Сфинкс
Шрифт:
– Нет, - возразил профессор, - это не разговор. Тут может быть ещё что-то. В институте я подвергну стилет полной обработке на аппаратуре, какой любой криминалист позавидует... Ничего нельзя упустить.
– Но...
– Не беспокойся, - прервал Калужский.
– Ни малейшего вреда стилету я не причиню. И секретность гарантирую - работать буду по вечерам, один в лаборатории. Конечно, стилет постоянно будет находиться при мне, глаз с него не спущу. Пятьдесят тысяч долларов - в сущности, пустяки, а научное значение этой
– Ладно, - сдался Левандовский.
– Но только семь дней.
– Ба! Господь Бог за семь дней создал мир!
Египтолог криво улыбнулся.
– Но посмотри на этот мир...
20
Говоря о гарантиях секретности, профессор Калужский подразумевал лишь следующее: нечестные люди не смогут узнать о существовании редкостного и дорогого произведения искусства и похитить его. О том же, чтобы держать в тайне сенсационные результаты расшифровки египетского текста, профессор и не думал, ему не пришла бы в голову столь явная бессмыслица.
Однако Калужский не торопился. Об условиях публикации предстоит договариваться с Левандовским. И очевидно, придется подождать, пока человек, привезший стилет из Египта, не передаст его в музей. Сейчас же профессор поместил полностью прочитанный текст со всеми формулами и технологическими подробностями в компьютер и снабдил информацию пространными комментариями в виде научной статьи. Вход в файл он заблокировал паролем.
Завершив эту работу, профессор откинулся на спинку стула и закурил трубку. Клубы дыма возносились к потолку вместе с амбициозными мечтами Калужского. О, как потрясен, как ошарашен будет английский коллега Джон Миллз! Не он ли в прошлом месяце утверждал на конференции, что подобный ход процесса в принципе невозможен? А теперь Калужский обладает неопровержимыми доказательствами, пришедшими - такое и вообразить трудно!
– из Древнего Египта...
Прокуковал звонок, и профессор направился в прихожую.
– Кто?
– спросил он из-за металлической двери.
– Олег, это я, - откликнулся знакомый голос.
Профессор отпер замки, и улыбаясь, пожал руку однокашнику, Коле Барсову. Колей пятидесятилетний Барсов был только для Калужского, а для остальных - Николаем Николаевичем, солидным консультантом крупного банка. Хотя Калужский и Барсов получили дипломы одного института, Николая Николаевича в юности больше привлекала комсомольская и партийная карьера, нежели научная. Позже он увлекся юриспруденцией, а в новейшие времена финансами...
Несмотря на крутое расхождение судеб, Калужский и Барсов оставались друзьями, и профессор относился к Николаю Николаевичу с полным доверием.
– Кофе угостишь?
– густой баритон Барсова прокатился по комнатам.
– Я тут ехал мимо...
– Так ты за рулем?
– Обижаешь, начальник! У меня свой водитель.
– Черт, живут же люди, - улыбнулся Калужский.
– Тогда никакого кофе! Сегодня
– Ты же не пьешь, - удивился Барсов.
– Сегодня можно по рюмочке.
– О... Что празднуем?
– Барсов по привычке направился в кухню, но профессор перехватил его и развернул в сторону гостиной.
– Туда! Праздновать есть что.
На столе появилась бутылка "Курвуазье" из неприкосновенного запаса Калужского и две рюмки. Профессор похлопотал на кухне, соорудив немудреную закуску. Барсов сноровисто откупорил бутылку и разлил коньяк по рюмкам.
– За тебя, раз ты именинник, - провозгласил он.
– Может, расскажешь, в чем дело?
Профессор выпил, закашлялся с непривычки.
– Тебе - само собой. Только пока это секрет.
– Пока?
Калужский лукаво подмигнул.
– Скоро я опубликую статью, а до того помалкивай. Впрочем, - он засмеялся, - формулы ты не украдешь, а без них толку мало. Что-нибудь от институтских лекций у тебя в голове осталось?
– Чуть-чуть.
– Тогда поймешь в общих чертах.
Налегая на закуску, профессор поведал другу о своем открытии, не упоминая ни Левандовского, ни стилет. Из его слов можно было сделать вывод, что он сам до всего додумался. Во всяком случае, Барсов понял его именно так.
Размахивая руками, профессор ходил по комнате, словно выступал перед студенческой аудиторией.
– Все это здесь, - он хлопнул ладонью по системному блоку компьютера.
– Бомба для ретроградов от науки.
Калужский снова сел в кресло и наполнил рюмки. Барсов заговорил не сразу, хотя его мозг работал со скоростью вычислительной машины.
– Здорово, - произнес он вполголоса.
– Да нет, не здорово сногсшибательно... Если ты прав.
– Я прав, - заверил Калужский.
– Хочешь, покажу формулы?
– Да на кой они мне, я в них как свинья в апельсинах...
– Барсов сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой.
– Слушай, а ты уверен, что это надо публиковать?
– А что же ещё делать? Любоваться по ночам собственной статьей?
– Знаешь, - задумчиво проговорил Барсов, - на этом можно хорошо заработать.
– Я и заработаю.
– Я имею в виду не гонорар за статью и не научную репутацию, усмехнулся Барсов.
– Хорошо - это значит хорошо. Например, миллион долларов.
– Н-да...
– Калужский расплылся в улыбке.
– Миллионы, миллиарды... Поль Гетти вроде бы как-то заметил: "Миллиард долларов - не такая уж большая сумма, как некоторые думают".
– Я не шучу. Посуди сам: что произойдет, когда ты опубликуешь свое открытие? Ну, пошумит научный мир, ну, пересмотрят свои взгляды двое-трое твоих оппонентов. Потом исследования запретят, и на этом все кончится.
– Абсурд, - заявил слегка захмелевший профессор.
– Процесс познания нельзя остановить.