Северные рассказы и повести
Шрифт:
– Да, я его не взял. Жалко парня. Поморозится ишшо. Я его назад отправил с «Кировцами».
Дорогой ты наш Серёга Борщов! Низкий тебе поклон, русский мужик! Простой, бесхитростный труженик. И пусть пока ты ездил за нами, прощелыга Зверев утащил у твоих ребят на свою базу весь запас мяса, масла и хлеба, оставив только немного крупы и макарон, и пусть начальник твой, Владимир Станиславович бурчит на тебя… Это неважно.
Жизнь всё расставит по своим местам. И каждому воздастся по делам его. Вот увидишь, Серёга. Вот увидишь, родной…
ПОДВИГ
Нашу
Выехали из поселка мы довольно удачно, то есть вечером уже по темноте. Чем ближе к концу зимы – тем ярче солнце над тундрой в дневное время. Смотреть на дорогу – глазам больно, потому как всё вокруг сверкает от солнечного света, отражающегося от снегов. Недаром говорят, что весной в южных краях северян многие сразу «вычисляют»: лица у «полярников» в это время года донельзя загорелые, а вокруг глаз – белые ободки от темных очков, без которых тут никто не рискнет выезжать в тундру, дабы сразу же не ослепнуть.
А в темноте снежная дорога легко выделяется среди окружающей бесконечной белокрылой земли, краями своими касающейся пронзительно сияющих ночных небесных светил над вечно тающим темным горизонтом.
К середине февраля зимняя снежная автодорога изрядно изнахрачена колесами грузовых машин всех марок и типов, какие только можно себе представить. Снег, тысячи раз прорезанный, перемешанный и уплотненный колесами, четко делится на глубокие плохо проходимые колеи и рыхлые «увалы» между ними. ПРМ-ка, буксует, двигатель ноет и ноет, в кабине всё трясётся, а любая незакрепленная вещь – упрямо и неутомимо падает вниз.
Там, в поселке, возле ангара, когда садились в машину, я спросил водителя – Андрея: хорошо ли он знает дорогу? Тот ответил, что ездил по ней. Только когда уже были в пути, Андрюха признался, что ездил по трассе всего-то один раз: с месторождения до поселка. И то – на бульдозере, замыкавшем колонну из трех бульдозеров. А это значит, что дорогу он однозначно не видел и не запомнил, так как ведомые обычно следят за впереди идущей машиной, повторяя все её «телодвижения». Так ведь проще? Иди себе за задними фарами другого и не думай ни о чём. Короче, обманул он меня. И телепались мы таким вот образом на ПРМ-ке четырнадцать часов подряд.
Хуже всего по состоянию дорога всегда там, где по ней проходит наибольшее количество техники, когда нет ещё никаких развилок, и потому всё, что движется в тундру, месит и месит одни и те же дорожные километры. Затем начинаются развилки со шлагбаумами: дороги-то частные. Кто их построил и землю под ними в аренду у района отвёл – того и дорога. А значит, имеет право пропускать по ней машины только тех организаций, которые оплатили право проезда.
Таких шлагбаумов на этот раз было два. Первый – другой организации, на развилке, где одна дорога ушла налево – вдоль побережья Тазовской губы, впадающей в гигантскую Обскую, на которой сейчас флот Газпрома пытается начать разведку газа и нефти с помощью платформ.
Второй шлагбаум был от охранного предприятия нашей организации. Они здесь, на нашей дороге, тоже вагончик оборудовали.
Так вот: чем больше было развилок, тем меньше техники «наследило» по продолжению пути. А значит, зимник становился качественнее. После Пякяяхинского участка, где всё сияло огнями фонарей, освещающих места кустовых площадок добычи газа и отсыпанные грунтовые дороги между ними, началась уже наша трасса, обслуживаемая дорожно-строительными отрядами.
Оставив за спиной больше ста пятидесяти километров, в самый глухой предрассветный час добрались мы, наконец, до базы первого дорожного отряда. Заскакиваю в вагончик, бужу дорожного мастера. Заспанный полураздетый Магомед гостеприимно предлагает перекусить и попить чайку. Некогда. Спрашиваю его о Гамзе. Чтобы осуществить задуманное, мне нужны мои старые товарищи: Гамза, Денис и наш бывалый во всех переделках старенький вездеход. Узнаю, что все трое – на второй базе.
И мы продолжаем путь. Ещё через полста километров добираемся до второго шлагбаума возле той самой базы. Впрочем, шлагбаум не работает: все спят блаженным образом. Ну, и Бог с ними. Не станем будить. Поднимаюсь по памятным четырем железным ступенькам в вагончик. Повар проснулся первым, узнал, шустро одевается и бежит греть свое новоизобретенное полевое блюдо: сардельки из рыбы. Следом из спаленки в кухню выбирается полусонный улыбающийся Гамза.
– Ну, что, Гамза? Выручишь ещё раз?
– О чем речь? Поехали! Дашь пару часов на подготовку?
– Договорились. Где Денис? Как обычно – спит в вездеходе?
– Нет, в соседнем вагончике. А наша «ласточка» на ходу. Помнишь, что с ней было?
– Помню. Знаешь, я и не сомневался никогда в том, что вы с Денисом её всё равно «воскресите».
Из соседнего вагончика забегает ошарашенный Денис.
– Опа-на! Привет! Куда едем? – и даже не ворчит, что подняли ни свет, ни заря.
– По дороге увидишь. Тебе понравится. Ты ж меня знаешь, Денис.
– Та-ак. Запиши для истории: на самом деле я не Денис, а Дионисий.
– Записал, а фамилию для истории не надо?
– Крецу. Крецу я с детства был, таким и остался, сам видишь, что получилось.
Смеемся. Пьём чай и разбегаемся. Я еду на ПРМ-ке на дальнюю дорожную базу. До неё ещё полста километров. Там меня ждут сейчас ещё два человека нашей отчаянной команды: дорожники Борщов и Ильдеев. И оба они - Сергеи: только один – большой, добродушный, как медведь, а другой – мелкий, пронырливый, аки песец.
Солнце лупит во все заснеженные стороны. Вот она, долгожданная третья база! Полуослепший от яркого снега, вымотанный «до не могу», уже без традиционного чая и сигареты, валюсь на первые попавшиеся нары и забываюсь мертвым сном. Пока Гамза на доблестной «газушке» нас нагонит: можно успеть дремануть пару часов.