Севастополь
Шрифт:
Неизвестно, что доложили немецкие летчики, но одной из бомб вывело на «Параване» из строя электрическое рулевое управление. Румпельное отделение затопило еще накануне.
Все силы были брошены на введение в строй рулевого управления. В нормальных условиях этой работы хватило бы не на один день, но здесь, в открытом море, такими сроками располагать не приходилось, и командир пятой боевой части обещал управиться с ремонтом до рассвета, за несколько часов короткой июльской ночи.
Нет поэтому ничего удивительного, что когда с мостика доложили, что издалека
— Верно, гитлеровцы напоследок баловались, — высказал свое предположение Суховей и снова спустился туда, где бойцы и командиры пятой боевой части решали судьбу корабля.
Мысль о том, что стрелять могли с нашего судна, пришла командиру «Паравана» в голову значительно позже, когда благоприятный ход ремонта позволил ему заняться и другими вопросами. Он глянул на светящийся циферблат своих часов, с огорчением убедился, что до рассвета осталось не так уж много времени, посетовал на короткие летние ночи и распорядился усилить наблюдение, как только начнет светать.
В нескольких милях от командира «Паравана» командир другого судна, краснофлотец Никифор Аклеев, наоборот, с нетерпением ждал конца затянувшейся, по его мнению, темноты. Трудно описать, что он передумал за эту бессонную ночь. Но одна мысль ни на секунду не оставляла его: не упустить тральщик, если только, конечно, он не ушел, что было наиболее вероятно.
Аклеев далеко не был убежден, что ему суждено когда-нибудь в жизни увидеть этот тральщик и вообще какое бы то ни было судно. Скорее он был уверен в обратном. И все же какая-то, хоть и весьма незначительная, теплилась у него надежда, что на корабле услышали сигналы лимузина, но отложили поиски до утра. В самом деле, не искать же в потемках!
Забрезжил рассвет. Теперь уже не тральщик, а лимузин оказался на фоне освещенной части небосклона, и в дальномер его обнаружили задолго до того, как солнечные лучи позолотили стремительные и изящные обводы тральщика.
— Слева по носу, пеленг сто тридцать пять градусов — рейдовый лимузин! — удивленно доложил дальномерщик уже давно находившемуся на мостике командиру «Паравана».
— Лимузин?! — поразился в свою очередь капитан-лейтенант Суховей. — Что-то очень далеко он забрался для лимузина! Проверить!
— Нет, верно, лимузин, товарищ капитан-лейтенант! — снова заявил, все больше удивляясь, дальномерщик и оторвался на секунду от дальномера. — И на нем наш флаг и два человека на корме!.. Верно, они вчера и стреляли…
Суховей перевел рукоятку машинного телеграфа "Самый малый вперед" и сказал рулевому:
— Слева по носу видишь пятнышко? Прямо на него!
Настороженно, дыша одной левой машиной, тральщик медленно двинулся туда, где чернел крошечный силуэт лимузина. Легкий дымок взвился из трубы тральщика, и его-то
— Огонь! — не своим голосом закричал Аклеев и стал бить в воздух из «максима» длиннейшими очередями.
Кутовой пристроился рядом с ним и в четыре приема израсходовал два диска.
— Стреляют, товарищ капитан-лейтенант!.. Из двух пулеметов! Прямо в небеса стреляют! — возбужденно доложил дальномерщик Суховею, и действительно, через несколько мгновений до тральщика долетел дробный треск пулеметных очередей.
— "Ясно вижу" до места! — скомандовал Суховей, и под нежными лучами утреннего солнца взвился и застыл под правым ноком реи сигнальный флажок подтверждение лимузину, что его сигнал понят и принят к сведению.
Аклеев выпустил в воздух еще одну ленту, а Кутовой успел перезарядить диски, пока, наконец, окончательно убедились, что тральщик идет на сближение с ними.
Это было совершенно ясно и все же настолько походила на сон, что они сперва не решились сообщить Вернивечеру. Но тральщик подходил все ближе, уже можно было различить Военно-морской флаг на его корме.
— "Ясно вижу"! — сдавленным голосом воскликнул Аклеев, схватил руку Кутаного и стал с силой ее жать. Вернее, это ему только казалось, что он ее сжимает с силой. А на самом деле любой десятилетний мальчик сжал бы куда сильнее.
— И я тоже! — с жаром ответил ему Кутовой.
— Что тоже? — удивился Аклеев.
— И я тоже ясно вижу, — простодушно объяснил Кутовой, не имевший представления о морской сигнализации.
— Да это ж сигнал такой! "Ясно вижу" называется! — счастливо рассмеялся Аклеев, от души прощая Кутовому его невежество. — Видишь, вымпел под ноком реи!
Поди угадай, что Аклеев называет ноком реи! Но Кутовой все же сообразил, что это, верно, те самые снасти, на которых висит треугольный флажок. А главное, он был теперь убежден, что тральщик идет к ним, к он побежал в каюту, где Аклеев уже склонился над совсем ослабевшим Вернивечером.
— Степан!… Степа!.. Вернивечер! — теребил его Аклеев за здоровую руку. — Вставай, Степа! Все в порядке! К нам, браточек, тральщик подходит!..
Вернивечер не сразу открыл глаза. Он боялся показать свою слабость, он боялся расплакаться — так у него испортились нервы. Но все же, спустя минуту, когда его друзья совсем уже за него испугались, он медленно приподнял свои восковые высохшие веки, увидел исхудалые, но счастливые лица Аклеева и Кутового, склонившихся над ним, и молча им улыбнулся.
— Вон он, Степа! — негромко, словно опасаясь нарушить тишину, царившую вокруг, промолвил Аклеев. — Вот он, наш БТЩ!.. Сейчас мы тебе его покажем!
Он приподнял Вернивечера, чтобы тот через окно мог увидеть приближавшийся корабль. «Параван» был сейчас уже совсем близко, кабельтовах в двух, не больше.
А Кутовой, лихорадочно пошарив рукой в рундучке, извлек оттуда заветную фляжку и глянул вопросительно на Аклеева. Аклеев утвердительно кивнул головой, и тогда Кутовой протянул ее Вернивечеру и сказал: