Северная война
Шрифт:
Король Конрад Третий и резервы крестоносцев, тысяч пять мечей, находились прямо перед нами на расстоянии около полукилометра. За нами пустой холм, на котором никого нет, ни европейцев, ни язычников. Правый фланг вражеского войска разбит и рядом со мной порядка трехсот пятидесяти всадников, а еще десять сотен у подножия добивают германскую пехоту. Центр крестоносцев продолжает держать основные силы венедов, а левый фланг вражеского войска смог отбросить наш правый. За штабом короля Священной Римской империи обозы и еще пара-тройка тысяч воинов. Вот и выходит, что пока соблюдается равновесие, крестоносцы изматывают варягов и княжеских дружинников и вот-вот могут перейти в контрнаступление. Однако у нас еще есть некоторые резервы, огнеметатели и лесные сотни лыжников из племенного союза лютичей. Но, как мне кажется, этого недостаточно,
– Что станем делать?
– спросил я вуй-кмета Дружины Яровита.
– Будем готовиться к новому бою, - ответил он и посмотрел туда, где полегли германские копейщики и мечники.
– За нашими я уже послал, так что вскоре ударим. Как отряды лыжников на германские тылы налетят, так и наш черед придет.
Я замолчал и подбоченившись в седле, стал ждать. Время тянулось очень медленно, но мало-помалу отставшие всадники нашего левого крыла стянулись на холм, и произошло это очень вовремя. Конрад Третий кинул против варягов и княжеских дружин еще не менее трех тысяч бойцов и они попятились. Однако отступали наши войска недолго, ибо в ряды крестоносцев полетели огненные гранаты, последние запасы волхвов, и это оказало свой эффект. Католики, как обычно, запаниковали, да это и немудрено, поскольку вид горящих товарищей бьет по нервам очень сильно и вселяет в людей страх. А помимо того из темноты вынырнули лыжники княжича Вукомира и спешенные княжеские сотни Прибыслава. Так что колечко вокруг крестоносцев замкнулось, и захватчики оказались в окружении. Правда, колечко это было слабенькое, и разорвать его можно было очень легко. Однако сделать это мог лишь тот, кто понимал, что происходит, а для осознания происходящего необходимо время, которое мы давать католикам не собирались.
– Ну...
– я кинул очередной взгляд на Градко.
– Атакуем!
– ответил вуй-кмет и взмахнул рукой.
Старого вояку услышали все. Воины были готовы к наступлению на королевский холм и, взбадривая себя криками 'Яровит!', 'Триглав!', 'Перкуно!', 'Руян!' и 'Рарог!', языческая кавалерия понеслась на врага. Словно селевой поток мы скатились в низину между холмами, а затем поднялись немного на следующий склон и врубились во вражеский пехотный строй. Кто был перед нами, я так и не понял, может быть, баварцы или выходцы из Восточной Марки, неважно. Главное, что на нашем пути оказались враги, которые должны были умереть, дабы жил наш народ, и этого знания всем нам хватало с избытком.
– Бей!
– оказавшись в толпе крестоносцев, прокричал я и, подняв коня на дыбы, опустил Змиулана вниз. Чья-то башка в шлеме попала под клинок и, с удовлетворением отметив, что очередной бой начинается неплохо, я впал в боевую ярость, и мои глаза заволокла кровавая пелена. А что это значит? Это значит, что страха нет, а есть лишь желание убивать и втаптывать захватчиков в окровавленный снег. Каждый удар в цель, движения быстры и стремительны, сил много и есть только бой, который необходимо выиграть, пусть даже ценой собственной жизни.
Взмах меча и чья-то смерть. Удар стременами по бокам ошалевшего коня и он, сбивая очередного крестоносца, рвется вперед. Хлюпанье крови и крики людей. Звон металла и испуганное ржание лошадей. Хруст костей и запах вытекающего из вскрытых животов дерьма. Чьи-то покрытые кровавой коркой лица. Танец клинков, посвист стрел и дротиков, да огненные отблески редких факелов. Все это вокруг меня и я рвусь на вершину. Вперед! За родину! За наш народ! За убитых и не родившихся детей! За обесчещенных женщин и девушек! За сожженные города и веси! За будущее! За все это, мы идем на смерть и убиваем всякого гада, у кого на плаще или на одежде нашит крест. Вы, суки рваные, пришли сюда за поживой и ради того, чтобы навязать нам постылую веру, которую не смогли распространить добровольно, и потому здесь крестоносцы найдут свою погибель.
– Убивай! Режь! Коли! Стреляй!
