пару часов тренировок он превратился в сплошной комок раздражения и гнева.
– Чё ты сказал?
Лысый вскочил на ноги. Данила хотел отпрянуть, не сообразив, что сидит на одной скамье еще с четырьмя бойцами, зацепился ногой и повалился на спину. Обессилевшие, гудящие напряжением ноги теперь комично торчали кверху. Лысый заржал, а следом и остальные. Данила неуклюже поднялся, взял поднос с едой и пересел за другой стол.
– Вали давай, чучело, – донеслось из-за спины.
Ромка лишь сочувственно глядел на друга, как бы говоря, что все утрясется. Подавать голос в присутствии других людей он не решался.
***
После обеда Данилу опять привели к Старику. В этот раз в кабинете, кроме него, никого не было.
– Как прошло утро? – Мягко спросил он.
– Неплохо, – выдавил из себя Данила. Тело его гудело, будто по нему пустили электричество.
– Это хорошо, – Старик потянулся за сигаретой, достал ее, но так и не закурил. – У меня к тебе вопрос. Совсем забыл о нем утром. Вчера ты рассказывал, что провел ночь в доме у Сэма. Значит, этот старый робот все еще на острове обитает?
Данила кивнул, поняв, что Старик еще не закончил.
– У тебя с ним осталась какая-то связь?
– Нет, – удивленно вскинул брови парень. – А что?
– Да машина его незаметно как-то уехала, пока мы тут разговоры говорили. А мне бы она пригодилась. Ему-то зачем – он ведь робот!
Старик хохотнул, будто хотел прокашляться, покрутил в руках незажженную сигарету.
– А если эти штуки снять, – он указал на черные браслеты на запястьях Данилы, скрывающие его от Сети, – получится с Сэмом связаться?
– Не знаю. Вряд ли.
– На острове, значит, говоришь, – протянул Старик, словно разговаривая с собой.
Данила кивнул, быстро глянув на Ромку. Тот лишь непонимающе пожал плечами.
– Хорошо, можешь идти.
И он ушел.
Воспоминание о Сэме больно кольнуло его под ребра в районе сердца, куда даже Косте с его изнуряющими садистскими тренировками не удалось добраться. О Сэме он сегодня и думать забыл. Недавние события казались далекими, но теперь вспыхнули так ярко, будто случились только что: Мира, испуганная и решительная посреди двора его дома, дед Сережа на экране визора… Тут Данила понял, ради чего должен терпеть эту боль, издевательства Кости и подколки солдат. Стальной стержень, что он ощутил однажды в лесу, приставив к голове пистолет, возник вновь.
Выходной
Дни тянулись мучительно долго и однообразно. Подъем ни свет, ни заря, холодный душ в общей душевой, легкий завтрак в провонявшей жиром столовой на втором этаже и тренировки, тренировки, ТРЕНИРОВКИ! Первая неделя проползла словно в наркотическом дурмане – ломка, когда гудели мышцы, больно ударяясь о вибрирующие кости, перемежалась моментами блаженства, едва Данила засыпал. А утром все начиналось заново.
Единственным меняющимся элементом в этом карнавале садизма был Костя. Каждый день он придумывал что-то новое. Только так Данила и понимал, чем среда отличается от четверга, а тот от субботы. Косте мало было заставить Данилу отжиматься, теперь он подкладывал старую пластиковую бутылку, заставляя касаться ее впалой, костлявой грудью. А если не слышал заветного хруста мятого пластика, кричал: «Не халтурить!» или «Еще раз! Давай, ниже, ниже!». Закончив изводить парня силовой или кардио-нагрузкой, Костя отпускал его обедать, а после давал пару часов отдохнуть. Затем начиналось «избиение» боксерского мешка, постановка удара и изучение основ боя. Хотя последнее Даниле доверили только на третьей неделе экзекуций, когда его мышцы окрепли, а ломка ушла.
Костя не уставал повторять: «Здесь тебе не Сеть, дохляк. Это реальный мир – будь готов драться». Данила же молча соглашался, стараясь не думать о том, к чему еще он должен подготовиться и как можно скорее. Первую неделю ему вообще было трудно на чем-то сосредоточиться. Он ни с кем не говорил, ни на кого не смотрел, по крайней мере, в открытую, и ничего не понимал. Его зашвырнули в этот грязный, грубый мир железобетона, где царили первобытные законы. В этих стенах, особенно под самой крышей, где он отрубался каждый вечер без сил, имела значение только физическая сила и готовность стоять за себя насмерть.
В воскресенье и в понедельник Костя брал отгул, давая Даниле насладиться бездельем. Казарма пустела, исчезали и пять командиров вместе со Стариком. Проснувшись по привычке рано утром, Данила обнаружил, что вокруг никого, только Ромка привычно сидел рядом, сторожа покой друга. Так случалось и раньше, но только сегодня, после трех недель в штабе (как все здесь называли это здание), Данила в глубине души устыдился присутствия Ромки. Ему вдруг вспомнился старый фильм про мальчишку, который боялся чудищ, выползающих из темноты каждую ночь, а потому оставлял ночник включенным.
– Где все? – Сонно спросил он друга, стараясь отогнать саднившее чувство от укола стыда.
– Собрались в полной тишине, да и свалили куда-то посреди ночи, – отрапортовал Ромка.
– Странно, – пробормотал Данила, садясь на скрипучей постели. Едва ноги коснулись холодного бетонного пола, он, как обычно, вздрогнул.
Бойцов и раньше забирали по выходным, но чтобы вот так, всех подчистую – такое случилось впервые.
– Чем сегодня займемся?
– Не знаю. Дай сперва умыться, а там посмотрим.
Данила угрюмо поднялся, и в одних трусах пошлепал в душевую. Проходя мимо большого, во весь рост, зеркала на секунду задержался, оглядев себя, и довольно хмыкнув. За эти двадцать дней он стал как никогда похож на свой аватар в Сети. Разве что на более взрослую и мужественную версию себя сетевого. Плечи округлились, исчезла болезненная худоба и впалый живот, выправилась осанка. Данилу подмывало поднять руки, согнув их в локтях, и полюбоваться на подросшую мускулатуру, как это частенько делали его соседи по казарме. Он постоял в нерешительности, вспомнил недавний укол стыда, еще раз хмыкнул и двинулся дальше. Ромка остался сидеть у кровати.