Северный гамбит
Шрифт:
И странно, что сигнатура не похожа ни на «семерку», ни на «девятку». Наших лодок здесь точно нет, может быть, опять англичанин? Шел под РДП курсом от немецких баз — а были ли шнорхели на британских лодках в сорок третьем? Предпочитаю не ломать над этим голову: если союзник, значит, оказался не в том месте и не в то время, надо было нас предупреждать!
Вторую «дичь» засекли на следующий день, миль за шестьдесят к северо-востоку — после первой добычи спустились еще на юг, затем свернули к востоку и снова поднялись к северу, прочесывая район — пользуюсь сухопутными названиями сторон света, привычными всем, не только морякам. Такой же сигнал, опознанный компьютером по только что введенной сигнатуре — и вдруг, когда мы сблизились
— Неужели «двадцать первая»? — говорит Саныч. — Они же только со следующего года должны… Командир, а ведь сходится! У нас фрицы за три месяца проект завершили, шесть — семь постройка, но начали в сентябре сорок третьего — а здесь сразу подсуетились, как только стали СС-ваффенмарине. Самые первые лодки серии, по времени, могли уже быть в строю!
Могли-то могли, так ведь они и в нашей истории вышли «сырыми»! Память услужливо разворачивает информацию про возможного противника. Сильные стороны — подводная скорость свыше шестнадцати узлов, до проектных восемнадцати все ж не дотянули. Под особыми малошумными электромоторами «подкрадывания» — шесть узлов, причем в этом режиме практически не засекалась акустикой этих времен. Глубина погружения — двести восемьдесят по проекту и на двести двадцать спокойно ныряли в процессе службы. А вот слабые места, что были категорически не доведены — времени у фрицев уже не хватало: были серьезные недостатки в комплексе «дизеля-моторы-аккумуляторы», шнорхель откровенно неудачен, ход под ним достигался без риска повреждений всего шесть узлов вместо требуемых двенадцати. Потому в нашей истории, хотя самая первая из новых лодок подняла флаг в июле сорок четвертого, а всего было принято флотом почти полторы сотни, в боевой поход успела выйти лишь одна, в самом конце войны — очень долго доводили, обучали команды. Ну, и Маринеско сумел на «Густлофе» почти сотню подготовленных экипажей утопить… Но так как сейчас немецким флотом командуют не моряки, а партийные товарищи, могли они приказать: «Кровь из носу, но марш в море, в процессе освоите и доучитесь»?
А если такое ускорение произошло под влиянием «Морского змея», перетопившего весь немецкий флот на севере, то значит, это не просто подлодки, а охотники за этим самым Змеем. То есть за нами? Ну-ну!
В отличие от «семерок», гидролокатор на «двадцать первых» точно есть, и неплохой, по меркам сороковых годов. Но вот есть ли противолодочные торпеды? Что фрицам удалось довести активную ГСН, верится слабо, а вот пассивная, двухплоскостной «Цаункениг», мог у них быть? Вряд ли, считая, что и самой T-V у них пока еще нет, лишь предок ее T-IV «Фальке», уж тут наша разведка ручалась, анализируя действия U-ботов в Атлантике. К тому же есть и собственный опыт, когда здесь, с нашей подачи, пытались скопировать «Цаункениг» — и что интересно, акустические ЭТ-80СН противокорабельные работают нормально, а вот они же в версии двухплоскостных противолодочных наводиться на цель упорно не хотят.
Это при том, что наши ученые совершили буквально чудо! Самонаводящиеся торпеды в сорок третьем, притом что в нашей истории они поступили на флот десятилетием позже! Причем не только копии немецких, но и совершенно новая для этих времен схема — с наведением на кильватерный след! И вот теперь — противолодочные с управлением по проводам. Впрочем, у них была и более совершенная элементная база — новые радиолампы, реле и еще многое, скопированное с устройств нашего «Воронежа», да и сам блочно-модульный метод монтажа с быстростыкующимися разъемами был революционным для сороковых годов. Также руководство СССР знало о «субъективном факторе», очень сильно затормозившем наши работы по минно-торпедному оружию в пятидесятых-шестидесятых годах нашей истории, организационной неразберихе и ведомственных спорах — и очевидно, сделало практические «оргвыводы».
