Сферы влияния
Шрифт:
— Разумеется.
Гермиона сглотнула, допила вторую чашку чая и спросила о том, с чего стоило начать разговор и с чего, конечно, начал бы сам Майкрофт:
— Что такое Шерринфорд?
— Не то, что входит в сферу вашей компетенции… или ответственности, — отрезал Майкрофт.
— Зато входит в сферу моих интересов, — Гермиона тоже встала из кресла — сидеть стало неудобно, её начало лихорадить, вся кожа зудела как от сильного напряжения, а в горле встал тугой солёный ком. — Ради информации о нём мистер Малфой пошёл слишком на многое.
Майкрофт пожал плечами:
—
Гермиона хотела иронично усмехнуться, но вместо этого нервно всхлипнула и сказала:
— Он просто покопается у вас в голове, и всё, — и тут же поняла, какую сказала глупость. Мерлин, кажется, события последних дней не лучшим образом повлияли на её здравый смысл. Если бы Малфой мог влезть в голову к Майкрофту, он давно сделал бы это — и Гермиона не была бы нужна. Более того, если бы он мог взять Холмса под «Империус», то уже взял бы. Но он этого не сделал — почему?
Потому что у Майкрофта есть система защиты, наверняка завязанная на рассредоточении информации.
Майкрофт ничего не ответил, наверняка видя, что она уже и сама нашла нужные ответы.
— Я не советую вам… беспокоиться о моей безопасности, — заметил он.
Если только она не сошла с ума, это значило: «Я тронут вашей заботой, но с этим вопросом разберусь сам». Гермиона кивнула, хотя знала точно — она не оставит в покое ни Шерринфорд, ни Малфоя. Ей было плевать на Шерринфорд — но ради того, чтобы узнать о нем хоть что-то, Малфой рисковал собственными мозгами. А значит, эти сведенья ему дороги. И Гермиона скорее съест свою волшебную шляпу, которую не надевала курса со второго, чем позволит ему их получить.
Снова повисла опасная тишина.
— Полагаю, — сказал Майкрофт спустя некоторое время, — вам стоит отдохнуть. Если желаете… — он сделал длинную паузу, как будто сомневаясь в том, что хотел сказать: — Гостевая комната в вашем распоряжении.
Гермиона сжала пальцами спинку кресла, ища в ней опору, в которой так отчаянно нуждалась, и уточнила:
— В вашем доме ведь нет гостевых спален?
Губы Майкрофта дрогнули, в глазах мелькнул призрак настоящей улыбки.
— Тем не менее, — ответил он. Сейчас его взгляд не был ни холодным, ни пугающим. Он смотрел почти так же, как в ту странную ночь, когда они ужинали вдвоем в Кардиффе и смеялись над перипетиями маггловский истории.
Гермиона знала, что нужно отказаться. Она могла переместиться к себе домой в считанные секунды и как следует выспаться на своей кровати. Или хотя бы попробовать это сделать. В крайнем случае, если одиночество в собственном доме, с которым она, однако, справлялась на протяжении всего дня, станет совершенно невыносимым, она сможет отправиться к Гарри на площадь Гриммо — он поймёт и велит Кикимеру приготовить ей комнату наверху.
Майкрофт не был тем человеком, у кого дома стоило ночевать. Тем более, не стоило ночевать в его собственной спальне. Она ещё крепче вцепилась в спинку кресла.
— Меня это никоим образом
Даже самой себе было страшно признаться в том, что она хочет согласиться. Комната Майкрофта была неприветливой, безликой, но безопасной. И если ночью, во сне, к ней снова придёт Малфой, а взбудораженное бессознательное пробьёт окклюментные щиты и выплюнет на поверхность проклятую гостиную Малфой-мэнора, она будет знать, что не одна. Да, Майкрофт будет на другом этаже, через много стен и комнат, но он где-то будет.
«Грейнджер, хватит», — Гермиона почувствовала, что задыхается, костяшки пальцев побелели, ком в горле стал ещё омерзительней. «Не смей реветь, ради Мерлина! Грейнджер», — шпоры не помогали, щиты трещали и плавали, дышать было нечем, а сердце гулко колотилось где-то в ушах. Просто приступ истерики, реакция на стресс— нужно взять себя в руки. Улыбнуться. Поблагодарить за предложение. Может, отважиться на шутку о пользе сна и преимуществах подушки перед письменным столом.
Она не могла. Было время, когда она очень боялась, что Майкрофт увидит её слабой и поймет, насколько она не подходит для сложных политических игр. Но это прошло очень давно.
Зажмурившись, она беззвучно плакала, и только в голове билась строчка откуда-то: «Сказать мне: «Не плачь», — было всё равно, что сказать огню: «Не гори». Слезы бежали по щекам, в носу хлюпало, но остановиться она не могла.
Звякнул фарфор, раздался плеск.
— Ваши эмоции понятны, — заметил Майкрофт. Гермиона полагала, что они понятны ему примерно так же, как взрослому — рёв ребёнка из-за отобранной игрушки, свысока. В который раз она рыдала перед ним? В третий? В четвёртый?
— Ваша нервная система продолжительное время испытывает значительные нагрузки, которые не могут не сказываться на физиологических реакциях.
Если бы не слёзы, она бы засмеялась. Он говорил тоном лектора, объясняющего простейшую тему.
— Тремор рук, слабость, слёзы, возможно, повышение температуры и артериального давления… — продолжил он, и Гермиона не выдержала и оборвала его:
— Хватит.
Говорить было тяжело, и голос звучал надсадно. Она закашлялась, несколько раз сглотнула и собралась вытереть слёзы руками, но Майкрофт потянул ей платок — точно такой же, как в прошлый раз, тёмный, льняной.
— У меня уже есть один такой, — сказала она, вытирая лицо.
— Я знаю, — согласился Майкрофт. Гермиона нашла в себе мужество посмотреть ему в лицо. Конечно, увидела только маску вежливого внимания.
— Комната вас ждёт. Думаю, за прошедшие… — он глянул на часы в углу, — семь минут её успели подготовить.
На столе стояла свеженалитая чашка чая. Под пристальным взглядом Майкрофта Гермиона выпила её небольшими глотками, практически не чувствуя вкуса, и спросила:
— Курение успокаивает?
Майкрофт потёр подбородок.
— Нет. Дает иллюзию спокойствия.