Северная война
Шрифт:
Возле амбара Алешка Бровкин старательно лил из ведра колодезную воду на голые руки и плечи Петра, изображавшего из себя неуклюжую букву «Г». Царь по-мальчишески взвизгивал, громко фыркал и довольно отдувался…
Когда вода в ведре закончилась, Петр выпрямился, взял из рук подбежавшего Гаврюшки льняное белое полотенце, начал усердно растираться, покосился на Егора и сообщил, недовольно скривившись:
— Молчит, гад упрямый! Все терпит, орет благим матом, зубами скрипит, плюется во все стороны, волком воет, но… Не отвечает на вопросы, гнида! Ничего, я сейчас малость отдохну, перекурю, и — по новой… У тебя, Алексашка, есть что-нибудь?
— Есть,
— Так предлагай, чего молчишь? — нахмурил брови Петр.
— Помнишь, мин херц, как ты Якова нахваливал в Амстердаме-городе? Мол: «Побольше бы нам — таких Брюсов! Не деньги и богатство — главное в этой жизни! А стремление к разным знаниям, стремление — первым быть во всем!» Помнишь?
— Ну помню! И что с того?
— Брюс, он действительно немного ненормальный. Для него главное — возможность постоянно получать новые знания, — начал терпеливо объяснять суть своей идеи Егор. — Ради этих мифических Высших Знаний он душу продаст свою! Причем нашему Яшке совершенно все равно — кому конкретно продавать эту душу… Вот я и предлагаю: воспользоваться этим и предложить Якову сделку, от которой он не сможет отказаться…
— Какую еще сделку? — взревел Петр. — Да я ему, уроду рыжему, сейчас вставлю в задницу раскаленный прут, а после этого…
Минуты через четыре, дождавшись, когда царь полностью выговорится, Егор продолжил:
— Суть сделки проста. Брюс рассказывает: кто и куда увез царевича Алексея. Он же за это получает — свою заветную мечту. А именно, в Москве мы его тайно (и пожизненно!) поселяем в большой специальный дом — с крепкими решетками на окнах, под строгой охраной. Оснащаем там всякие лаборатории, какие он пожелает, закупаем в Европах любые книги, какие он скажет. Захочет телескоп — как у Галилея — будет ему телескоп… Указом настоящим все это оформим, прямо при нем. Пусть там будет прописана и сумма, ежегодно выделяемая на всякие Яшкины чудачества. Скажем, тысяч сорок рублей в год, или там — семьдесят… Брюсу это непременно понравится: полный покой, охрана, ничто не отвлекает — от получения разных знаний. Подумай, мин херц! Попробуй… Нам сейчас дорога — каждая минута! [18]
18
По-настоящему Яков Брюс долгие годы являлся верным сподвижником царя Петра, регулярно «рос» в званиях и должностях. Но в мемуарах современников встречаются многочисленные предположения и утверждения, что Яков Брюс действительно состоял в ордене масонов.
Надо отдать царю должное: для принятия важного решения ему хватило секунд сорок — пятьдесят.
— Василий! Срочно бумагу, перо и чернила! — велел Петр Волкову. — Немедленно, бегом!
Через двадцать минут царь вышел из амбара и сообщил:
— Алексей находится в карете англичанина Сиднея, его сейчас везут в Европу — через Брянск и Киев. Под задним сиденьем кареты есть тайник… Меньшиков и Волков, вперед! Вот вам моя грамота сопроводительная, дорожная. Освободите сына — утоплю в золоте! Маркиз, останешься при мне…
Быстро шагая в сторону дома, Егор расслышал, как Петр давал Бровкину последние строгие указания:
— Указ этот — соблюдать тщательно! Брюса доставить на Москву, поселить в дальнем крыле Преображенского дворца, оборудовать там все — под надежную темницу, навесить крепкие решетки на окнах…
Несмотря на то что уже смеркалось, они решили выезжать в погоню немедленно.
— Только так и можно нагнать этого Сиднея! — объяснил Саньке Егор. — Надо скакать и день и ночь, постоянно меняя уставших лошадей на свежих. У меня бляха охранная с собой, да и грамота царская — дорожная, по идее, сменных коней должны безотказно давать под это дело, но и денег мне собери в дорогу — рублей пятьсот— шестьсот, на всякий случай, одежку сменную…
— Саша, только одевайся потеплее! — заботливо советовала жена. — Морозы могут ударить внезапно. Вот этот кафтан — на лисьем меху — надень, рукавицы прихвати с собой. Да и валенки низкие, портянки байковые я тебе положила в дорожную сумку…
Егор, Волков, Иван Солев, Никита Апраксин и восемь драгун ехали всю ночь. Когда луна пряталась за низкие тучи, то зажигали яркие факелы, один раз сделали полуторачасовой привал, разожгли костер, накормили лошадей, сами перекусили — на скорую руку.
— Как думаешь, подполковник, перехватим англичанина в Брянске? — спросил Егор на привале Волкова, грея озябшие ладони над приветливым костром.
— Даже не знаю, Александр Данилович, — недоверчиво качая головой, вяло ответил Василий. — Ведь этот ворог выехал почти на два дня раньше нас. Надо поторапливаться! Еще я беспокоюсь, как бы обман не случился… Вдруг он от Брянска повернет не на Киев, а севернее? Как узнаем про то?
Утром, проехав — без малого — тридцать пять верст, они остановились в усадьбе местного помещика Рязанцева, которого Егор знал достаточно шапочно.
— Государево дело, Дмитрий Ильич! — объявил соседу Егор. — Помогай, не зевай — царю серьезно и дельно услужить!
Поспали часа четыре с половиной, поели на совесть, тронулись дальше. Голенастые кони соседа-помещика резво бежали по среднерусскому проселку в западном направлении.
На ночь, проехав порядка шестидесяти пяти верст и чуть не загнав лошадок, они остановились на постоялом дворе при царском придорожном кружале. Здесь, после демонстрации бляхи и царской грамоты, также не возникло никаких проблем. Покончив с сытным ужином, Егор строго велел целовальнику — крепкому и широкоплечему мужику с шикарной русой бородой (носимой последним за отдельную плату в царскую казну):
— Любезный, к рассвету подготовь нам сменных коней! Чтоб сытыми были да резвыми! Оседлай к самому рассвету. А за час до этого всех нас разбуди, завтрак подай. Да смотри у меня, если что — на каторгу пойдешь…
Ранним утром в дверь комнаты, где ночевали Егор и Волков, тихонько поскреблись.
Василий шустро соскочил с кровати, бодро простучал голыми пятками по некрашеным доскам пола, звонко отомкнул щеколду, приоткрыл дверь, шепотом перебросился парой слов с кем-то невидимым, уже вполголоса приказал:
— Заходи внутрь, человече, сам все доложи Александру Даниловичу!
Егор сел на кровати, протер кулаками сонные глаза, уже понимая, что сейчас услышит что-то явно неприятное. В комнату вошел вчерашний целовальник, склонился в низком и почтительном поклоне.
— Давай, борода, рассказывай! — широко зевнул Егор, прикрывая рот ладонью. — Запряг уже лошадок?
— Никак нет, вашество! Снег на дворе, пурга метет всю ночь. Такая сильная пурга — не приведи бог…
— Запрягай! — велел Егор, вылезая из-под одеяла. — Завтрак подавай. Сильная пурга — это нам только на руку…