Сфинкс
Шрифт:
— Неужели? Почему вы так считаете?
— Она слишком по-собственнически относилась к Изабелле, когда ваша жена училась в Оксфорде. Их отношения переходили границы преподавателя и студентки. Впечатлительная Изабелла оказалась очень податливой в руках женщины, старше ее. Со стороны Амелии соблазнить ее было неэтичным. Но бросить — еще хуже.
Я не очень удивился, узнав, что у Изабеллы был роман с женщиной. Ее представления о сексуальности были намного шире и изменчивее, чем мои. Мое поколение сформировала серость лишений после Второй мировой войны. Изабелле повезло больше: она росла в обстановке экономического бума и культурной открытости 1960-х
— Это и было причиной их разрыва?
— Поверьте, если дело коснется астрариума, Амелии не придет в голову отстаивать ваши интересы или интересы Изабеллы, — предупредил Гермес. — Стоит вам к ней явиться, и она сдаст вас властям. Заявит, что открытие принадлежит ей, а инструментом воспользуется для удовлетворения своих амбиций.
Его слова перекликались с тем, что говорила мне Изабелла. Вглядевшись в Гермеса, я пытался разобраться в его намерениях. Но сам зашел слишком далеко. Приходилось ему доверять.
— Что вам известно о жрице Нектанеба Банафрит?
— Откуда вы узнали о Банафрит? — удивился он.
— В бумагах жены нашел статью Амелии. Она утверждает, что Банафрит пыталась найти астрариум, чтобы помочь Нектанебу.
Гермес посмотрел на меня с интересом.
— Оказывается, Оливер, вы знаете немного больше, чем утверждали.
— Но это не делает меня верующим, — охладил я его.
— Амелия Лингерст всю жизнь была помешана на Исиде. Но я считаю, что дело не только в профессиональной славе, которую могла принести ей работа. Она так много времени потратила, доказывая, что высшая жрица Исиды Банафрит нашла и посвятила астрариум своей богине, потому что имела собственный интерес.
Мысль египтолога ускользнула от меня, и я пожал плечами. Гермес ответил твердым взглядом.
— Я уже говорил, что астрариум — действующий механизм. Он способен изменить судьбу того, кто решится им управлять. Но обладает еще большей силой. Египетский народ только-только оперяется, и есть люди, стремящиеся свергнуть существующий режим. История знает случаи, когда диктаторы, люди, развращенные властью, искали наделенные оккультным могуществом сакральные реликвии. Гитлер бредил копьем судьбы, артефактом, который, как считается, пронзил бок Иисуса Христа. По легенде, тот, кто владеет этим копьем, непобедим. Гитлер разослал своих подручных по всему миру искать копье. Ваш астрариум не менее легендарный предмет и, согласно распространенному мнению, до сих пор обладает силой. Неудивительно, что есть люди, которые пойдут на что угодно, только бы им завладеть.
Во мне боролись вера и неверие, меня охватил страх.
— Устройство в рабочем состоянии даже без ключа? — наконец выдавил я.
— Еще одна причина оставить его здесь. Попытаюсь раздобыть для вас ключ.
В другое время и при других обстоятельствах я бы с ходу отверг такую явную попытку мной манипулировать, но, сидя в богато украшенной комнате и видя, как поблескивают в свете лампы бронзовые циферблаты астрариума и восторженно сияет лицо египтолога, я почти поверил его словам. Так на меня подействовал Египет — сколько бы скепсиса ни было в человеке, невозможно не поддаться очарованию его истории и мистического прошлого. Но на карту было поставлено гораздо больше: странная увлеченность Изабеллы астрариумом, стоившая ей жизни. Сначала я решил, что власти просто хотят присвоить дорогую находку. Но затем понял, что устройство гораздо ценнее, чем я представлял. Драгоценный артефакт, предмет культа,
— Пока я подержу его у себя, — твердо заявил я. — Хочу продолжить собственные изыскания. Спасибо вам, Гермес, вы оказали неоценимую помощь.
Его лицо потухло; мне даже показалось, что в глазах мелькнула злость.
— Как угодно.
Осознав теперь, насколько хрупок астрариум и какова его историческая ценность, я аккуратно его упаковал и снова положил в рюкзак.
— У меня последний вопрос, Гермес: что может означать появление Ба человека?
Гермес отвечал почти ворчливо:
— Если Ба умершего появляется после похорон, это обычно означает, что его миссия на земле не завершена и душа не способна перенестись в загробный мир.
Когда я выходил из дома, мне показалось, что моей щеки коснулись невидимые крылья.
14
Пока я добирался в центр, мой мозг бурлил: новые гипотезы боролись с привычными аксиомами. Каждый шаг был отмечен ударом по спине лежавшего в рюкзаке астрариума. Я не мог забыть предупреждения Гермеса о силе устройства. Затем вспомнил, как объяснял мне верования древних египтян в магию Барри, — они представляли собой переплетение религиозного культа, религиозных воззрений, философских поисков, волшебства и науки.
Прогулка помогла собраться с мыслями — еще в детстве я любил побродить по болотам Камбрии. Ритм улиц отдавался в ногах, звучал в голове, и цель постепенно обретала форму. У уличного прилавка с обувью двое стариков играли в шеш-беш. Я взглянул на фишки, просчитал в уме необходимые для выигрыша ходы и принял решение. Надо отправиться на кладбище, поговорить с Изабеллой и отнести ей астрариум.
Это казалось абсурдным, но в отличие от моих действий на нефтяных месторождениях, когда я оправдывал свои решения наукой, сейчас целиком полагался на интуицию. Вот уж теперь действительно становлюсь колдуном-лозоходцем, с насмешливой грустью подумал я.
Позади остались Баб-эль-Мулюк, улица Шерифа, рынок антикварных товаров и Каирский вокзал. Путь мне преградили две длинные очереди: в одной стояли женщины, в другой — мужчины. Все сжимали в руках продуктовые карточки и ждали, когда настанет их черед войти в гамайа — один из многих кооперативных продуктовых магазинов, где они получали свой рацион: мясо, рис, растительное масло и муку. Очереди образовывались всякий раз, когда поступал редкий импортный продукт: новозеландская телятина, сливочное масло и чай. Некогда обычные, эти товары превратились в дефицит в результате экономической неразберихи, последовавшей за реформами Садата, когда в начале года он решил открыть страну свободному рынку.
В центре города здания больше напоминали европейские — здесь чувствовалась прежняя элегантная и броская Александрия. Я миновал старое помещение Ллойд-банка, Римский банк, Афинский банк — вехи капитализма, ныне действующие под эгидой Национального банка Египта. Банк «Миср» с его балконами и арками был скорее оттоманским, чем классическим. За ним следовали Банк Святого Марка англиканской церкви и старый деловой квартал отделанных в стиле неоклассицизма домов. На улице Фуад стали появляться большие виллы: вилла Сальваджо, вилла Сурсок, вилла Роло — фантомы прежнего мира.