Сезон охоты на людей
Шрифт:
Надо что-то делать.
Конечно, но что?
Двигайся, ползи.
Он взял тебя на прицел. Как только ты пошевелишься, он убьет тебя.
Шах и мат. Невозможно никуда переместиться. Попался, сам угодил в ловушку среди камней.
А потом он понял, что русский находится всего лишь в нескольких сотнях метров от дома, где прячутся беззащитные женщины. После того как он разделается с Бобом, ему потребуется каких-нибудь пять минут, чтобы закончить работу. Поскольку работа будет проводиться с близкого расстояния, он просто обязан будет убрать всех свидетелей.
Теперь
Русский видел человека, прижимавшегося к земле за кучкой камней, и почти физически ощущал его страх, его гнев и полное отсутствие возможности что-либо сделать.
Соларатов был полностью уверен в себе. Он стрелял не два, а три раза. Первый выстрел угодил примерно на метр выше цели. Это и был новый нуль. А Суэггер даже не заметил выстрела. Соларатов быстро ввел поправку и снова выстрелил. Он задел его! Следующий удар прошел чуть-чуть мимо цели. Но он знал: победа за ним!
Ему пришло в голову, что, может быть, стоит немного переместиться и найти более удобную позицию, с которой легче будет произвести решающий выстрел. Но с другой стороны, он теперь получил такое преимущество, что можно было и не волноваться на этот счет. Зачем перемещаться, на какое-то время лишаясь возможности стрелять, да еще именно сейчас, когда этот человек оказался совершенно беспомощным, когда он уже ранен и, быть может, истекает кровью, с трудом выдерживая боль?
Винтовка лежала на поваленном дереве; Соларатов удобно расположился за стволом и был твердо уверен, что с горного склона его не видно. Перекрестье прицела словно прилипло к нужной точке; он точно знал расстояние. Теперь все было лишь вопросом времени, причем совсем небольшого времени.
Что может сделать его противник?
Он не может сделать ровно ничего.
Боб попытался выкинуть из головы злость и страх.
"Что я сделал бы, если бы все это происходило на войне?
Вызвал бы артиллерию.
Поставил бы дымовую завесу.
Артиллерии нет.
Дымовых шашек нет.
Метнул бы гранату.
Гранат нет.
Взорвал бы «клейморку»".
«Клейморки» не было. «Клейморка» осталась на девятьсот метров выше, на горе. Ему было жаль, что у него нет мины.
"Вызвал бы вертолет.
Вертолета нет. Вызвал бы тактическую авиацию. Тактической авиации тоже нет". И все же одно слово застряло в его сознании. Дым. Нет дыма.
Но оно никак не желало уходить. Дым. Нет дыма.
Ты можешь передвигаться под прикрытием дымовой завесы. Но дыма все равно нет.
Почему же это слово так запало ему в мозги? Почему никак не удается от него избавиться? Дым...
Что такое дым? Газообразные химические вещества, нарушающие прозрачность атмосферы.
«У меня нет дыма».
Дым...
«У меня нет...»
Но ведь есть снег.
Сильно потревоженный снег может висеть в воздухе, как дым. А снега много. Снег повсюду.
Боб посмотрел направо, на снежную стену. Над ним, на крутом склоне, очень много снега. Того снега, который беззвучно падал всю ночь напролет и даже сейчас продолжал крупными хлопьями слетать с небес.
Соларатов любит снег. Он знает снег.
Но теперь Боб видел почти прямо над собой несколько центнеров этого самого снега, густо облепившего ветви сосны, отчего она стала похожа на перевернутый вверх ногами конус ванильного мороженого. Несколько деревьев стояли совсем рядом с ним. А снежинки все сыпались в сером зимнем горном освещении и все садились и садились на ветви. Боб почти физически ощущал, как деревья безмолвно стонут, мечтая о том, чтобы сбросить с себя эту тяжесть и освободиться.
Он вытянул вперед руку с винтовкой и попытался толкнуть какое-нибудь из деревьев прикладом винтовки, но не достал.
И тут в его мозгу созрел план.
Он повернулся набок, внимательно следя за тем, чтобы его тело не приподнялось над камнями и Соларатов не получил шанса нанести последний решающий удар. Его правая рука медленно проползла по меховой куртке, расстегнула молнию, он засунул руку за пазуху и вытащил «беретту».
Он застыл в неподвижности.
Это была неприцельная стрельба, чуть ли не наугад; впрочем, Суэггер всегда был силен в этом непонятном для непосвященных искусстве владения пистолетом. Запястье левой руки он просунул под ремень «Ремингтона М-40», чтобы не тревожиться об оружии во время движения.
Он взвел курок. Он посмотрел на каждую из своих целей.
Он глубоко вздохнул.
«Ну так сделай это, – подумал он. – Сделай это».
Там что-то происходило.
Слух Соларатова уловил серию сухих трескучих звуков. Они донеслись издалека, но, несомненно, с горы.
Что же это такое?
Он пристально всмотрелся в прицел, не решаясь отвести взгляд от угодившего в ловушку человека. Ему показалось, что он увидел вспышку, увидел, как в воздухе мелькнуло что-то маленькое и темное, увидел шевеление в снегу, и ему сразу же пришла в голову мысль об автоматическом пистолете. Но с другой стороны, что этот человек мог им делать? Пытался подать сигнал кому-то еще? И кто же это мог быть в долине и поблизости от нее?
Уже в следующую секунду Соларатов получил ответ на свои вопросы. Суэггер стрелял в стоявшие над ним заснеженные сосны, каждым выстрелом заставляя ствол чуть заметно сотрясаться, передавая это сотрясение веткам. Он стрелял очень быстро, усиливая тем самым эффект вибрации, и – поразительно, но факт – снег, лежавший толстыми шапками на всех четырех соснах, не выдержал этих почти неощутимых сотрясений и сорвался с веток прямо на распростертого внизу человека. Упав вниз, эта маленькая лавина взметнула большое облако снежной пыли, повисшей непроницаемой завесой, которая мгновенно скрыла от снайпера и его цель, и все, что происходило рядом с нею.
Где же он?
Соларатов оторвал глаз от прицела, потому что никак не мог рассмотреть в крохотном пятнышке, которое открывала перед ним оптика, своего противника, и невооруженным глазом тут же увидел человека, который катился с горы в добрых пятнадцати метрах от того места, где все еще клубилась снежная пыль после устроенного им маленького обвала.
Соларатов быстро поднял винтовку, но не смог сразу поймать человека в прицел: настолько быстро он передвигался. Когда же ему удалось увидеть Суэггера, тот успел спуститься на пятьдесят с лишним метров по склону.