Северные сказки. Книга 1
Шрифт:
Вот Иван Быкович пошол по невесту пешком, одинцо. Шол-шол-шол, выскочил Ерышко белой-балахон, лоб залощил, глаза вытаращил. «Здраствуёшь, Иван Быкович. Ну, примай меня в товарыщы?» — «Ты на што горазд?» — «А я горазд в ложки через море людей перевозить». Идут-идут-идут, выскочил Ерышко белой-балахон, лоб залощил, глаза вытаращил. «Здравствуешь, Иван Быкович». — «Здрастуй, Ерышко». — «Примай меня в товарищи». — «А ты на што горазд?» — «А я горазд свататьсе». — «Мне таки люди надо». Пошли трое, шли-шли-шли, выскочил Ерышко белой-балахон, лоб залощил, глаза вытаращил. «Здравствуешь, Иван Быкович». — «Здраствуй, Ерышко». — «Примай меня в товарыщи». — «А на што ты горазд?» — «А я горазд вино пить». — «Мне таких людей надо». Пошли. Шли-шли-шли, выскочила старушка, две ноги в одном лаптю, шавкает: «Ждраштвуешь, Иван Быкович, примай меня товарищи?» — «А ты на што горазда?» — «А я горазда сходить
Пришли к мору, Иван Быкович закрычал: «Ну-ко, ты, Ерышко, можешь людей через море в ложке первозить?» Прибежал Ерышко, из кормана ложку выхватил, на воду ляпнул, сделался караб. Сели и побежали за море. Через море перебежали, Иван Быкович посылает Ерышка того, который гораз свататься. Ерышка сватается, а царь говорит: «Я невесту отдам, если, сколь у меня есь вина, всё выпьете». Иван Быкович призвал Ерышка, которой может вино пить. Посадили Ерышка за стол и стали подавать рюмочками, да кумочками. Ерышко говорит: «Што вы носите мне кумками? Носите ведёрками». Стали ведёрками носить; он за ту шшоку ведро, за другу ведро, третьим попихнёт, мало уйдёт. У царя вина мало стало. Сватовщики всё в одну сторону сватаются. Царь говорит: «Если сколь у меня хлеба есь — съедите, тогда отдам». Садится Ерышко хлеб ись. Ему подносят ломотками, он говорит: «Што мне ломотками носите, мне ковригами». Стали носить ковригами; он ковригу за одну шшоку, другу за другу, третьей попихнёт, мало уйдет. У царя хлеба мало стало, приел весь. Сватовщики всё в одну сторону сватаются, царь говорит: «Если в три часа сходите за тридеветь земель, за тридеветь морей, по подвенечно платье, тогда отдам невесту». — «Где ты, старушка?» — говорит Иван Быкович. Послали старуху; старуха побежала. Три часа подходит, старухи нет. Ерышко из ступы стрелил, старухе в саму жопу застрелил. «Фу-фу-фу, проспала, проспала». Скочила и побежала с платьем. Принесла платье. Царю делать нечего, весёлым пирком и свадебкой, отдал дочерь. Обручили, повенчали, Иван Быкович стал отправлятся за море, в своё место. Пошли на караб. Побежали, перебежали море, стали на берег, Ерышко взял караб, ложкой в корман положил. Пошли, стали Ерышки оставатся, и все остались.
Пришли к старику. Нажог он яму уголья горечих, положил через яму жердь. Приказыват Ивану Быковичу через жердь перетти. «Ты шол с невестой дорогой, можот блуд сотворил; пройди через яму, тогда я тебя виной прощу». — «Нет, дедушко, ты сам попереди пойди, меня поучи». Старик через яму побежал, Иван Быкович жердь повернул, старик в яму в уголье и пал. Сожгли старика. Стал тут Иван Быкович жить да быть с братьями. Был у меня синь кафтан, я положил под кокору, не знаю под котору.
5. Поздеев Петр Родионович
Петр Родионович, главным образом, сказатель старин, которых он мне спел целых 16, а знает и еще больше. Знает он и песни, знает и сказки, но немного. Он уже старик, ему 65 лет. Подробно о нем я говорю как о старинщике-сказителе в «Печорских былинах» (стр. 76—78).
28
Марк купец богатый
Был нужной хресьянин, у него было шесь сыновьей. И еще у него родилса семой сын, ночью.
Был Марк богатой, пришла ему сиротина, попросилась ночевать, Марк и говорит: «У нас народу много, покормить покормим, а спать некуды». — «А я хоть на стол лягу». Спустили сиротину. Стала ночь, сиротина лежит на столи, человек на улицы ревёт:[12] «Господи! Вот у нужного человека семой сын родилса, каким его счастьем наделим?» Сиротина отвечат: «Счастьем наделить Марка купцом». Начинаетца утро, а этот крык услышала куфарка, в утрях и сказала Марку-купцю. Марк изнаредилса и пошол искать по городу, у какого человека родилса семой сын. Марк-купец ходил, ходил, нашол бенной дворишко и спросил: «У тебя в сею ночь хозяйка принеслась-ле?» — «Принеслась. Семого сына принесла». Марк-купец говорит: «Продай мне его». — «Купи. А чо дашь?» — «А я не знаю, чо просишь? Давай, я сто рублей дам». А мужик и рад, за сто рублей и отдал. Марк-купец понёс бы парнишечка домой и домой принёс. Живёт парнечок день-ле, два-ле, там его доржат. Марк-купец здумал ехать, велел кучеру запрекчи лошедь. Роботник лошедь запрёг, Марк-купец стал поежжать. Поехал и робёночка с собой взял в повозку. Ехали, ехали, в лес заехали. По лесу ехали, Марк-купец роботнику и говорит: «Остановись». Тот остановилса, стоит. Марк-купец робёночка и дават: «На,
Ехал сзади купец. Сидит он в повозки и услышел в стороны писк, и говорит: «Стой, ямщик!» Ямщик стал. И ямщик учул: робёнок плачет. «Поди-ко поищи, хто там плачет». Пошол: под елью робеночёк плачет, а перед им свечка горит. Ямщик взял робёночка и понёс. «Лежит, лягаитця на снежку, а перед им свецька горит». Купец робёночка взял. Привёз купец робёночка и стал ростить вместо сына.
