Севастополь
Шрифт:
Торжественное приветствие больших кораблей было столь трогательным, что Пухов от растерянности выронил изо рта свою трубку. Смущенный, он стоял навытяжку и отдавал честь дрожавшей рукой. Глаза его как-то странно светились. Мне показалось, что в них вот-вот блеснут слезы. И, видимо, поэтому у меня самого невольно защекотало в носу, и я подумал: "В нашем подразделении не найдешь человека красивее Пухова".
В этот миг его усталое, дубленное солнцем и ветром лицо действительно было каким-то по-своему красивым и мужественным.
А. Чурбанов
Бессмертный подвиг
На фронте под Севастополем
Рука об руку с армейцами сражались моряки Черноморского флота, сдерживая натиск врага.
Батальон майора Кагарлицкого занял позиции на высотах северо-западнее Дуванкоя. За спинами моряков — Севастополь. Горький дым расстилался над городом.
Противник рвался в Бельбекскую долину на Симферопольское шоссе, чтобы выйти на Северную сторону Севастополя.
Командир роты старший лейтенант Бабушев и политрук Фильченков стояли в окопе. Они курили, переговаривались.
— Авангард нашего полка получил приказ отходить на новый рубеж, — сказал Бабушев и поднес бинокль к глазам. — Немцы подходят к нашим позициям. Завтра утром батальон, видимо, вступит в бой.
На лице старшего лейтенанта была видна та предбоевая тревога, которая присуща всем, готовящимся к первому большому испытанию. Ни он, ни его подчиненные еще не бывали в бою, не встречались с врагом лицом к лицу.
На следующий день утром авангард полка, стойко бившийся с врагом и потерявший значительную часть своего состава, отходил на запасные позиции между батальоном Кагарлицкого и соседним.
— Ну, как там? — спрашивали матросы своих однополчан, только что бывших в бою и до последней возможности сдерживавших натиск врага.
— Ничего, не робейте, друзья. Не так страшен черт… Мы сколько атак отбили, а всего-то нас было… На каждого, считай, по десять фашистов приходилось.
К полудню гитлеровцы подошли совсем близко и начали накапливаться на рубеже, до которого от траншей батальона Кагарлицкого было не более четырехсот метров. Матросы видели, как серо-зеленые мундиры фашистов мелькают за низкими кустами дубняка и скрываются там.
В роту пришел командир батальона. Осмотрев позиции вместе с Бабушевым и Фильченковым, он сказал им:
— Смотрите, товарищи, вы — на главном направлении. Немцы безусловно постараются захватить вот эту высоту, — майор показал рукой на высокую сопку, которая была справа от расположения роты, — чтобы выйти к дороге, а потом на Симферопольское шоссе. На дорогу их пустить нельзя.
— Не пустим, товарищ майор, — ответил Бабушев.
Воздух потрясли залпы немецкой артиллерии. Снаряды рвались далеко позади окопов, где были матросы Кагарлицкого, и справа, в расположении соседнего батальона. Но вот разрывы стали приближаться. Тяжелые горячие осколки свистели в воздухе, визжали над самыми окопами, над головами бойцов. Около Фильченкова лежал за пулеметом Василий Цибулько. Он заметно нервничал, часто пригибал голову к земле.
И вот началась первая для матросов атака врага. Немцы шли густой массой под прикрытием огня своей артиллерии. Шли в рост, как на параде. Они надеялись с хода прорвать оборону первого эшелона полка и двинуться дальше в Бельбекскую долину.
— Приготовиться! — пронеслось по траншее.
Десятки глаз смотрели на мушки винтовок, наводя их
— Огонь! — раздалась команда, когда гитлеровцы подошли к окопам на близкое расстояние.
Траншея огласилась стрекотом пулеметов и хлопками винтовочных выстрелов. Меткий огонь косил врагов, но фашисты все лезли вперед. Цибулько и Щербаков едва успевали менять ленты своих пулеметов.
На левом фланге взвода в самом углу окопа занимал позицию Иван Красносельский. Он долго и тщательно целился, чтобы не промахнуться, и испытал чувство глубокого удовлетворения, когда фашист, в которого он выстрелил, взмахнул руками, перевернулся и ткнулся в землю. "Один есть", — сказал матрос и навел мушку на следующего.
Огонь моряков внес замешательство в ряды фашистов.
— В атаку! — раздалось справа от Красносельского.
— Коммунисты — вперед!
"Это нас зовет политрук, — мелькнуло в голове у Красносельского. — Я коммунист и должен подняться первым…" Мгновенье, и он выскочил из окопа на бруствер, легко, словно стряхнувши тяжелый груз, побежал вперед, выставив блестевший на солнце штык. Красносельский не видел, как вслед за ним ринулись в атаку все бойцы, а слева и справа поднялись навстречу врагу другие роты.
Батальон закрепился на новом рубеже. Как дорога была матросам эта узкая полоска земли, отвоеванная ими у врага! Рота Бабушева понесла большие потери. Смертельно ранен был сам командир. Фильченков принял командование ротой.
…Вступив в бой, батальон четыре дня отражал яростный натиск врага. Рота Фильченкова, в которой осталось столько людей, сколько полагалось иметь во взводе, удерживала гребень высоты, контролирующий дорогу в Бельбекскую долину. Четверо суток непрерывных боев вымотали матросов, многие были ранены, но никто не просился в тыл, в госпиталь. Перевязки раненым делались тут же в окопах, и бойцы настойчиво протестовали, когда им предлагали отправиться в санбат. Боевое вдохновение охватило моряков. Они были полны решимости выстоять, победить.
К исходу четвертого дня гитлеровцы усилили натиск. По позициям подразделений Кагарлицкого били два дивизиона артиллерии, налетала авиация, сбрасывая тяжелые фугаски. Фашисты шли в атаку за атакой. Им удалось несколько продвинуться вперед. На участке батальона они выбили моряков с высоты, что прикрывала выход на Симферопольское шоссе…
В блиндаж командира батальона пришел Фильченков. Комиссар Мельник сидел на краю койки. Он знаком предупредил: тише. На походной койке лежал тяжело раненый Кагарлицкий.
Комиссар посмотрел в воспаленные глаза политрука и спросил:
— Устал, Коля?
— Нет, не устал, только сон начинает одолевать. Да пустяки, пройдет. А вот вам бы отдохнуть не мешало, товарищ старший политрук.
— Некогда. Сейчас, полагаю, немцы начнут новую атаку, а людей у нас мало осталось. Придется, видимо, батальон свести в одну роту, да и та неполная будет.
Комиссар дал указания на предстоящий бой. Он знал, что гитлеровцы попытаются вырваться на шоссе, к Дуванкою, и устремиться на Севастополь. Единственным проходом к шоссе была узкая дорога, огражденная слева и справа высокими крутыми скалами. Она была в руках врага, занявшего высоту. Впереди батальона не было наших войск, а слева и справа сражались небольшие подразделения приморцев, которые не могли оказать батальону существенной поддержки. Им самим приходилось с трудом сдерживать натиск врага.