Так что считаем, с вероятностью процентов девяносто, что противолодочных торпед у фрицев нет, и они рассчитывали атаковать нас, как обычную «ныряющую» лодку, подкараулив на поверхности и скрытно подойдя. Но всё ж десять процентов остаются. Так что Бурому быть готовым использовать имитатор, подготовить к отстрелу патроны газовой завесы; акустикам глушить в активном сигнал их локатора. Все ж для нас подводный бой — это одна из типовых задач, с наработанными приемами и готовыми средствами, а вот для немцев еще внове. Так где же наш охотник?
Доклад акустиков: «Контакт есть». Может, для аппаратуры этой войны «двадцать первые» и были невидимками, но не для ГАС двадцать первого века! Хотя да, радиус обнаружения, когда фриц в малошумном режиме, сократился в разы. Тогда уже скоро можно стрелять.
— ГАК в активном, определить дистанцию!
— Цель пошла на погружение!
— ГАК, дать непрерывное целеуказание! Торпеды, залп!
Фриц попался неправильный, при первой же тревоге нырнул, поможет ли? Операторы наведения работают, каждый над своей торпедой, следя за работой автоматики, а при необходимости вводя команды вручную, но наш комп вроде не «Буся» местного розлива, ошибок давать не должен. Взрывы, четыре подряд. Неужели попали все? Нет, шум винтов цели не прекратился. Глубина цели 220… 250! Бурый, что случилось?
— Похоже, торпеды взорвались по достижении предельной глубины двести. Такое ограничение было, ну не работает эта техника глубже! Но по планшету, одна, первая, должна была зацепить. Может, выше рванула? Тогда основная сила вверх пошла.
Это-то я и сам понимаю. Как нам эту сволочь достать? Не потерять бы… а впрочем, нам-то зачем скрываться?
— ГАК в активном, отслеживать цель! Всплываем на перископную, поднимаем антенну, вызываем эсминцы.
Получаем отзыв — будут здесь через сорок минут.
Пока ходим галсами около немца, периодически облучая его локатором, не ушел ли. И конечно, пишем его сигнал — во всех ракурсах и на различной дистанции. Поскольку теперь это самый опасный для нас противник на море. А фриц отползает шестиузловым по курсу сто двадцать, к норвежскому берегу. Наконец «Куйбышев» с «Урицким» подошли. Обмениваемся опознавательными по звукоподводной, начинаем работу.
— Цель: пеленг 92, дистанция 18, глубина 250, скорость шесть. Вы: пеленг 160, дистанция 20.
Представляю, как на «Куйбышеве» штурман, принимая цифры, тут же откладывает на планшете: точка отсчета («Воронеж»), по транспортиру пеленг на цель, засечка на линейке дистанции, вот получено место цели, а теперь второй пеленг, дистанция — вот и готова картина взаимного расположения эсминца и цели. Засечка времени, поворот на боевой курс, прокладка по планшету, расчет места цели с учетом ее курса, скорости, пройденного времени, включая учет времени погружения бомб на указанную глубину, сброс чуть до и чуть после рассчитанной точки, чтобы было накрытие по площади. Тактика, придуманная нами еще прошлой осенью, по которой мы вместе с этими самыми эсминцами потопили уже шесть немецких лодок. Наше место за точку отсчета принято намеренно: так нам ни при какой ошибке от своих не прилетит.
— Цель увеличивает скорость! Десять узлов… двенадцать… шестнадцать!
Черт! Помню про их акустику — услышал «плюхи» глубинок. А дальше арифметика, считая, что «бочонки» на наших эсминцах — это не реактивные РГБ более поздних времен. Скорость погружения где-то два метра в секунду, на двести пятьдесят, соответственно, две минуты с хвостом. А шестнадцать узлов — это восемь метров в секунду. Итого, пока бомба утонет до нужной глубины, лодка уйдет почти на километр вперед! Мы хорошо били «семерки», ползущие на трех — четырех узлах и глубине сорок-пятьдесят. С «двадцать первыми» схема не работает!