Северный Удел
Шрифт:
Нет, качнул головой я.
Я всех в зале видел кровью. «Пустая» была только у Лобацкого. Может, кто-то управлял с улицы, через прорезь между шторами?
Ерунда полная.
Откуда же такая кровь? Чья она? Может, это какая-то зараза? И одни ли высокие фамилии находятся в опасности?
Я похолодел.
Поднять статистику по убийствам в империи за полгода? Хотя бы в центральной части, образуемой треугольником Ганаван — Брокбард — Леверн…
А что искать? Необъяснимые убийства, когда близкий человек жертвы… Нет,
Ох, надо, надо в морг.
Там все ответы. Или, по крайней мере, хоть какие-то.
С другой стороны… Я заключил пять палочек, обозначающих убийц, в круг. С другой стороны, если убийцыимеют общего заказчика или руководителя…
Вот был же простой казначей Лобацкий, ходил на службу, может быть, посещал театры, в ресторан ходил обедать. Когда он превратился в одержимого? С чего?
Неизвестно, что сделало его таким, но обязательно…
Я вновь накинул на себя мундир. То ли ночной холод просочился от окна, то ли чересчур много сил потратил на Майтуса. Познабливало.
Тот же Синицкий, подумал я.
Он же все время был на виду. Все же лейб-гвардейский полк. Большее время офицеры на плацу, в охране или при казармах. Чтобы никто не учуял изменений, это надо постараться. Тем более, фамилии там не низкой крови, кто-нибудь обязательно бы обратил внимание.
Можно, конечно, ходить «закрытым», казначея я вот тоже не сразу увидел, какой он, но сама закрытость уже подозрительна. Да и долго ее держать…
Я поморщился. Много допущений. Мало фактов.
Но, конечно, как раз то, что о «пустой» крови даже слухов нет, говорит о редкости ее проявления. Со статистикой по убийствам я погорячился…
Скорее всего, кровь необходима только для устранения великих фамилий, более того, лишь определенных ее обладателей.
А не состояли ли таким образом Штольц, Иващин и Поляков в заговоре? Против кого? Против государя-императора, конечно. Больше-то…
Я нарисовал зубчатую корону.
А их убийства — это что, контрзаговор? Игра на опережение? Тогда мне ничего найти просто не дадут. И отец, получается, тоже замешан…
Зачем же его сына назначать на следствие?
Да нет, я повел плечами, какой бред!
Я смотрел в глаза государя. Не было в них страха заговора или разоблачения. Другой был страх. Страх неизвестности.
Что-то я упустил…
Грубо: копать нужно с двух сторон. Со стороны великих фамилий — связи и причины, были ли угрозы, были ли странности в поведении перед смертью, в конце концов, что общее было и есть между убитыми. И, кстати, еще не убитыми. И мной.
Это вопрос. Это надо обдумать.
А со стороны убийц — как можно четче выявить дату превращения, от даты плясать по контактам, по близким, по знакомым, кто заходил и когда. Потому что не верится мне что-то в спонтанный характер убийств,
Кто-то, возможно, проворачивал с убийцами что-то вроде обряда посвящения в кровники. А там уже…
Интересная все же кровь. Низкая — серая. Животная — слабо-коричневая. А здесь… По медицинским учреждениям расспросить бы, не встречал ли кто чего-то подобного. Это, впрочем, для Сагадеева, если он сам уже не сообразил.
Я посмотрел на лист — исчеркано, зарисовано, улитки ползут — и смял его. Поднес к свече.
Бумага занялась неохотно, огонь облизал уголок, потом закрепился на нем и пополз к пальцам.
В пепельницу!
В просвет между шторами поплескивал слабенький, предутренний свет. В кресле завозился Майтус, подобрал ноги, демострируя мне грязные голые пятки.
А если, наоборот, заговорщики убирают тех, кто может их раскрыть? Или тех, кто что-то знает? Может, в моем случае, целью Лобацкого был вовсе не я, а дядя?
Дядя, в силу своей деятельной натуры, вполне мог знать всех убитых, Меровио и Полякова-Имре он знал точно, поскольку, помню, брался их мирить.
Хорошо, это тоже отметим на будущее.
Я потянулся, миска из-под руки со звоном брякнулась на пол. Мелкая желтая картофелина откатилась под бюро.
Вздрогнул, всхрапнул Майтус.
— Господин, — он завозился в кресле, пытаясь встать.
— Лежи-лежи, — успокоил я его. — Все в порядке.
Кровник нашел меня глазами. Лицо его сделалось обеспокоенным.
— Мне нельзя вас оставлять. Я уже один раз оставил…
— Вот я, живой, рядом, — сказал я.
Он обмяк. Двинул усами.
— Вы узнали, что хотели, господин?
Я кивнул.
— Узнал, Майтус, узнал.
— А то я такой… — он тяжело повел головой. — Мне бы встать…
— Ты еще полежи чуть-чуть. Минут пять-десять. Сам почувствуешь, что можно.
— Хорошо, — сказал Майтус, вздохнув.
Я распахнул шторы.
Над домом напротив потихоньку вставал призрак зари. Газовый фонарь погас.
В пепельнице кучкой застыл пепел.
Глава 5
Через полчаса Майтус оклемался совсем и я услал его за горячей водой на ресторанную кухню. Вернулся он с парящим кувшином и с тазом под мышкой.
Я скинул сорочку и под возгласы и приговоры льющего воду кровника вымылся над тазом до пояса. Растерся. Расчесал волосы.
Нумер напрочь пропах земляничным мылом.
Вместе мы спустились в ресторан, я заказал завтрак, мельком отметив, что в зале ничего не выдает позавчерашнего происшествия.
Те же скатерти, те же лампы с колпаками.
Только разбитую моим первым — навылет — выстрелом литографию заменили. Была охота на кабана, стала горская крепость на перевале.
На кухне уже дым стоял коромыслом.