Северный гамбит
Шрифт:
— Залп четырьмя, наведение на кильватер, по целям один и два!
Немцы задергались, когда торпеды прошли половину дистанции. Номер три начал поворот влево — правильно, приводя противника за корму. И увеличили скорость — поздно, уже не уклонятся! Время вышло… взрыв, еще, еще. Три из четырех. Акустик докладывает, шум винтов цели номер один прекратился. Этот фриц что, на свой кильватер не только «свои» торпеды поймал, но и одну «чужую»? А куда еще одна делась? Немцы снова поворачивают, теперь идут почти на нас, слышна работа гидролокаторов. Решили, что атакованы нашей подлодкой, теперь пытаются сквитаться.
— Бурый, готовь ЭТ-80СН! Стреляем с двадцати кабельтовых, пеленг 260, скорость
— Шум винтов цели номер два прекратился.
Остался «нарвик», самый опасный, и кто-то из старых. Черт, где субмарина? Не подкрадывается ли к «новикам», сообразив, что нам не до нее? Есть контакт — да, этот фриц точно не берсерк, удирает самым полным по прежнему курсу, не жалея аккумуляторов, лишь бы оказаться подальше. Гора с плеч — живи пока, после тобой займемся, когда этих потопим!
Вот блин! На поверхности слышна артиллерийская стрельба. Значит, все-таки заметили «новиков», сцепились. Вот только что с нами делать будете? Быстро выходим на позицию, затем сбрасываем скорость и всплываем на глубину пятьдесят — да, хорошо иметь подводный ход как у эсминца, никакого геморроя, характерного для подводников этой войны: «цель вышла из сектора стрельбы», дистанция и курсовой угол неподходящие. «Нарвик» перед нами как мишень, десять кабельтовых — промахнуться трудно.
— Залп, две на кильватер, две акустические!
Судя по звуку, там артпогреб рванул! Ну, теперь последний…
А он удирает! Сообразил, что ли, кто против него? Курсом на юг, от нас, и как будто за ним морской черт гонится, скорость узлов под сорок! «Шестьдесят пятой» достать можно — но жалко. Живи пока, ради какой-нибудь «Монтаны» или «Мидуэя». Сейчас узнаем, что наверху — и займемся субмариной.
Черт, черт! «Куйбышев» получил снаряд в машину, едва ползет, не может развить больше десяти узлов! Значит, надо срочно уходить, пока ночь — теперь фрицевская авиация для подранка смертельно опасна, маневрировать и уворачиваться он не может. Радировали базе. Отвечают, что навстречу выходят «Гремящий» и «Сокрушительный». Но и нам не отойти, а вдруг тут рядом еще одна немецкая подлодка? И хочется, и колется — если немцы кого-то из наших потопят, как там «Деятельного» в сорок пятом… Но нет у них вроде еще надежных акустических торпед, трудно им ночью и вслепую стрелять. Два часа мы «новиков» сопровождали, не только в непосредственном охранении, но и пробежавшись вокруг на глубине самым полным. Убедились, что под дизелями немцев вокруг точно на пятьдесят миль нет. Зато услышали идущих нам навстречу «Гремящего» с «Сокрушительным» — восемьдесят миль на планшете. А с рассветом присоединятся еще и катера-«мошки», а уж самолеты само собой.
Снова радио в штаб. Получили сообщение: «„Куйбышев“ доведем и сами, вы фрица найдите и добейте, этого кроме вас никто не сделает». Шанс еще есть — время прикинули, пока бой шел, немец мог удирать на шестнадцати узлах, но так у него и батареи не хватит точно (если только лодки «тип XXI» этой реальности не сильно отличаются от известных нам), и сообразить должен, что как только стихло, мы можем и про него вспомнить, ему-то откуда знать про повреждение «Куйбышева». А значит, он тоже должен был перейти на малошумные четыре, максимум шесть, и ползти прежним курсом. А у берега глубины на подъем идут, хотя вход в фиорд глубоководный, но там не двухсот, а полутораста не будет, там мы его и достанем! По времени, вот в этой точке он и должен быть.
