Север Северище
Шрифт:
Инициативного человека, решающего суровые проблемы жизни, преодолевающего физические тяготы, постоянную опасность и тревогу на первопроходческом пути, а также – живую природу с ее бездонным многоцветьем запечатлевает на живописных полотнах Ольга Горбунова. Она родилась в Хабаровском крае, окончила Московское художественно-промышленное училище имени М. И. Калинина, затем «Строгановку». Является членом Союза художников СССР, трудится в средней школе Пионерского. Северянам полюбились ее уникальные холсты «Автопортрет», «Лесоруб», «Покорение Северного полюса Робертом Пири», «Таруса», циклы «Древнерусские мотивы», «Арантур и его окрестности».
Занимаются масляной живописью, принимают участие в районных выставках в Доме культуры, возглавляемом Глебом Грушко, а также в окружных выставках, бригадир монтажников из второй Передвижной механизированной колонны Андрей Корчагин и начальник первого строительного управления в Советском Нур Ахмадиев. В поселках Алябьевском, Пионерском, Таежном, Агирише мастерами декоративно-прикладного искусства являются Александр Маслюков ( декорации из природного материала ), Владимир Толстых ( финифть ),
Традиционными являются смотры художественной самодеятельности в райцентре на той же самой «грушковской» сцене, где выявляются одаренные музыканты, певцы, танцоры, актеры. Проводятся они разнообразно – в честь какого-то события, для обнаружения подобных талантов среди педагогов, детей и т. д. А начинаются в поселковых Домах культуры, зачастую имеющих немалые творческие возможности. Так, в Комсомольском драмколлектив подготовил большой спектакль по пьесе Кострова и Дмитриева «Заходи, Надежда!» В ней идет речь о буднях молодых специалистов, приехавших в Сибирь покорять тайгу, возводить промышленные гиганты.
Итак, практически все музы благодарят судьбу за то, что находятся в гуще настоящей современной истории – наполненной, напряженной, эмоциональной, и с радостью стремятся ее запечатлеть; свидетельствуют художественными средствами о том, что она прекрасна.
Живописец Андрей Корчагин, почти сосед Павла Котова в жилпоселке второй Передвижной механизированной колонны, как-то поведал ему при разговоре дома:
– Когда я служил в армии, то пришел к убеждению ( прошу, правда, прощения у присутствующих, к ним это не относится ): самый плохой народ в Москве, а чем дальше от нее, тем люди лучше. И, таким образом, в целом здесь люди бесконечно хорошие: стойкие, трудовые, мужественные, бодрые, масштабно мыслящие. Они окончательно определили мое живописное, пусть скромное, пространство, являются неиссякаемым источником вдохновения и, думаю, не только моего. Не случайно в нашем районе множество талантов.
Павел Котов полон благодарности таким, как Андрей, за их откровения, за ощущение реальной духовности; не сказочной, а все же неземной красоты близких душ. Ни в каких литературных, художественно-театральных, художественно-промышленных и других подобных институтах такого не узнаешь. Ему пришло в голову следующее уподобление. Живописцы учатся писать с натуры, и он, если хочет стать художником слова, должен взять на вооружение эту науку. Она не подведет. Пусть будет главным педагогом подлинная действительность.