– вновь кричу я и снова подгоняю жеребца. Не время жалеть животину, ибо гибнут люди, да и вообще ни о чем нельзя жалеть. Есть только здесь и сейчас, а значит, рвите врагам глотки, братья по крови, и наша ярость переборет вражеский фанатизм.
Раз! Как-то совершенно неожиданно противники передо мной закончились, и я кинул взгляды влево и вправо. Рядом не больше четырех
Дальше справа на вершину прорываются рассеявшие врагов варяги и, если судить по кличам, витязи Святовида. Больше ничего не видать и Змиулан указывает острием на вражеский штаб, а моя пересохшая глотка выталкивает призыв к бою:
– Туда! Всех убить! Никого не щадить! Если сделаем все правильно и переможем врагов, то будет нам слава и благодарность великих предков, а нет, значит, сами себя винить станем! Гойда!
Снова конский топот. Усталые животные едва не валятся с ног, но выкладываются из последних сил и несут нас навстречу охранникам королевского холма, элитным рыцарям, тамплиерам и паладинам. Нас всего сорок человек, а их полторы сотни, все кто остался подле повелителя Священной Римской империи и главного вдохновителя Крестового похода. Расклад дрянь, могло бы быть и лучше, и можно было бы подождать подхода варягов или нашей кавалерии. Но ждать нельзя. Конрад Гогенштауфен отнюдь не дурак и он имеет реальную возможность вновь собрать свои силы в одном месте и прикрыться щитами воинов. Так что мои мысли на поверхности, пока Бернард из Клерво и король будут спасать свои шкуры, они не смогут руководить остальными войсками, которые рассеяны вокруг. Все просто, четко и предельно ясно.
Большую скорость нам набрать не удалось, и мы схлестнулись с рыцарями. Злые жеребцы грызли друг друга и кусали седоков. Мечи и копья пробивали латы и кольчуги и вонзались в плоть. Крестоносцы дрались отчаянно и чрезвычайно умело, но остановить нас они все же не смогли, по крайней мере, меня, и вскоре, оставив за спиной погибающих пруссов, я оказался перед шатром Конрада Третьего. Рядом с ним находился окруженный телохранителями и самыми знатными аристократами король, а немного поодаль, скрестив на груди руки, в одиночестве стоял тот, кого жаждал убить мой непростой клинок. Все крестоносцы на миг замерли, и я тоже остановился. Они смотрели на меня, словно я тронутый умом, поскольку, что может одиночка против целого отряда гвардейцев, как светских, так и религиозных? По факту, практически ничего. Ну, а что касается меня, то, поймав взгляд Бернарда, я просто не мог пошевелиться, ибо в его глазах плескалась такая Сила, что мне невольно захотелось спрыгнуть с коня, упасть перед ним на колени и покаяться. Реально, так все и было, и если бы не Змиулан, наверное, Вадим Сокол поддался бы чарам прислужника темных богов и бросился бы в бой против своих братьев по крови. Но, заточенный в сталь демон мое состояние заметил, и в голове раздалось змеиное шипение:
– Кинь меня-с во врага-с и можешш-шь бежать-сс. Давай-с! Не поддавайся ему!
Голос Змиулана ослабил навеянный Бернардом морок и, размахнувшись, я метнул клинок прямо в лицо проповедника, провозгласившего человеконенавистнический девиз - 'Крещение или смерть!'
'Получи, мразь!', - проводив глазами летящий в цистерианца меч, подумал я и усмехнулся. Однако радость моя была недолгой. Бернард выставил перед собой раскрытые ладони рук и Змиулан упал в снег, а затем посреди битвы людей началась схватка двух демонов, одного злого, но работающего на светлых богов, а другого с виду добренького, но подчиняющегося тварям бездны.
Клинок скрылся под снежным покровом, и тут же из него показалась голова животного, по виду льва, если я ничего не спутал в полутьме, а затем на поверхности появилось мощное змеиное тело, как у анаконды. Вот таким оказался Змиулан, отец оборотня Вука Огнезмия, верного соратника славянских богов. Правда, тело у этого демона было не сильно большим, голова, как я уже отметил, словно у льва, а туловище по длине метра три с половиной, вряд ли больше.
Скажу честно, я обрадовался и уже решил, что сейчас Бернарда схарчат со всеми потрохами и моментально наступит спокойствие и мир во всем мире. Но я ошибался, ибо цистерианец к моему огромному удивлению тоже стал преображаться. На несколько мгновений его фигура подернулась дымкой, а затем перед Змиуланом стоял уже не человек, а высокая лохматая тварь с мордой кабана и лапами, которые были усеяны длинными и острыми когтями.