— Саныч, туда и выводи!
Куда же он делся, гад? Ну никак не мог он до базы успеть, если только не совсем внаглую — всплыл и под дизелями — нет, мы бы точно услышали тогда, даже издали. В океане ему делать абсолютно нечего, а у берега он как сквозь дно провалился — мы прочесывали район до следующего полудня. Дошли до края материковой отмели, где глубины резко уменьшались — туда естественно, не полезли. Конечно, выйти на две мили от фрица было бы сложновато — но если бы он всплыл и шел под дизелем или РДП, мы заметили бы точно. И что, он до сих пор на глубине экономичным ходом ползет? А может, раздавило его, все ж несколько раз должно было достать, а на такой глубине малая трещина в корпусе — и конец!
А над нами какое-то нехорошее шевеление. Больше десятка раз слышали немецкие катера, бегают как оглашенные или, что опаснее, идут не торопясь и, похоже, тоже слушают море. И наверняка авиация в небе крутится. Где этот чертов фриц — если он на дне лежит, искать его можно, пока рак на горе свиснет. Или до конца войны, точно — у нас в шестьдесят втором так С-80 пропала в Баренцевом море, искала вся аварийно-спасательная служба СФ, а нашли случайно, через семь лет — лодка лежала на грунте на двухстах метрах с открытой шахтой РДП. Нет еще фрица в своей базе, ну никак бы он туда не успел! Может, и впрямь — сдох от повреждений, а мы ищем?
И непонятки ну очень мне не нравятся. Как мы работаем ГАК в активном, причем наверху точно никого нет — так где-то через час появляются катера и начинают прочесывать район «гребенкой», развернувшись строем фронта. Причем это только у берега, ну, в пределах двадцати миль, в открытом море не было такого. У немцев тут развернут аналог штатовской СОСУС, стационарной акустической системы? Нам-то, положим, это мало опасно, а вот «катюшам», «эскам» и «щукам» может достаться. И ведь наверняка в небе эти с магнитометрами, крутятся, так что выше ста метров нам лучше не всплывать. Разворошили осиное гнездо, эсминец бы вылез, что ли, потопили бы его — и то результат, не по катерам же стрелять торпедами.
— Михаил Петрович, может, хватит? — спрашивает Кириллов. До того он, находясь в ЦП, в процесс никак не вмешивался, хотя всё видел и запоминал. — По-моему, игра уже свеч не стоит. Или они уже домой доползли, а мы не заметили, или на дне лежат, так воздуха им может хватить и на неделю, долго ждать будем. Сведения ценные у нас есть, а дома ждут.
В общем, разминувшись с очередным немецким дозором — одна мелочь, ну хоть бы кто-то внушительный! — плюнули и пошли домой. Итог похода: три немецких эсминца («Урицкий» поднял из воды больше сотни пленных), одна подлодка. Затраты: двадцать четыре ценные торпеды, практически штучного изготовления. Бурый хватается за голову, представляя, сколько придется писать отчетов. И результат не впечатлял.
Забегая вперед, скажу, что результатом этого морского сражения у Нарвика стало грозное постановление ГКО «о недостатках в разработке противолодочного вооружения для ВМФ СССР». Ввиду того, что у противника появились подводные лодки с глубиной погружения триста метров и скоростью шестнадцать узлов, и отечественные глубинные бомбы ББ-1 и БМ-1 совершенно не обеспечивают их поражение… в общем, косяк это был сильнейший, ведь описание РБУ-6000 или более ранних РБУ-2500 мы передали еще в октябре, но вот сосредоточились на торпедах, а глубинкам внимания не уделили. Впрочем, и противолодочная борьба на Севере, не говоря уже про Балтику и Черное море, утратила актуальность, не в последнюю очередь благодаря нам. Причем по настоянию свыше. С самого начала разрабатывались как более простая схема, похожая на сухопутные «грады» (РБУ-2500), так и барабанная, с механическим заряжанием (аналог РБУ-6000), здесь принятая на вооружение нашего флота в сорок шестом.