Северная звезда
Шрифт:
– А потом мы слышим, как вдали, за старым лесным пожарищем, кто-то кричит в чаще. Знаешь, так, с повизгиванием да мяуканьем, как будто котенок орет… Правда, с медведя величиной, – передернув плечами, уточнил Смит. – А потом мы утром идем по следам нашего приятеля. Как раз снежок выпал. И мили через две кое-что заметили. Что расстояние между двумя отпечатками становятся все больше, как будто он прыгал с места сразу футов на десять…
Слушайте дальше, – нехорошо усмехнулся он. – Потом мы видим кое-что новое. Рядом с человеческими след животного, ни на что не похожий. Овальный и длинный, как от какого-то
Он закашлялся и, чтобы промочить горло, осушил стоявшую тут же кружку остывшего чая, приготовленного Машей.
– Это еще не все, – бросил он Эду, начавшему было что-то бубнить о том, что в лесах и пустошах иногда люди ни с того ни с сего сходят с ума от дикости и одиночества. – Потом мы находим Келли. Он взял да и вышел нам навстречу… – Вновь пауза. – Да только вот я до сих пор не знаю, он ли это был… Клянусь, лицо его стало похоже на какую-то морду бесовскую… И эта ухмылка – словно зубы удлинились и торчали наружу… Кожа стала серой, как у старика или больного, и покрылась язвами, а голова поседела наполовину… Микки только и сказал: «Боже мой, Келли, что случилось с тобой?» А тот захохотал, как тысяча дьяволят, да и побежал в самую чащу…
Смит надолго замолчал.
– Можешь думать, что хочешь, но я… Я помню эти следы… А вот Робертса… Робертса с тех пор ни я, и вообще никто не видел. И даже косточки не нашли. Вот так, парни, – горько осклабился Джозеф. – Извини, Мэри, я тебя, наверное, напугал? – обратился он к любовнице.
– Да как сказать… – придав лицу как можно более независимое выражение, ответила Мария. – Просто я… я, кажется, этого вашего Вендиго видела.
Повисло молчание.
– Ты чего, – уставился Джо на Рона, – налил Мэри виски неразбавленного?
Тот покачал головой, пожимая плечами.
– Дорогая, это не тема для шуток, – сухо бросил Смит.
Понимая, что отступать уже поздно, Маша помотала головой и принялась рассказывать о страшной находке по дороге в Сэркл.
Разговор закончился в молчании. Даже скептик и весельчак Эд ошарашенно крутил головой. Молодая женщина посмотрела на Джозефа и вздрогнула, заметив, что в глазах его стоял не просто страх, а почти что ужас. Неприятный холодок пробежал по её спине. Тут Смит прервал молчание и ответил:
– Правда, выходит… что увидеть Вендиго – значит умереть.
– Но я-то жива? – пробормотала Маша, ощутив вдруг подступивший страх.
– Ну… – покачал он головой. – Так он был дохлый, а вас двое. Потому смерть и досталась одному – твоему Нику…
– Николаю? – изумилась Одинцова. – А он тут при чем?!
Джо собрался говорить, но Милхавн опять толкнул его кулаком в бок. Тот лишь отмахнулся.
– Не хотел тебе говорить, он вроде как и не чужой тебе был, – с неподдельной печалью цедил Смит. – Да и точно было неизвестно, а теперь вот ясно, что смерть-то не обманешь! Как раз когда ты валялась без памяти, в форте Сент-Майкл был пожар в местной гостинице. И вроде пожар-то слабенький, и погасили почти, только вот там в кладовой было двести с гаком фунтов динамиту – геологи тащили шурфы бить. Ну и рвануло, да так, что человек двадцать не просто поубивало, а в клочки порвало – и не опознаешь. Ну и говорят, что Ник Рашенз
Мария молча встала и вышла, как сомнамбула, из гостиной. У себя в комнатке она бросилась на койку и забилась в безмолвной истерике; грызла подушку и смотрела в темноту сухими, опаленными болью глазами.
Потом она ощутила, как рядом с ней присел Смит и долго, молча гладил её по волосам…
Апрель 1900 года. Доусон
– Вот что, – сказал ей Джозеф, когда негр в аляповато сшитой ливрее принял у них верхнюю одежду. – Когда я улажу дело с приисками, мы в следующий раз поедем прямо в Нью-Йорк. Нет, – тут же передумал он, – на мой вкус, цивилизации достаточно и в Сан-Франциско. Конечно, я достаточно элегантен и для Уолл-стрита, но мне больше нравится Запад.
Они прошли в зал казино «Фортуна», освещенный яркими фонарями под потолком, испускавшими яркий белый свет. Смит разглядывал их с некоторым интересом.
– Видела? – обратился он к Марии. – Это ацетиленовые фонари. Хитрая штука. Берется карбид… – замялся, – кальция, заливается водой, и получается такой фонарик. Чуть не в сорок раз дешевле электричества. Может, как вернусь, вложиться в него?
Смит стоял, непринужденно опершись на перила, ведущие на второй этаж казино. Он был одет в безукоризненно отутюженный черный сюртук и белую рубашку с бабочкой в горошек. Его внешний вид был настолько цивилизованным, что казалось, он только что вышел из собственного экипажа. Не поверишь, что это бывший бедняк из гнилого шахтерского местечка.
– Когда мы приедем в Сан-Франциско, – изрекал Джозеф, – мы не будем ходить по казино, а будем посещать всякие приличные места, вроде светских раутов. И еще в театры – никогда не был в нормальном театре! Я сниму для нас лучшую ложу… А еще я куплю тебе обручальное бриллиантовое кольцо с самым крупным бриллиантом. Он будет сверкать на твоем пальце, как тысяча солнц.
Ну, Мэри, не грусти! Вчерашний день принес мне две тысячи долларов. Пару сотен просадить можно себе позволить? Но если хочешь, прогуляйся в танцевальный зал. Там, говорят, поет какая-то певичка с недурным голосом.
Они пару раз сыграли. При этом Джо несколько минут потратил на то, чтобы объяснить Марии Михайловне тонкости игры в «фараон».
Молодая женщина поневоле заинтересовалась. Эта игра в России была не очень известной. В ней крупье полагается сидеть напротив банкомета, а перед тем стоит особая машинка. Когда банкомет вынимает карту из своего ящичка, визави его со своей стороны нажимает кнопку машинки, соответствующую этой карте. Таким образом игроки узнают, какие карты еще остались неиспользованными…
Потом посмотрели, как двое играют в покер.
– Смотри, на столе нет денег, – втолковал ей Смит. – Играют на фишки. Значит, на все, что в банке. У одного – желтые фишки, каждая по триста долларов. У другого – красные, по двести долларов. Очень крупная игра. Все ставки высокие, играют на весь банк. Банк на джокере, семерка открыта. На свои карты никто не ставит. Свои карты в сторону. У всех одно на уме. Все ставят на восьмерку. Может, банк потеряет тысяч десять, может, выиграет. Да, эту игру я понимаю!