Сезон дождей
Шрифт:
Лева Моженов умолк и оглядел гостя долгим, похолодевшим взглядом глубоких с рыжинкой глаз, так контрастирующих с его взрывной, хулиганистой натурой. Встал. Сделал несколько нервных шагов по комнате, остановился у картины в добротной темной раме, что висела над фортепиано, – пожилой мужчина в пышном белом жабо и голубой камилавке смотрел на Леву усталым мудрым взором с потускневшего глянца картины.
Странно, но Евсей, осматривая комнату, не заметил этого портрета, а он ярко и властно пластался на светлых обоях.
– Кто это? – спросил Евсей.
– Понятия не имею. Жена мне говорила, но я забыл. Какой-то граф испанский
– Надо пригласить моего приятеля, Эрика. Он в этих вопросах большой специалист, сразу установит художника. Эрик в Эрмитаже консультирует, хотя сам технарь.
Лева приблизил губы к портрету, профессионально, как трубач, напряг щеки и дунул, стараясь согнать с картины какую-то пылинку. Евсей подумал, что Лева тоскует по своей бывшей жене, что не так все ладно и гладко в его беспокойной жизни. И Евсей хотел сказать об этом, но Лева его опередил.
– Все твои печали, Евсей, от того, что ты ни хрена не добился в этой жизни. Как и я! Мое самое большое достижение: нота «ми» третьей октавы, звучащая кантиленой.
– Что это означает? – Евсей предчувствовал не очень приятный разговор.
– Плавное долгое звучание. Не каждый трубач держит кантилену в таком регистре, а я держал. Вот и все мое достижение. Пустозвоны мы с тобой, Евсей. И не дуриком женились, а норку искали, чтобы укрыться. Я – чтобы не свалить в Сыктывкар после распределения, ты. Куда тебя посылали на три года?
– Уже не помню, – буркнул Евсей.
– Вот, даже не помнишь. Теперь твоя Наталья тебя из норки выживает – скучно ей с тобой стало. Настоящей женщине, как альпинисту, нужна высота, чтобы к ней тянуться. Это корове жвачной ни хрена не нужно, кроме привычной соломы, как и большинству баб.
– Никакой норки я не искал, дурак, – надулся Евсей. – Я самостоятельный человек, работаю, занимаюсь интересным делом. Да, я не стал писателем, хотя и хотел этого. Но были объективные, непреодолимые для меня причины. Унизительные и подлые, по которым столько раз мне, не стесняясь, возвращали рукописи. Зато я намерен поступить в аспирантуру.
– Никуда ты не поступишь, Евсей, – устало проговорил Лева.
– Почему?
– Не поступишь и все!
– Ну почему, почему?
– Не по той причине, что ты не стал писателем, вовсе не по той, – проговорил Лева и продолжил как-то уклончиво, – а по той, что ты хочешь расстаться со своей женой. Именно такой, как Наталья.
– Здрасьте, приехали! При чем тут это?
– Извини. Точнее, это Наталья хочет уйти от тебя.
– Ну и что?! – голос Евсея упал.
Евсей сник, понимая что Лева говорит правду. Евсей гнал эту мысль, пыжился, убеждал себя, что именно ему все стало невтерпеж. А оказывается – все лежит на поверхности, оказывается он гол, как в бане.
– Ну и что?! – повторил он тихо.
– Ничего! – оборвал Лева Моженов гостя. – Так с чем ты пожаловал ко мне, Евсей Дубровский?
– Ни с чем, сейчас уйду, – буркнул Евсей с тоской глядя в пол. – Я не думал, что ты такой злой и черствый тип.
– Ну, ну, Евсей. Как-то все по-женски. Полно, не дуйся, пей свой коньяк, он уже почти испарился.
Евсей рывком поднял рюмку и, махом осушив ее, взглянул на Леву. И засмеялся, поводя головой из стороны в сторону. И Лева захохотал. При этом, наоборот, вскидывая голову и опуская ее вниз, словно конь.
– Вот такие мы с тобой болваны, Евсей, –
– Отчасти и по пьяни, – с облегчением подхватил Евсей.
– А отчасти?
– Помнишь, когда ты ехал из тюрьмы.
– Не гоже упоминать о веревке повешенному.
– Извини.
– Ладно. Что было, то было. Подзалетел я по Указу за антиобщественную деятельность. Ну и что?!
– Тогда ты мне сказал о каких-то заработках. Или сболтнул?
Лева пожевал свои мятые губы трубача, показывая крепкие зубы – желтоватые, точно слоновая кость. Лукаво взглянул на гостя. Затем скрылся за портьерой и после короткой возни вынес из соседней комнаты большой оранжевый баул.
Усевшись удобней, развалил длинный замочек-змейку. В разверзшемся чреве баула Евсей увидел какие-то скомканные яркие вещи.
– Какой у тебя оклад в твоем архиве? – спросил Лева.
– Восемьдесят пять рублей в месяц, – ответил Евсей.
– А тут барахла на два-три года твоей работы. А может и более. Я еще не оценивал, жду перекупщиков, должны зайти во вторник. К примеру, эта марлевка потянет на полтора-два твоих оклада. – Лева вытянул из баула женскую кофту из прозрачной, словно простая марля, лиловой ткани и бросил ее в соседнее кресло. – А вот кримпленовая демисезонка. За нее можно смело просить полтора, а то и два куска. Фарцовщики ее сбагрят за три тысячи, и не моргнут – писк моды! Все лейблы на месте. – Лева растормошил пальтишко и выудил на свет яркую бирку. – Видишь? Ив Сен-Лоран! Это тебе не хрен собачий! Любая баба из-за него ляжет. Великое дело – фирменный лейбл. Каждая дерьмовая майка потянет на четверной, если на ней какой-нибудь лейбл. А фарца возьмет за нее не меньше полбумаги, а в сезон так и всю сотню. Мне же она в Вильнюсе досталась всего за пятерку, и то переплатил, можно было поторговаться.
– В Вильнюсе? – переспросил Евсей.
– В Вильнюсе. Но ехать туда зимой на машине далековато. Сподручнее в Таллин. Там, правда, рынок поменьше, чем в Вильнюсе или Риге, но у меня есть надежные эстонские парни, у них все схвачено в порту.
Бездонное чрево оранжевого баула, покоряясь руке хозяина, заполняло соседнее кресло красочным барахлом. Джинсы разных фасонов – от обычных брюк, хипповых, дырявых «бермудов» до укороченных шортов. Юбки – мини и миди, вязаная шаль в комплекте с миниатюрной шапочкой. Коробки с косметикой. Плащи болонья – модные, в целлофановых пакетах. В таких же пакетах нейлоновые мужские сорочки. Босоножки на толстенной подошве.
– Ладно, ладно, – замахал руками растерянный Евсей. – Все понятно.
– Тогда я тебе сказал: работа пыльная, но денежная. Верно?
– Верно, – уныло подтвердил Евсей.
– Есть вопросы? – Лева принялся возвращать барахло обратно, грудой, не глядя.
– Есть. Под какую статью попадает этот баул?
– Под 154-ю УК РСФСР. До двух лет с конфискацией, – охотно ответил Лева. – Самая популярная статья в наше героическое время на пути к светлому будущему. Решай, Евсей. Дней через десять я поеду на машине в Таллин, могу и тебя прихватить. Познакомлю с нужными людьми и там, и здесь. Кстати, в основном, они с высшим образованием, один даже кандидат наук. Конечно, на раскрутку нужны деньги. Но я тебе одолжу, раскрутишься – вернешь. – Лева сомкнул змейку баула и откинулся на спинку кресла. – Еще вопросы?