Северо-восток
Шрифт:
– Не надо ничего просить. Мы расплатимся с маркитантами сами, – заговорил Гриша.
– Чем? – спросил Яшка.
– Да есть одна мыслишка, – загадочно пообещал «лысый как коленка амбал».
– Тогда хватит болтать. Идем в гараж, – решительно предложил я. У меня в груди внезапно гулко застучало сердце – словно включился метроном, отсчитывая оставшееся у Алёны время…
Пока Яша и Гриша готовили машину к марш-броску, я принялся разглядывать предоставленное нам транспортное средство.
Ниитьмовцы называли такие
Кабины в привычном понимании у мотовездехода не имелось вовсе. Ее заменяли несколько стальных дуг, которые крепились к металлическому днищу. Поверх дуг, на вращающейся платформе, поместили огнемет. Емкость с горючей смесью стояла прямо под ним.
Для управления машиной применялся знакомый мне из школьной программы руль, а так же педали газа и тормоза.
Внутри открытой всем ветрам кабины размещались четыре сиденья – для водителя и трех пассажиров. Один должен был сидеть рядом с водителем, а два позади него.
В случае нужды один из пассажиров выступал в роли огнеметчика – для этого между креслами имелась площадка. Если там встать, то стрелять будет очень удобно. А чтобы не упасть во время движения, можно держаться за те самые дуги.
Кроме огнемета, другого вооружения вездеход не имел. Как и брони. Он был открыт со всех сторон, кроме носа.
Из школьной программы я помнил, что передняя часть машины называется то ли бампер, то ли капот. Что из них что, я подзабыл. Да оно и неважно. Главное, что бампер-капот у стоящего передо мной вездехода отдаленно напоминал хищный нос КШМ, только в уменьшенном, упрощенном варианте.
Сзади, за так называемой кабиной, торчала труба с заслонкой. Я даже сразу не понял, что это такое. Печка, что ли? От нее под днище уходили какие-то трубки.
По бокам вездехода крутились четыре толстых здоровых колеса высотой едва ли не в половину всей машины.
«Похоже, от КАМАЗа резина, – рассеянно пробормотал Лёнька. – А в целом что-то мне это напоминает… Вспомнил! До Войны были похожие вездеходики. Использовались для охоты и рыбалки. Вроде назывались квадроциклами или как-то так».
Я не знал, ни что такое КАМАЗ, ни что такое квадроцикл, но спрашивать не стал.
Вездеход вызвал у меня разочарование. Я, конечно, видел в своей жизни не так чтобы очень много машин, но все равно представлял себе наше транспортное средство несколько иначе. Вот КШМ, на которой мы прорывались с Рижского, – это да, машина. И танк, пригнанный Данилой, тоже. Сразу видно – солидно, убойно, надежно. А мотовездеходы ниитьмовцев скорее напоминали четырехместных механических фенакодусов на огромных колесах.
– Ты правильно сказал, Богдан, – хмыкнул Яшка, когда я откровенно высказал ему свои впечатления. – Это и есть механические фенакодусы – быстрые и проходимые. Им по зубам практически любой рельеф местности. А размеры специально такие, чтобы можно было протиснуться в любую щель между развалинами.
– А как вы грузы перевозите? У вас ведь ни туров, ни фенакодусов нету?
– Нет. Зато у вездеходов есть багажники, – он постучал рукой по бамперу-капоту. – Они внутри полые. Правда, много туда не влезет, да и грузоподъемность всего ничего – лысый ежик наплакал. Но для больших объемов у нас есть один паровой грузовик. Вот он много потянет.
Пока мы разговаривали, Яша сосредоточенно загружал в печку вездехода порубленные на чурбаки поленья.
– Это зачем? – уточнил я.
– Топливо, – пояснил Яшка.
Он принялся рассказывать мне принцип действия двигателя, но я запомнил только слово: «газген». Слово мне понравилось, прозвучало сочно и солидно, хотя, что оно означает, я так и не понял.
«Ох, Данька, Данька, – вздохнул Лёнька. – Ваши учителя в школе только зря потратили на тебя время. Ты ж, кроме отрывочных сведений по истории и зоологии, не знаешь ни черта. Мало тебя пороли, мало».
«Ну так возьми да научи, – вкрадчиво предложил я. Если он займется моим обучением, то, возможно, позабудет про нашу с ним сделку и раздумает умирать. – Вот приедем в Кремль, и займись. Пороть я себя, правда, хрен позволю, но учиться обещаю всерьез».
Лёнька, естественно, тут же разгадал истинную подоплеку моей тяги к знаниям. Несколько мгновений он молчал, а потом признался:
«Боюсь, не выйдет ничего. Не смогу я с людьми жить. Даже ты меня порой настолько раздражаешь, что… так и хочется тебе по башке надавать. А ведь ты, пожалуй, не самый плохой представитель хомо сапиенс. Нет, Богдан. Не уживусь я в Кремле. И кио меня такого не примут. Не нужен я им… М-да… А мыкаться одному в теле крошки-осьминожки… Такая жизнь не для меня».
«Ладно… Решать тебе…»
Воцарилась неловкая пауза. Ее очень вовремя нарушил Слав. Он прибежал в гараж запыхавшимся:
– Уф! Успел!.. Я как услышал от Гришки, что вы уезжаете, сразу сюда… Что ж вы не попрощавшись?
– Времени в обрез, – признался я. – Как там Лис?
– А что ему сделается? – фыркнул Слав. – Лежит себе на коечке и медсестер клеит. Привет вам передавал.
– Ему тоже. Пусть поправляется.
– Все готово, можно ехать, – объявил Яшка.
– Ну, удачи вам, ребята, – искренне пожелал Слав.
Мы с ним обнялись, а затем Алёна чмокнула его в щечку на прощание. Выглядела она как обычно, разве что немного уставшей. Даже не верилось, что у нее внутри засели враждебные наноботы, которые в это самое время убивают ее – незаметно, исподтишка…
– Погодите, – в гараж торопливо вошел директор. – Богдан, плохие новости. Только что пришло сообщение из Лосинки.
– Кощей? – догадался я.
– Да, – кивнул директор. – Они получили наше послание о том, что Ниитьма отказывается выдать Яшу, Алёну и вас, Богдан. Взамен мы предложили им очень щедрую плату за пролитую возле Музея кровь. Лидер Лосей согласился на сделку, но Кощей просто взбесился. Покинул Лосинку и сгинул в неизвестном направлении. Лидер маркитантов поспешил сообщить нам, что теперь, мол, Кощей – одиночка. За его действия Лоси ответственность больше не несут.