Северный ветер
Шрифт:
– Птичка выспалась? – сладко позевывая, Коган заглянул в клетку.
Убедившись, что эльф дышит, он закрыл заслонку. Кормить Хана не стали. Наконец, внизу раздался знакомый скрежет, погрузивший клетку в темноту, и повозка с пленником тронулась.
«Сколько дней ехать до Аверны?» – прикидывал Ханлейт, – «все зависит от того, какой дорогой меня вывезли из Эрендола. Если мы едем к Ракхайну, то вниз по течению реки путь короче, дней семь-восемь, а если по главному Авернскому тракту, то и все три недели. По полям и проселкам я бы добрался верхом быстрее, но повозке по целине не проехать. Неужели – все же главная дорога?»
Ответ на свой вопрос он получил в конце
– Сир Коган, поворачиваем к пристани?
– Нет. Мэтр предупреждал, что Ракхайн нынче опасен. Лично я свою душу от скверны поберегу. По главному тракту двинем, будь он неладен!
Повозка, замешкавшись было, двинулась дальше. Хан лег на пол, раскинув руки в стороны – можно и так, если клетку будет бросать из стороны в сторону, то он успеет вовремя упереться в стены и не разбить лицо.
«Я сам во всем виноват», – думал Хан, – «я берег свою вымышленную „честь“, как скряга бережет деньги, пряча их под матрасом и боясь потратить. Я перестал быть Хранителем, но кем я стал? Разбойником. Это ли достойная замена службе ордену? Будь я хоть трижды несогласен с политикой Императора и гадкой ролью наемных убийц, которую взяли на себя Хранители, я сделал хоть что-либо, чтобы изменить порядок вещей? Ничего, хотя у меня был шанс! Почему я не убежал с Моргватом в ту ночь, когда мы подменили сферу?! Мне потребовалось восемь лет, чтобы оценить поступок архонта. Отдать свой меч! Вот где настоящая преданность стране и своему предназначению! А за что боролся Гервант? За возможность набить себе брюхо. Мы оба, и я, и нелюдь, считали себя жертвами, а саму жизнь – несправедливой мачехой, и забирали все, что могли утащить, считая, что имеем на это право. Мы были ничем не лучше легионеров или карателей, – также грабили и убивали тех, кто слабее. И вся братия Герванта понесла заслуженное наказание – кто-то раньше, кто-то позже, а теперь – моя очередь, я – последний. И моя кара будет самой жестокой, потому, что я хуже их всех, вместе взятых: я понимал, что творил, но был настойчив в своей ненависти к миру и в злости на себя самого».
Те силы, что с рожденья мертво спали
В оковах верности святой архонтской стали,
Услышав зов запретный, пробудятся.
Им будет ведом страх и похоть, пожаров дым и вонь гниющей плоти
Бездушных тел, что скверне подчинились.
Накроет мир пороков покрывало,
Огонь мечей померкнет, словно не бывал он.
Строки пророчества святого Ариеса… «Один меч архонта погас благодаря моей глупости, а его хозяин затерялся на просторах Эймара. Пока Моргват жив, но что он может без своего оружия? Благодаря таким, как я или Гервант, сбываются самые страшные предсказания: мы способны на многое, но тратим силы понапрасну и гибнем также бездарно, как жили».
– Почему молчишь, эльф? – громко спросил Коган, прерывая раздумья Ханлейта, – уговор помнишь? Я хочу песню. На харматанском. Ну?
В стенку забарабанили.
– Уснул что ли? Впереди деревня, надо бы нам крысу.
«Зачем ему крыса? Это в тюрьме подсаживают предателя в камеры…» Клетка была в пути уже долго, и Хану стало тяжело дышать. Во тьме перед его открытыми глазами плясали блестящие точки, а в голове стоял неясный гул. Вода закончилась. Ханлейт был бы рад любой остановке, лишь бы тряска прекратилась. Наконец, его скромное желание сбылось: процессия сделала остановку. Пленник в изнеможении распростерся на полу, чувствуя, как ноет тело, избитое дорогой.
