Северная река
Шрифт:
Улицы были полны и других опасностей. Ножи, пистолеты, логика стаи. Он лечил людей и от этого. Вскоре мальчишки-гангстеры перестанут болтаться по поездам вдоль Десятой авеню, составляя свой процент, но не раньше, чем Центральная железнодорожная компания откроет Хай-Лайн высоко над улицей. Со стороны реки уже строили и эстакадную дорогу Миллера, которая оторвёт автомобили от булыжных мостовых. Но Хай-Лайн – это уже нечто другое, это коммерческий путепровод, который проходит даже сквозь здания. Он представил себе, как стайки молодняка приставляют к стенам лестницы
На протяжении почти всего квартала он испытывал страх за Карлито. Если мальчик останется здесь, если ему здесь жить долгие годы, ему придётся ходить по этим улицам в одиночку. Делани не сможет быть с ним ежечасно. Роза Верга также отпадает, поскольку уже через месяц её может отсюда унести. Даже если она останется, другие дети будут дразнить его за то, что у него в роли телохранителя – женщина. Или потрёпанный респектабельный дедушка. Но он не мог просто взять и переехать. Не мог позволить себе другой дом. Не мог просто уйти. Это было его место, и он дал клятву. Во Франции, сидя в грязи и дерьме, он пообещал себе: если выживет – станет служить своим людям. Весь остаток своей долбаной жизни. Если он сбежит с Карлито в кучерявое предместье, или в Бруклин, или в Бронкс, нарушенная клятва сожрёт его изнутри. Ему нужно найти способ остаться.
Однако, несмотря на клятву, Делани понимал, что ему придётся иметь дело с практическими соображениями. В какую школу будет ходить мальчик? Школа Пресвятого Сердца была лучше, чем публичная. Однако неприятности подстерегали и там, даже опасности. Слабоумные батюшки, клокочущие божьей яростью и мучимые собственными желаниями. В своих подопечных они сеяли страх ада и ненависть к плоти. Карлито может получить эти мелкие увечья, способные оставить шрамы на всю жизнь. Будь ты проклята, Грейс.
Он вошёл в вестибюль и увидел на скамье плачущую молодую женщину с младенцем на руках. Когда он вошёл, она встала, пытаясь что-то сказать. Ребёнок был тих и неподвижен. За ней на скамье сидел Джепс Бранниган, его широкоскулое азиатское лицо больше напоминало деревянную скульптуру, чем живое существо. Он пришёл за хинином. И ещё была Салли Уилсон, глядящая в темноту в дальнем углу. Делани поднял руку в жесте, обращённом к ним всем.
– Мне нужно пять минут, – сказал он. – Дайте мне их.
Моника была за своим столом, с плоским и лишённым выражения лицом и усталыми глазами. Она закрыла за ним дверь. Он вспомнил то утро, первое мая 1909 года. Позвонил Ноко, тогда ещё бригадир докеров, а не президент профсоюза. Он сказал, что на 41-м причале женщине стало плохо.
– Она из ирландцев-нелегалов, – сказал Ноко. – Я не хочу, чтобы идиоты из миграционной службы забрали её на остров, чтобы там оттрахать или что ещё.
Делани, поднажав на педали, примчался на причал. В тёмном уголке Ноко поставил вокруг женщины своих грузчиков с одеялами, чтобы скрыть её от посторонних глаз. Она была молодой,
– Звонил парень по имени Джеки Спиллейн, – сказала Моника. – Насчёт парового отопления.
Ноко дозвонился. Снова.
– Я позвоню ему позже, – сказал Делани, и следом: – А где мальчик?
– Роза пошла за продуктами и взяла его с собой.
Он поднял бумажный пакет.
«Я ему кое-что купил». Он передал ей пакет, Моника уставилась внутрь и улыбнулась.
– О, это здорово. Ему нужно с чем-то играть, этому малышу, – она отдала пакет обратно. – А ещё я разыскала для вас адреса «Америкен Экспресс»: Барселона, Мадрид, Париж.
– Напиши адреса на конвертах, чтобы отправить позже. Письма ещё надо будет написать.
Он снова сделал паузу, затем кивнул на дверь в комнату ожидания.
– Там ребёнок-то жив? – прошептал он.
– Не знаю, – сказала Моника. – У ребёнка прошлой ночью начала идти кровь из носа и рта. Я пыталась заставить мамашу обратиться в больницу. Та заявила: «Никаких больниц. Я хочу, чтобы девочка осталась жива».
– Давай-ка сначала её. Подготовь хинин для Браннигана, бесплатно. А чем захворала принцесса Уилсон?
– Хочет, чтобы муж вернулся.
– Я с этим помочь не смогу. Он уже шесть лет как мёртв.
– Она думает, что вы сможете его вернуть.
Делани вздохнул. Он заметил, что она прикусила себе щёку.
– Ты в порядке?
– Ну да. Нет. О, чёрт, Док, всё как обычно. Пришли счета, целая уйма, а когда Роза с мальчиком вернутся, будет и того хуже.
– Погоди.
Он пошёл в офис и закрыл за собой дверь. Покрутил диск на небольшом сейфе, выудил конверт и вытащил хрустящую стодолларовую купюру. Согнул её пополам, а потом вышел и протянул Монике.
– Разменяй это где-нибудь. Только не в банке. Заплати по счетам. И пригласи женщину с младенцем.
Моника уставилась на стодолларовую купюру.
– Вы что, банк ограбили?
– Типа того.
Женщину звали Бриджет Смит. Ей было девятнадцать, не замужем, а дочери – семь недель от роду. Дочь была к тому же мертва. Он посмотрел на ребёнка на смотровом столике, глаза перебрались на коричневое фото Джона МакГроу с Большим Джимом. Женщина всхлипывала. Прикоснись к ней ради Христа. У неё умер ребёнок.
Он деликатно взял её за предплечье, но не сказал ни слова. Сказала она.
– Она же умерла, не так ли?
– Да, – сказал Делани. – Пневмония.
Она подняла мёртвого младенца, крепко обняла и зарыдала. Никаких слов, лишь сокрушительный скорбный вой.
Делани обнял её рукой, прижал к себе, дверь открылась, и вошла Моника. Он ей кивнул, Моника подошла и отодвинула его в сторону. Положила ей руку на плечо, пытаясь вытеснить в другую комнату.
И тут Бриджет Смит прорвало:
– Не гоните мне сраную чушь! Она умерла! И у меня дома нету сраной жратвы и сраной воды, трубы помёрзли, и тепла нету, и папаша её сраный идиот, свалил по своим сраным делам!
Конец ознакомительного фрагмента.