Вырос годов до семнаццети, выучилса грамоты, стал детина хорошой, послухмянной. Марку-купцу случилось ехать к купцу к этому. Приехал, купец его стал чествовать, а детина живёт кучером, на столы подносит. Марку детина поглянулса, стал он спрашивать: «Откуль у тебя такой? Сын але лакей?» Купец рассказал как было. Марку купцу и в серцо ткнуло. Не говорит ничего, а в уме-то думат: «Отдай мне его в принеты, есь у меня дочи». — «Жалко, хорошой детина». Тот одно што просит. Купец испиралса, испиралса, потом оступил. Марк-купец стал гумагу писать в свой дом — сам дальше ладит ехать торговать, — штобы как придёт детина, штобы как-ле его извели — у его соленой завод. «Штобы до моего прибытия его управили». Повезли детину.
Приежжаёт, отдаваёт хозяйки пакет, хозяйка роспечата-ла, прочитала и в посьме написано: «До моего прибытия штобы свадьбу с дочерью доспели и обвенчали». Ну, хозяйка Маркова весёлым пирком да и свадебкой. Живут день, два, быват и неделю живут, Марка-купца всё еще нету. Марк-купец приехал, хозяйка говорит: «Потьте, молоды, стречайте на мост». Марк выходит из повозки и увидел: стоит детина и дочи и кланеютца. Марку серцо ткнуло. Зашол в комнату, жону призвал, на жону сгромел: «Што вы это наделали? Ведь я велел его извести, а вы его обвинчели?» Жона гумагу притащыла. «Ты ведь это писал, штобы обвинчели. Я не виновата». Марк-купец живёт день-ле, два-ле, удумал, пошол на завод — соль у него варят — и сказал роботникам: «Вот ночью придёт к вам человек, дак вы его пихайти в котёл, што бы он вам не говорил». Пришол домой, призывает зетя. «Вот, зетюшко, сходи посмотри на завод, можот они спят». Тот говорит: «Ланно, ланно, схожу». Поужинали с молодкой и нарежаетця идти на завод. «Неси мне обутки, посмотреть на завод, можот, спят». Молодка и говорит: «Давай, легём, есь у него заводов-то, всех не пересмотришь». — «Давай, ложись». Легли спать, а Марку-купцу не спится. Посмотрел чесы, а тот час, в которой он велел походить, прошол уж; и стал нарежатца, походить. Надёрнулса (круто оболокса) и побежал. Приходит на завод, к котлу идёт, подбежали казаки, схватили. Он кричит: «Я Марк-купец, я Марк-купец». — «Нам показано, хоть хто приди». И бросили в котёл, тут он и сварилса. Детине весь живот и досталса.
29
Бывальщина.
Один устьцылём жил в рабониках у пустозёров на Пылемце[13]. Хозяин всё ходил в баню один. Работник и спрашивает:
— Ты пошто ино один ходишь? Возьми меня.
— А ты не забоишся-ле? Ко мне из под полка человек 1 выходит. Ты с ума сойдёшь.
— Нет, я не боюсь, не сойду с ума.
— Ну пойдём.
Роботник пошел, стали мытця, а из-под полка страшной старик и вылез. Роботник им веники роспарил, оба они и мылись, а потом старик скатился под полок.
30
Зырянская вера.
В зырянской деревушке Пушкиной был дом, и стоял он на берегу Печоры. Весной лед на Печоре тронулся, вода прибыла, берег Печоры весь затопило водой, дом оказался кругом в воде, до того, что на дом нанесло и стало напирать льдину. «Когда льдина, — рассказывал мне Петр Родионович, — стала упирать в избу, зырянин змолился Миколе:
— Светитель Микола! Милуй дак милуй, а то я тебя колю!
Льдина-то у него стену и выударила».
6. Ксения Поздеева
Старушка шестидесяти с лишком лет, жена предыдущего сказочника, П. Р. Поздеева. Пела она мне песни, спела два стиха, про Алексея — человека Божия и Егория и Александру и рассказала две сказки и прибакулку. Сказки и ее, и ее мужа могут служить образчиком таких сказок, в которых нет обрядности; сказочники такого рода запоминают содержание сказки, но, отнюдь не помня подлинных старинных выражений и фраз, передают сказки своими словами, так, как Бог на душу положит. Теряя свой первоначальный старинный склад, сказки такого рода сказочников зато служат образцом современной местной речи, со всеми ее особенностями и иногда своеобразным стилем.