Растворилось верхнее окошко, но не успел Ханлейт зажмуриться от света, как внутрь клетки что-то бросили и снова закрыли заслонку. Хан услышал скрежет
– Правь на те колдобины! – распорядился Коган.
Хан сел и поджал ноги. Клетку тряхнуло, и по его ступне пробежали маленькие лапки. Ханлейта передернуло от отвращения, но это было только начало. В темноте подпрыгивающего ящика он потерял представление, где верх и где низ, Хана подбрасывало и перекатывало, как погремушку: он бился то о заднюю стенку, то о переднюю, не успевая закрывать руками голову. Пару раз под боком пискнуло, острые зубы прихватили куртку, царапнули кожу. Ханлейт схватил крысу почти случайно и размозжил ее об пол, не пожалев свой кулак.
– Эй, как там – весело? – злорадствовал Коган, стуча по клетке снаружи, – правь колесом по обочине!
Повозка накренилась. Ханлейт и вторая крыса встречались несколько раз, но она оказалась удачливее. Падая сверху, пробегая по телу и кусаясь, крыса исчезала снова, и пленник никак не мог ее поймать. Хан взмок от пота и задыхался, он хотел вдохнуть поглубже, но не мог – внутри «клетки для певчих птичек» остались только запах дыма, серый призрак и хриплые всхлипы, похожие на рыдания. Ханлейт не сразу понял, что таким стало его дыхание.
«Моран. Свет! Почему я так медленно соображаю?» Амулет, зажатый в руке у самого лица, светил ярко, но на полу валялась только дохлая крыса, а живая исчезла. Хан нашел ее через некоторое время: она сидела на стене под потолком, вцепившись в дерево когтистыми лапами, похожими на костлявые пальцы, и зло смотрела блестящими бисеринками черных глаз. Схватив крысу, Хан со всей силы крутанул ее в ладонях, выворачивая голову. Теплый комок в его руках обмяк, как тряпка. Ханлейт отбросил грызуна и потерял сознание. Аммонит погас.
Хан пришел в себя не скоро. Клетка не двигалась, наверное, остановилась на ночь. Голоса снаружи доносились глухо.
– Я все расскажу мэтру, когда приедем! – возмущенно говорила Фиона.
– Сам расскажу. Мэтр будет в восторге!
– Прошло больше двенадцати часов! Он умер!
– Без моего приказа не сдохнет. Отоприте.
Загремели обе заслонки. Коган залез на раму и подсвечивал себе факелом. Ханлейт нащупал амулет и зажал в руке.
– Жив. Эрендольский убийца… крыс. Завтра будешь петь?
Хан молчал, за него ответила Фиона:
– Он не будет! Он смелый и сильный!
– Это ненадолго, рыжая.
– Ты должен привести эльфа живым, иначе мэтр…
– Его – да. Тебя – нет. Поняла?
– Я не боюсь!
Коган спрыгнул на землю.
– Опять забыла правила этикета? Я – твой господин, мерзавка!
– Не ты! Я слушаюсь только мэтра!
– Вот, опять. Твой господин – тот, у кого эта штука. Ты видишь здесь своего «мэтра»?
«Какая штука? А, у него „ключ“ от прежнего владельца одержимой. Какой-то предмет». Ханлейт подполз к отверстию в полу и столкнул убитых крыс вниз. Он ничего не решал и, вступившись за Фиону, мог только навредить ей.
– Так как меня зовут, ведьма?
– Сир Коган.
– Кто я?
– Мой хозяин.
Что-то хлопнуло, совсем как пощечина. А потом – еще и еще.
– Сир, вы бы с ней осторожнее. Вы же знаете, кем была девка…
Пленнику остались только голоса. Некто, не имеющий лица, предостерегал всемогущего Когана.
– Об этом никто не помнит, включая мэтра Эверона. Просто тварь. Верхнее окно закрыть.
А теперь было имя ария, но оно ни о чем Ханлейту не говорило.