Сфера. Мир Обреченных
Шрифт:
Была и еще одна серьезная проблема: помимо великолепной сабли Мимир был вооружен еще и датой — кинжалом, с тонким длинным лезвием. В ближнем бою этот кинжал должен был проткнуть Кузнецову живот либо вонзиться ему в печень.
Денис же хотя и имел благодаря занятиям айкидо кое-какое представление о боевом фехтовании, но не привык обращаться с настоящим тяжелым оружием. Отличный меч в его руках превратился в неуклюжую кочергу.
Вскоре Мимир выбил оружие из рук иномирца. Теперь Кузнецов мог быть убит в любой момент. Отсрочкой в исполнении смертного приговора молодой человек был обязан прихоти своего мучителя, которому вздумалось немного поиграть со своей жертвой.
Под напором «Мокрого» Кузнецов быстро отступал, постоянно финтя, прогибаясь корпусом и делая ложные выпады в стороны, пытаясь ввести противника в заблуждение относительно направления своего отхода и выиграть еще несколько мгновений жизни.
Улучив момент, Денис неожиданно для всех и прежде всего для «Мокрого» схватил стоящую возле забора лопату для уборки навоза, оснащенную толстым длинным черенком и широкой загребающей частью…
9
Вскоре Денис был прижат спиной к стоящей на дворе телеге и вынужден был закрепиться на этом последнем рубеже обороны.
— Отрежь ему сперва уши, Мимир! — весело кричали приятелю дружки по попойке. — У него такие аккуратненькие розовые ушки, что они, наверняка, прекрасно подойдут твоей Ингрид, заместо ее уродливых, хрящеватых лопухов.
Между тем Кузнецов встал в оборонительную стойку: левая нога впереди, в руках наперевес он держал лопату режущей кромкой в сторону врага. В стремительном выпаде Денис несколько раз ткнул в противника своим оружием, действуя им как ружейным штыком.
Немного обескураженный громила вынужден был остановиться и даже немного отойти, чтобы парировать столь чудной удар. Такая необычная манера фехтования немало озадачила опытного рубаку. Более того, в следующий выпад Кузнецова лезвие лопаты уже царапнуло Мимира по предплечью. Эта царапина взбесила «Мокрого». Взревев, как подраненный бык, он стал с жутким свистом рассекать перед собой воздух, быстро надвигаясь на молодого человека.
Сдернув со своей головы меховую шапку из костюма, пожалованного ему Темутчиином, Денис швырнул ее в искаженное гневом лицо врага, а сам кувыркнулся ему в ноги. Ударом черенка лопаты чуть ниже колен Мимира он сбил своего противника с ног. На удачу Кузнецова, голени громилы оказались не защищенными специальными щитками-поножами.
С громким шлепком и глухим вскриком боли великан рухнул на колени. Но Денис не стал его добивать, хотя мог бы попытаться покончить с опасным противником, ударив его широким лезвием своей лопаты по голове. Однако Кузнецову довольно было и того, что его маневр удался.
Иномирец быстро вскочил на ноги за широкой спиной медленно с кряхтением поднимающегося Мимира. Молодой человек вновь принял оборонительную стойку, готовый к продолжению поединка. Но неожиданно раздались дружные аплодисменты и восторженные возгласы. Денис удивленно обернулся на зрителей.
— Ваш искусный манир вести поединок вызывать наше восхищенность, — коверкая слова чужой для него страны, обратился к Денису суровый сержант. — Несмотря на то что вы так молоды и неопытны в ратном деле, вы можете дать урок каждому из нас. Мы предлагать вам достойную ничью. Уверен, что ваш противник не будет возражать против такой исход ваший спор.
— Я принимаю ваше любезное предложение, господа, — с нескрываемой благодарностью ответил Кузнецов, чувствуя, как от напряжения у него трясутся ноги.
К Денису подошел покрытый пылью Мимир. В знак примирения он протянул Кузнецову свою огромную руку:
— Ты славно дрался, приятель, хотя твои уловки удивили меня. В наших краях еще никто не использовал навозную лопату таким способом.
— Просто я слишком хотел выжить, — чистосердечно признался Денис.
Мимир подарил Денису амулет в виде зуба когда-то убитого им дракона. Он также пригласил нового товарища вместе с его спутниками за свой стол и заказал для них выпивку.
Дружеское общение было в самом разгаре, когда в трактир явился очень важный и разряженный как павлин королевский посланец, который сообщил Кузнецову, что его величество приглашает иномирца к себе на приватный ужин.
Королевские апартаменты занимали несколько просторных помещений в главной башне замка. Большая комната, куда посыльный привел Кузнецова, представляла собой уютный каминный зал, стены и потолок которого были обиты дубовыми панелями, украшены картинами и дорогим оружием, мягкие ковры устилали каменный пол. А массивные крестообразные деревянные перекрытия потолка, ажурные окна, за которыми простиралась безбрежная голубизна неба, создавали ощущение присутствия в адмиральской каюте на плывущем по морю корабле.
Король вышел к Денису, облаченный в расшитую золотом серо-голубую бархатную приталенную куртку и обтягивающее его худые ноги красное трико. На этот раз монарх был без доспехов, так что Кузнецов мог видеть его лицо. Внешность этого человека контрастировала с его желанием казаться первым рыцарем своего королевства. «Лев Гипериона» оказался тщедушным человеком лет тридцати пяти с бледным одутловатым лицом, тонкими ручками и ножками, выпирающим брюшком, узкими плечами, на которых на длинной шее подростка сидела непропорционально крупная голова. Должно быть, только в седле боевого коня и в массивных доспехах фигура Катона IV смотрелась более-менее внушительно. Вдобавок ко всему король почти не имел волос, что тоже приходилось тщательно скрывать от свиты и народа при помощи париков и громадных бархатных беретов. Но об этой особенности королевской внешности Денис пока не догадывался.
Прямой противоположностью своему хилому невзрачному муженьку была королева. Это была высокая статная матрона пышных форм и величественных жестов. Ее широкое румяное лицо выражало довольство жизнью и умиротворенность. Здоровый румянец оттенял алебастровую белизну кожи ее лица и пышной груди, выставленной напоказ в низком декольте парчового голубого платья с длинным шлейфом. Правда, на бесстрастном лице королевы не читалось даже намека на работу мысли. Но разве есть необходимость требовать от шикарного предмета дворцовой обстановки еще и тонкого ума? По-видимому, для короля вполне было достаточно внешней красоты этой женщины.