Северские земли
Шрифт:
Однако сейчас Сергей, поздоровавшись, почему-то даже не кивнул Лушке, а сразу направился к хозяину дома. Подошёл, и сказал – как в воду прыгнул:
– Нам бы это, отец Алексий… Нам бы Тита отпеть. Привезли мы яво, завтра хоронить надо, третий день будет.
И из-за плеча услышал страшный, какой-то нутряной крик Лушки.
***
На похоронах Лушка выла и билась так, что сельские бабы боялись – умом тронется.
Но когда большое тело Тита упокоилось на сельском кладбище, а односельчане пошли на наспех собранные поминки, из неё как
И лишь когда народ, опасливо поглядывая на вдову, начал расходиться, и в избе остались только батюшка, Ждан да Сергей, она вдруг сказала:
– Как его, Серёжа?
Ловчий крякнул, сгрёб в кулак бороду, потом молча отошёл к своим вещам, порылся и, вернувшись, положил что-то на стол.
Это была сломанная рогатина.
Широкий листовидный наконечник копья – бритвенноостро заточенный, как однажды убедился на своей шкуре Ждан. Между наконечником и обломком древка на толстом кожаном шнурке висел кусок рога с ладонь длиной – ступор, не позволяющий зверю нанизаться на копьё и в этой самоубийственной атаке дотянуться до охотника.
Ждан уже давно знал, что широко распространённое в его бывшем мире изображение рогатины в виде раздвоенных вил – выдумки неграмотных иллюстраторов. На крупного зверя пользовали длинное тяжёлое копьё с широким острым наконечником, позволяющим наносить страшные раны, пускать зверю кровь, разрубая артерии, и удерживать его при этом на расстоянии.
У Тита, как у профессионала, рогатин было даже две - «берложья» и для «охоты вдогонку». Первая была длиннее, массивнее и тяжелей. Но сейчас перед ними лежала сломанная «догонная» рогатина.
Сергей начал говорить – глухо, короткими, ломанными фразами:
– Охота вдогонку была. Князь сказал – пока не лёг мишка, добыть хочу. Жирный чтобы. И шкура не потёртая. Собаки огромного медведя выгнали. Я таких не видел. Тит тоже. Пудов пятнадцать был, не меньше. Псов всех спустили, мы за ними бежим. Понятное дело – медведя бить надо, как собаки его остановят. Мы с Титом как всегда. Вперёд не лезем. Понятное дело – не наша забава, барская. Наше дело – помочь да беречь. Опять же – гостей много, за потехой люди ехали.
Ловчий поёрзал на лавке, ему было явно неудобно, он чувствовал за собой вину:
– Но смотрим – псы зверя рвут, аж шерсть клочьями. Медведь крутится, отмахивается, а гости стоят столбом. Сробели они. Больно уж здоров миша был. Бывает такое, здесь привычка нужна. – словно извиняясь, объяснил он.
Потом продолжил:
– Смотрим, делать нечего – нам придётся. Ну Тит его на рожно и взял. А ему не с руки было. Несподручно, значит, бить было. Ему бы шаг в сторону сделать. Но там князь стоял. Этот… Трубецкой. Не будешь же сталкивать. В общем, неудачно Тит его на копьё взял. Хотел в шею мише вдарить, чтобы сразу, а пришлось в плечо. Потапыч-то лапой по рогатине стукнул – и не просто из рук выбил, а сломал. Силища-то дурная. И на Тита попёр. Тот за нож, а что ножом? Тут надо кто рядом стоит – вперёд прыгать, рогатиной бить, на себя зверя перебивать. А они, наоборот, шарахнулись. Что князь, что тиун его белёвский, длинный такой. Ну медведь вторым ударом голову Титу на плечо и положил. Шею, значится, сломал, - зачем-то пояснил он. – Тут уже мы подоспели, конечно, а что толку? Уже сделано дело.
Он немного помолчал, а потом закончил практически шёпотом:
– Он не мучился, Анфис. Он – сразу.
Все молчали.
Потом Анфиса медленно сказала:
– Опять эти двое. Бедоносцы.
– Кто? – спросил несколько ошалевший ловчий.
– Бедоносцы. Которые беду приносят. Чёрную. – столь же безжизненно равнодушным голосом пояснила Лушка.
Сергей помялся, но переспрашивать не стал. Известное дело - не в себе баба, и не такую чушь люди на её месте несут.
– Тут это, Анфис… - сказал он, протягивая небольшой кошель. – Мы тут с ребятами собрали вам кто сколько мог. Обычай у нас такой. Сама понимаешь – мы под Богом ходим, вот и положено своим собирать. Не побрезгуй.
– Возьму. – не стала спорить вдова. – Спасибо всем передай, Серёжа. Спаси вас Бог.
– И ещё это… - продолжил приободрившийся ловчий. – Князь Трубецкой тоже денег дал. Сказал – мол, семье.
– Эти не возьму. – отрезала Лушка. – Выпейте на них с ребятами за помин души. Только себе не оставляйте, Серёжа. Не будет от этих денег добра, я точно знаю.
– Не сомневайся. – заверил её охотник. – Пропьём. Всенепременно пропьём.
Опять повисла тягостная пауза, которую нарушила уже Лушка.
– Сергей, ты говори, что должно, не томи. Мне сейчас всё равно – хуже не будет.
– Ну, эта… - не стал спорить ловчий. – Князь наш, Алехно Васильевич, значится, сказал вам с кордона съехать. Он туда нового егеря пришлёт. Сказал – была бы хотя бы венчанная жена, или сын постарше был бы – ещё подумал бы. А так… Пусть вещи забирает, говорит, и идёт откуда пришла.
Здоровенный ловчий беспомощно развёл руками.
– Злой он был очень. Что охота не задалась, что Тит промазал, что егеря лишился… Да всё подряд. Я так понял, у него до Трубецкого интерес какой-то возник, хотел охотой к нему подмаслиться, а получилось вона как… Ну и озлился человек. Он чуть отойдёт, мы с ребятами поговорим с ним…
Лушка вновь покачала головой.
– Не надо, Серёжа. Ты ж не маленький, сам всё понимаешь. Кордон княжеский. Мужа у меня нет. Хозяйства – ни кола, ни двора. Сын малой ещё. Ну и куда князь меня, такую красивую, денет? Он меня и не видел-то никогда.
Ловчий неловко пожал плечами.
– Тут это… - сменил тему он. – Мы, конечно, на кордон за вещами ещё вернёмся, но я всё самое ценное с собой захватил – чтобы не растащили без хозяев. Там оружие в основном, посмотри…
Но Лушка и в третий раз покачала головой.
– Не буду. Продай, Серёжа. Тебе и цену нормальную дадут, не то что мне. Куда нам сейчас оно? Набор из трёх ножей оставь – Глебу на память об отце будет, да сулицу мою. А остальное всё – продай.
– Продам. – не стал чиниться ловчий. – Покупатели найдутся, Тит в оружном деле толк знал, про то всем ведомо. Погляжу, может, и себе что оставлю. Но ты не волнуйся – цену дам правильную, не обижу.
Он хлопнул себя по коленям и встал с лавки.
– Ну всё тогда. Завтра и поедем на кордон, а то мало ли что там.