Сезон охоты на людей
Шрифт:
В этот момент он услышал глухой звук, который мог оказаться выстрелом, но все-таки им не был. Резко обернувшись, Боб увидел за деревьями дом и небольшое облачко поднятого с земли снега, что помогло ему определить источник звука: это тяжело захлопнулась дверь подвала, и именно этот хлопок взметнул в воздух снег.
«Он там, вместе с моей семьей», – подумал Боб.
На мгновение на него нахлынул панический ужас. Ощущение было таким, словно сквозь него пропустили гладкий и невыносимо холодный кусок льда, от соприкосновения с которым все тело моментально оцепенело.
И все же какая-то часть его мозга
Он задержался лишь для того, чтобы поднять «ремингтон магнум», поскольку сто лишних метров в секунду и пятьсот добавочных фунтов энергии могли пригодиться, и, сорвав с себя меховую куртку, помчался, словно дурак, охваченный пламенем или любовью, но не к дому, до которого было слишком далеко, а туда, где он мог оказаться под идеально прямым углом к двери подвала.
Они услышали, как дверь скрипнула, будто кто-то пытался открыть ее.
– О боже, – пробормотала Салли.
– Сюда! – чуть слышно скомандовала Джулия.
Она схватила дочь за руку, и все три отбежали к противоположной стороне подвала. Но, увы, они могли отойти лишь к кирпичной стене. Им некуда было деться, потому что вторая лестница была завалена барахлом, предназначенным для того, чтобы помешать войти тому самому человеку, который сейчас выламывал дверь.
Они попятились к стене и съежились, приникнув друг к дружке, и в этот момент дерево хрустнуло и дверь приоткрылась, а потом широко распахнулась. Снаружи хлынул свет, сразу ослепив привыкшие к полутьме глаза женщин и девочки.
А он, неуверенно держась на ногах, сходил с лестницы, расшвыривая в стороны наваленные на ступеньках вещи. Так мог бы вести себя разгневанный пьяный отец семейства, вернувшийся домой после затянувшейся вечеринки с приятелями и уже на полдороге решивший поколотить жену. Это зрелище пробудило в Джулии захороненный где-то глубоко в подсознании страх, которого ей никогда в жизни не приходилось испытывать. Дверь за его спиной с грохотом захлопнулась, а он все расшвыривал и расшвыривал непрочную баррикаду, пока не добрался до середины помещения.
Он моргал, ожидая, пока его глаза привыкнут к полумраку. Этот человек являл собой живое воплощение всего, чего можно было бояться: коренастый мрачный дикарь с коротко подстриженными волосами, с головы до ног одетый в белое, с большим кровавым пятном на груди, растекшимся вниз до самых ботинок.
Лицо у него было серое и грубое, с маленькими холодными глазами. Он растянул губы в какой-то безумной улыбке, и на его зубах показалась кровь. Потом он закашлялся, и кровь брызнула изо рта. Было видно, что он с трудом сохраняет сознание, что он еле-еле удерживается на ногах, но все же он пересилил себя, принял устойчивую позу и окинул женщин и девочку яростным взглядом. Он был вне себя от боли, его глаза дико сверкали, все тело сотрясала дрожь.
Дуло пистолета посмотрело на всех трех по очереди.
Джулия шагнула вперед.
Убийца неожиданно для всех рассмеялся; у него изо рта снова брызнула кровь и потекла по груди. Его легкие были полны крови. Он захлебывался в ней. Но почему же он не падал?
Он начал поднимать пистолет и поднимал его до тех пор, пока дуло не уставилось ей в лицо.
Джулия слышала, как взахлеб зарыдала ее дочь, слышала слабое прерывистое дыхание Салли и думала о своем муже и о человеке, которого любила раньше, о единственных двух мужчинах, которых она когда-либо любила. Она закрыла глаза.
Но он не выстрелил.
Она открыла глаза.
Мужчина чуть не упал и все же опять сумел справиться с собой, выпрямился и снова наставил на нее пистолет; его глаза были полны безумной решимости.
Боб бежал со всех ног, пока не оказался прямо напротив двери.
«Он обязательно остановится, – сказал он себе. – Он должен будет выждать, пока его глаза не привыкнут к освещению». Суэггер хорошо знал, как это бывает. Человек вступает в темное место и замирает на месте, так как не видит, куда идти. Он должен стоять там, прямо возле двери, до тех пор, пока его зрачки не расширятся. Такому человеку, как Соларатов, для этого потребуется, пожалуй, секунда, не больше.
Боб упал на правое колено и оперся левым предплечьем на левое колено, приняв хорошую позу для стрельбы. Он готов был поклясться, что расстояние должно быть пятьсот метров, метр в метр, и на такое расстояние из этой винтовки следовало стрелять без всяких поправок, судя по тому, что Соларатов часто оказывался достаточно близко к нему.
Не потратив ни секунды на размышления, он обернул ремень вокруг левой руки и замер в идеальной позе для стрельбы с колена, точь-в-точь как она описана в уставе Корпуса морской пехоты. Бедро пронзило болью от не успевшей зажить и открывшейся раны, но он превозмог боль. Он сделал три вдоха и выдоха, насыщая мозг кислородом, и одновременно наводил прицел, а в это время голос у него в душе отчаянно вопил: «Быстрее! Быстрее!», а другой голос успокаивающе ворковал: «Не торопись! Не торопись!» Он совместил перекрестье с дверью – пятном серого дерева, заляпанного снегом, – и взмолился о том, чтобы повышенная мощность семимиллиметрового патрона помогла ему сделать то, что он задумал.
А затем наступил момент просветления, когда все, что он знал о стрельбе, весь его опыт на подсознательном уровне воплотился в действие: расслабление пальца, отработанное за многие годы напряженной учебы; дисциплина дыхания, сочетание глубокого и укороченного выдоха; совместная работа палочек и колбочек в глазу, достижение единства между зрачком, глазом и хрусталиком, полное просветление и ясность сетчатки; и, самое главное, послушное велению воли глубокое погружение в состояние полной неподвижности, когда мир становится серым и чуть ли не исчезает, но, как ни парадоксально, в то же самое время воспринимается чрезвычайно ярко и отчетливо.
«Ничто не имеет значения», – говорит себе человек в те моменты, когда все приобретает колоссальное значение.
А потом это состояние исчезло, ибо винтовка выстрелила, отдача толкнула его в плечо, в прицеле замелькала серая муть, и когда Суэггер снова направил объектив на цель, то увидел грибовидное облако снежной пыли, поднятое в воздух вибрацией, которую породила пуля, пробив доски.
Пистолет несколько секунд поплясал в руке убийцы и застыл неподвижно. Джулия увидела черный зрачок его дула в каком-нибудь полуметре от своего лица, а потом почувствовала...