ГЛАВА 29. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ГЕНЕРАЛ В ТЮМЕНИ
«Прозрение Великой Руси» – это классический роман советской литературы, посвященный пролетарскому этапу революционно-освободительного движения в России. Выдающееся произведение, впервые опубликованное в тысяча девятьсот восемнадцатом году, создал Салтыков Николай Сергеевич, написавший начальные гениальные страницы в возрасте двадцати с небольшим лет. Широкоформатное полотно заслуженно изучают, вслед за шедеврами Максима Горького, во всех курсах отечественной литературы новейшего времени, ибо автор беседует здесь не только с людьми, но - с Богом. Творение Николая Салтыкова соответствует «Войне и миру» Льва Толстого, не уступает прославленной книге не только по содержанию, но и объему. Его перевели на основные языки народов СССР и планеты, удостоили самой престижной международной премии – Нобелевской. Не может не производить впечатление, что Николаю Салтыкову сегодня девяносто шесть лет и он является первым секретарем Правления Союза писателей СССР. За долгую творческую жизнь из-под его пера вышли многие сочинения художественной прозы – рассказы, повести, другие романы, но ни одно не достигло высоты «Прозрения Великой Руси», что не совсем понятно. Потому резонно в обществе возникла и устойчиво бытует легенда, что эту гениальную вещь произвел на свет друг первого марксиста Г. Плеханова Платон Кудрявцев, горячо приветствовавший революционную деятельность, в течение долгих лет активно участвовавший в ней, за что дважды ссылался в Сибирь. Но, как и Георгий Валентинович, он, резко отрицательно отнесся к кровавому захвату власти большевиками и был бессудно казнен Киевским отделением ВЧК, где работал Салтыков. Логика народной молвы о присвоении чекистом чужой художественной собственности весьма убедительна, потому что воровство всего и вся комиссарами культуры с револьверами на задницах многожды зафиксировано. В иных формах оно продолжается до сих пор. Зачастую - когда новичок посылает свое творение на отзыв популярному мэтру или в знаменитое периодическое издание, после чего вещь выходит под другой фамилией. Правда, теперь настоящего хозяина ее, если бурно проявит эмоции, начнет «болтать всякий вздор», отправляют, посмотрев на него с удивлением, в психушку, после чего он «забывает» о своем авторстве. Таким «безрассудным» оказался Георгий Иванов, талантливейший драматург, - один институтский знакомый Павла Котова, с которым вместе ходили в литературное объединение при вузовской многотиражке. Худощавый, живой, со свежим молодым лицом, похожим на девичье, задорно курносый, имевший множество заманчивых планов, безобидно отпускавший пикантные штучки одногруппницам, он после терапии в смирительной рубашке по указанному методу стал пугливым, подозрительным, осторожным, слова из него не вытянешь, а, главное, зарекся писать пьесы. Иванов понял, что их никогда не поставят в театре, пока жив ведущий драматург страны Фатей Чехвалкин, укравший у него одну из лучших и не заинтересованный вводить в эту сферу Георгия, способного обозначить в судьбе Чехвалкина-лидера Finis. А новый заход в желтый дом вызывал предчувствие конца собственной истории. Его сердце, как водоем, покрылось ледяной коркой.
Николай Салтыков, человек-легенда, строго говоря, государственный писатель. Он не исчез во тьме лихоимствующей власти авантюристов, как сотни выдающихся личностей нации, не подвергся незаконным притеснениям, может быть, еще и потому, что родился в Гори, учился с Оськой Джугашвили в одном классе. Здесь мы пользуемся совершенно достоверными сведениями. Хотя добрые отношения двух земляков, приятелей детства и совместной борьбы за светлое будущее всего человечества, особенно не афишировались, но есть общеизвестные факты такого ряда. Так, три года спустя после войны с большой помпой праздновали тридцатилетие выхода в свет «Прозрений Великой Руси» в Московском Кремле, откуда создатель эпохального романа возвратился домой в пять утра. На недоумение привыкшей ревновать ( было за что! ) и на пятнадцать лет старше его жены Натальи Кирилловны Конорич, дочери знаменитейшего композитора, Николай Сергеевич ответил, что пил шампанское не с молодой любовницей, а со Сталиным. И был в сем случае точным в слове. После смерти мудрейшего из самых мудрых доверил тайну той ночи массовому читателю, падкому на сенсации о личной жизни гениев. Не скрывает он сегодня и своих встреч буквально со всеми лидерами СССР, дозируя акценты о них в зависимости от самого последнего мнения о том или другом главного директивного органа страны – Политбюро ЦК КПСС. Однако при любой погоде Героя Соцтруда и всех премий Советского Союза красит эта уникальность, ибо другого такого больше нет и, конечно, никогда уже не может быть. С Ульяновым-Лениным знакомство, вероятно, случилось с подачи Иосифа Виссарионовича, с Хрущевым и Брежневым – уже по общественной инерции, которую один испуганный ученик во время трудного экзамена метко назвал «старой привычкой».
