Северянин
Шрифт:
– Ты хочешь, чтоб я убрался подальше от тебя? На другой конец Обитаемого мира?
– Зачем ты так говоришь? – укорила она. – При чем тут я?
– А притом. Я хотел бы тебя похитить. Как это можно сделать?
– Оставь… Похитить… Если ты похитишь меня, за тобой погонится весь Друидический Круг. Насилие над женщиной – серьезное преступление. А насилие над посвященной – втройне преступление. Как глумление над образом Богини.
– Разве ты будешь сопротивляться?
– Но ты же хочешь, чтоб все думали, будто ты увез меня силой. Или я тебя неверно поняла? А я не хочу, чтоб о тебе думали, будто ты способен на
– Сжигают?
– Топят в болоте, Агнар. Ни больше, ни меньше…
– Да, невеселая перспектива. Выбор хорош… Скажи, а что за реликвия пропала? – спросил он рассеянно. Викинг уже обдумывал, как и где лучше сесть на корабль, чтоб быстрее добраться до Магриба, если уж ему не повезет с каким-нибудь английским учителем, поэтому вопрос был задан праздно – не слишком-то его и интересовал ответ.
– Ее привезли с Великих Островов. Спасли от потопа… А почему ты спрашиваешь? Действительно взял?
– Да не брал я никаких реликвий, – с раздражением отозвался молодой мастер, понимая, что старается он зря, ибо все его тщательно выстраиваемые сейчас планы наверняка пойдут псу под хвост, ведь здесь все иначе, чем в мире, к которому он привык. Лучше было бы никуда не уезжать, конечно. Но если на него действительно примутся охотиться друиды, убраться из Британии придется. – Я и в сокровищницы-то никакие не совался.
– А-а…
Сон прервался внезапно. Викинг, сонно щуря глаза, поднял голову – вокруг уже вовсю шевелились мужчины, торопясь встать и одеться, женщины варили в котле над огнем какое-то ароматное варево, служанки готовили миски – одну на троих, как обычно по утрам. Для утренней трапезы даже не ставили столов, усаживались на неубранных постелях, скрестив ноги, проглатывали завтрак побыстрее и спешили на полевые работы.
Сонно зевая, молодой мастер скатал тюфяк, подложил еще подушку и позавтракал с комфортом. Пережевывая кашу и заедая ее хлебом с ломтиками сала, он заново перебирал все, что ночью услышал от Махи, пытаясь осмыслить возможные намеки. Может, она не все могла сказать ему открыто, а может, что-то из ее слов он понял не так. Сон оставил отчетливое ощущение недосказанности – может, пробуждаясь, он забыл часть беседы?
«Судя по всему, ценная реликвия, – подумал Агнар, зевая. – Так что друиды за нее землю носом рыть будут. И неважно, брал я ее или нет – найдут и расспросят. Так что позволять себя найти нельзя». Это было понятно и раньше.
Позавтракав, он наведался и в кузницу, но там, как оказалось, делать пока было нечего – местный мастер с подмастерьем как раз снаряжали угольную яму, чтоб жечь в ней железную руду. Единственное, для чего здесь могли понадобиться лишние руки – встать к мехам, но этого скандинав не стал бы делать из чувства собственного достоинства. Мастерам-кузнецам зазорно считалось работать мехами, для этого существовали помощники и подмастерья, пока больше ни на что не годные.
Он вернулся к жилому дому, укрылся от поднимающегося ветра, привалился плечом к стене и с усилием вызвал в себе то самое чудесное зрение, которое освоил всего-то пару дней назад. У него было немного времени и, уверенный, что из обитателей дома никто ничего не заметит, он решил попытаться выяснить, не грозит ли ему какая-нибудь опасность.
Зрение пришло, как по заказу, но в первые несколько минут он видел лишь призрачные очертания
Но это было не то, не то. Раздраженный неудачей, скандинав заставил себя расслабиться и, запрокинув голову, вынудил сознание воспарить над землей. Поместье Ордеха, мелькнувшее внизу, выглядело как детская постройка из щепочек. Удивительно было смотреть на землю, проплывающую снизу, удивительно было наблюдать, как ее оплетает целая сложная сеть тонких и толстых полос разных оттенков серого. Так многообразны были эти оттенки, что молодому мастеру показалось, будто он смотрит на радугу, слишком изысканную для того, чтоб довольствоваться обычными цветами.
Агнар осторожно вернул сознание обратно и вовсе убрал чудесное зрение. Это оказалось не так просто – управляться с волшебным даром, – и теперь у него слегка звенело в ушах и слабость разливалась по телу, как холодное питье в жару. Отдыхая он обдумывал ситуацию.
Очевидно, чудесное зрение ему не поможет. Однако это единственный магический прием, который ему доступен. «Однако, как скоро ты сумел овладеть нежданным подарком, – подумал Агнар. – Всего день да ночь – и вот уже управляешься с этим зрением, будто всегда умёл это делать. Так может, есть еще какой-нибудь сюрприз, но пока ты не умеешь им пользоваться?» Он стал вспоминать, с чего именно началось это умение, и получилось – с желания. С огромного желания пообедать.
«А чем, интересно, желание выжить менее действенно, чем желание есть? – развеселился викинг. – Нет, конечно, голодный мужик есть хочет больше, чем жить, но это ни о чем не говорит. Сытый мужик, само собой, жить хочет больше, чем есть. Я сейчас сыт, так что самое время подумать о жизни». Поколебавшись, молодой мастер попытался выкинуть из головы все мысли и желания, как бы и вовсе перестать существовать – просто потому, что это единственный прием, который он за время пути через лес друидов освоил вполне прилично.
В этой бездне он оставил себе только одно – желание выжить в этой дикой гонке наперегонки с всесильными в белгском обществе жрецами леса, хранителями традиций и всех тайных знаний кельтского народа.
И что-то неясно забрезжило в мозгу. Он почему-то увидел себя, скачущего верхом на коне по побережью, мимо низкой кромки меловых скал – он помнил это место, потому что бывал там раньше. За ним, странно распластавшись по лошадиным гривам, неслись люди в длинных одеждах друидов. Один из них даже на скаку не выпускал из руки длинный изогнутый посох. Он протянул его вперед, странная беловатая вспышка ослепила Агнара на мгновение, и маленькая фигурка, скачущая впереди всех, полетела с седла. Не успела подняться – и на нее навалились преследователи, а все остальное заволокло неясной дымкой, впрочем, дающей явное ощущение смертельной угрозы.