Сферы влияния
Шрифт:
— Гарри, — сказала она спокойно, — чем именно меня опоили? Ты ведь проверил?
От радостного выражения не осталось и следа, его словно стёрли. Глаза потемнели, лоб пересекла глубокая вертикальная морщина, у губ наметились жёсткие складки.
— Надеюсь, ты скажешь мне, кто это сделал, — проговорил он тихо и очень зло. — Потому что я этого так не оставлю.
— Что это было?
Гарри колебался, прежде чем ответить, и кажется, хотел солгать. Его мысли вихрем носились в голове, и Гермиона ощущала их почти физически. И, Мерлина ради, она хотела где-то в глубине души, чтобы он солгал, потому что эта ложь
Он ещё не ответил, а Гермиона уже точно знала ответ.
— «Амортенция», всего месячной выдержки.
Она не почувствовала, не заметила, не предусмотрела и добровольно выпила разрешенное и совершенно легальное зелье из школьной программы.
Любой спросил бы её…
— Ты ничего не почувствовала? — спросил Гарри, и Гермиона готова была рассмеяться от предсказуемости этого вопроса.
Вино не пахло мятной зубной пастой и старым пергаментом, не пахло оно и свежескошенной травой — ароматом её раннего детства, когда она с родителями бывала на ферме у покойного дедушки Криса, маминого отца.
Вино пахло просто вином, у него был богатый, но тривиальный букет. Единственный лишний запах, который она отчетливо помнила, был одеколон Малфоя — точно такой же, как у старшего Холмса. Им пахло сильно, почти нестерпимо, и в нём была подсказка. Никто в здравом уме не стал бы пить вино с запахом одеколона.
Кроме неё, разумеется.
— Ничего, — пробормотала она и опустилась на стул возле стола. Тут же, как по команде, перед ней возникла расписная керамическая кастрюля со свежей овсянкой, тарелка, чайный прибор.
— Поешь, — велел Гарри тоном целителя, и Гермиона не стала отказываться — желудок и правда подводило от голода, тем более, что злосчастный ужин она выблевала ещё прошлой ночью, а Гарри, скорее всего, давал ей только питательные зелья.
Пока она ела, Гарри ходил из стороны в сторону у неё за спиной, почти бесшумно, только изредка шоркая подошвами старых кроссовок о мраморный пол. Его мысли по-прежнему были слишком навязчиво-ощутимыми, и Гермиона с трудом загораживалась от них окклюментным щитом.
Изредка она звякала ложкой о край тарелки, и тогда мысли Гарри сбивались, а потом снова начинали роиться с бешеной скоростью.
Когда овсянка была съедена, а чашка чая — выпита, Гермиона вытерла салфеткой губы и спросила:
— Что?
Гарри торопливо обошёл стол, сел рядом с ней, протянул руку и, похоже, собирался сжать её ладонь в своей, но передумал.
— Слушай, я понимаю, что формально прижать этого урода не выйдет, но я что-нибудь придумаю. Я же Гарри Поттер, в конце концов! — он хмыкнул. — Я вытащу его из-под земли и… — он оборвал сам себя и потребовал: — Скажи, кто это сделал.
Гарри кинется искать справедливости. Вернее, это сделал бы знакомый Гермионе старый добрый Гарри. Этот, нестабильный, поломанный, мог сделать что-то худшее, непоправимое.
— Я с ним разберусь, — произнесла она мягко. — Это… из-за моей новой работы, для давления на меня. Я сообщу своему боссу, и мы разберёмся с ним.
Она, конечно, никогда не говорила, что работает на Отдел тайн, но Гарри, как и многие другие, об этом знали.
Почти минуту ей казалось, что он согласился с этим вариантом, смирился с тем, что мстить обидчикам
— Я его всё равно достану. А если не я, то… — пожатие плеч, — твой Майкрофт Холмс.
Гермиона не поняла, что произошло, просто на этих словах внутри будто лопнула струна, и по её телу прошла волна стихийной магии. Запрыгали стулья, зазвенели какие-то статуэтки на полках, загудели напольные часы.
Пусть Майкрофт и знает что-то об инциденте, пусть он и отправил к ней Гарри, она не позволит ни ему, ни кому-то другому управлять своей жизнью. И она ни за что не позволит Гарри думать, будто имени Холмса достаточно, чтобы манипулировать ею.
Океан взметнулся и накрыл её с головой, магия вернулась под контроль, и только расшвырянные стулья и взъерошенный Гарри напоминали о недавнем всплеске. И ещё дрожащие руки, конечно.
— Что я сказал? — пожалуй, Гарри был напуган.
— Я не знаю, — проговорила она медленно, — что ты надумал об отношениях между мной и Майкрофтом, но тебе придётся услышать меня и понять: мы с ним деловые партнёры. И чем меньше он лезет в мою жизнь, чем меньше он знает обо мне…
Она не договорила, позволив Гарри додумать эту мысль. В сущности, это была гнусная ложь. Никакие деловые отношения уже не связывали её с Холмсом, более того, их общения, эпизодического и зачастую бесцельного, вообще могло бы не быть. Они уже не были партнёрами. Но, при этом, они никогда не были друзьями. Однако это его одеколоном пахла для неё теперь «Амортенция», и он был тем призраком из подсознания, который удержал её на грани падения прошлой ночью. Почему? Она не знала ответа и не была уверена, что хочет знать. Но не сомневалась в том, что не хочет вмешательства Гарри в эти странные отношения, а Майкрофта — в то, что едва не сломало её вчера.
— И ему лучше не знать, что у нас есть приворотные зелья, — произнесла она вслух.
Гарри отвёл глаза и ответил:
— Жаль. Я надеялся, если честно.
Пробило одиннадцать, Гермиона выпила ещё чаю, тепло, но формально поблагодарила Гарри за своевременную помощь, попросила не делать глупостей и ещё раз использовала трансфигурацию, обращая рубаху в рабочий костюм. Позднее, у себя в кабинете, она сможет переодеться.
Перед тем, как войти в камин, она подошла к Гарри и неловко обняла его за шею. Он стиснул её в ответ так крепко, что затрещали кости, и стал привычно-родным неуклюжим мальчишкой. Она потянулась встрепать ему волосы, но он уже ослабил хватку, извинился — объятия распались.
— Гермиона, — окликнул он её, когда она зачерпывала летучий порох, — мы ведь друзья. Если что-то случится, если тебе будет нужно…
— Конечно, — заверила она его и активировала заклятие скрытности. Зелёное пламя унесло её прочь, по адресу, который Гарри не услышал — в Отдел тайн.
Глава двадцатая
Кабинет встретил ее тишиной. Гермиона опустилась за рабочий стол, достала из стола свои записи и попыталась их прочесть, но не выходило. Голова казалась совершенно пустой, в ней что-то гулко постукивало, и ни одной внятной мысли нащупать не удавалось.