Случилось так, что на пятом году северной одиссеи Павла Котова ему повезло оказаться на встрече Николая Сергеевича Салтыкова с читателями в Тюмени, куда патриарх литературы прибыл с двумя министрами, редактором «Правды», ближайшим окружением из Правления СП СССР, представленным, в частности, детским писателем Алексеем Ираклиевичем Имшиным и помощником Михаилом Борисовичем Яшвилинским. Блестящая речь острого на язык, откровенного с аудиторией, поднимавшего присутставующим настроение корифея смутила северянина отступлением от духа романа «Прозрение Великой Руси». Оратор вроде начисто забыл не только о колоссальной, но вообще о какой бы то ни было Руской Державе, переакцентировав внимание на интернационализм Союза ССР; на так называемые национальные литературы, без взаимообщения с которыми «не может быть плодотворного развития большущего словесного искусства Пушкина и Толстого их потомками-единокровниками, как и, наоборот, без его влияния непременно многое утратят российские этнические писатели». Павлу Афанасьевичу даже бросились в глаза влажные зубы оратора, когда тот произносил эту фразу, как будто рот выступавшего блеснул микромолнией. А какими же тогда, точила мозг мысль, если не этническими, являются большинство сидящих в зале писателей Тюменской области, принадлежащих к самому многочисленному в Союзе народу, как и все их единокровные коллеги на огромном пространстве страны? Это какая-то коварная речь, мало походит на правду. Можно только пожимать плечами. Не является ли Николай Салтыков сомнительным русским другом миллионов соплеменников? Будучи подлинным отважился бы выступать прямо, помогал своему народу в несчастии, разделил с ним судьбу, смело и открыто вмешивался в тихий геноцид своей нации, а не творил его с помощью подобной казуистики, держа умы в неведении. Кстати, а какие молодые таланты он ценит: писателей, поэтов, композиторов, певцов? Выходило, когда подумал, лишь те, к которым не лежит душа ни самого Павла, ни его родных и близких. Если говорить по большому счету, все они полные ничтожества, надменные, жестокие, хищные, гадкие. Нет, доверять Салтыкову нельзя! Может быть, он вообще подлый изменник, избравший этот путь из-за прав на первенство; похожий на Г. Маленкова и ему подобных политбюрошников, догадывался советчанин? Усомнившись в подлинности слов оратора, как мог Котов отнести его к верным людям, внушающим почтение.
Прибывшая в область «салтыковская команда» опекалась обкомом партии и размещалась в его гостинице. Потому после упомянутой встречи ни с кем из ее состава у советчанина общения не было. Однако оно продолжилось косвенно и вот каким образом. Этим вечером к Павлу Котову в гостиницу «Заря» ввалилась группа его друзей, молодых местных писателей, и Николай Алифанов заявил:
– Главный редактор российского издательства новинок художественной литературы «Современник» Макар Поликарпович Васин, уроженец соседней Курганской области, приехал в наш край искать самобытные рукописи еще никому не известных прозиков, поэтов, очеркистов, литературных критиков. Он пригласил нас к себе в номер-«люкс» и не только не возражает, но обрадовался нашему предложению привести на беседу тебя, матерого таежника и собрата по перу. Пошли к нему.
У Павла оказалась с собой свежесоленая нельма, купили хорошего вина, пива, съестное на ужин и явились-не запылились к высокому столичному гостю. Он, как выяснилось, почти ровесник Котова, родная душа, имеет за плечами богатую трудовую биографию, солидный жизненный и творческий опыт, создал две крупные монографии, поразившие глубиной мысли всех филологов: о Н. Лескове и В. Максимове. У Макара Поликарповича крепкая фигура, высокий лоб, устремленные на собеседника голубоватые глаза.
– Обсуждение проблем при нашем разговоре должно быть честным и открытым, - сказал он сразу. Сам неукоснительно следуя этому принципу, очень хорошо информированный, он рассказал за ужином подноготную поведения Николая Салтыкова, ничем не тяготясь. Ибо явление старца Тюмени, естественно, стало главной темой застолья. Провинциалы, затаив дыхание, слушали потрясающие откровения: