Шаг из тьмы
Шрифт:
— Угощайся.
— Спасибо, — Вера взяла печенье, задумчиво глядя на розовые лепестки, спросила: — А это для чего?
— Для аромата.
— Я не чувствую, — шёпотом вздохнула Вера.
— Заболела?
— Наверное, — она отпила чая, он оказался совершенно безвкусным, но приятно горячим, в животе разлилось тепло, напомнив, что она с самого пикника ничего не ела.
«Наверное, и чувствую себя плохо из-за этого. Надо брать себя в руки и исправляться, мужчины приходят и уходят, а здоровье одно, его надо беречь.»
— Рассказывай, — улыбнулась госпожа Виари, отпивая из своей чашки и задерживая её у лица, — что тебя радует в последнее время?
— Я сегодня встретила очень хорошего кота, — серьёзно сказала Вера, — до этого мы встречались всего раз, но он меня узнал. И даже рассказал тайну.
— Действительно хороший кот, — кивнула хозяйка, — говорят, кошки — проводники духов.
Вера улыбнулась:
— А вас что радует?
— А у меня сегодня появился повод надеть мой любимый нефрит, — она полюбовалась кольцом, хитро улыбнулась Вере, — потому что у меня неожиданный, но приятный гость. — Вера отпила чая, пряча улыбку, хозяйка шепнула: — Признавайся, зачем ты хотела меня видеть?
— Подарков принесла, — Вера кивнула на свою сумку, госпожа Виари помолчала, отпила чая и осторожно сказала:
— Подарки иногда обходятся дороже, чем покупки, — и улыбнулась, сглаживая серьёзность своих слов, но Веру эта улыбка не обманула.
— Завтра бал. Потом будет аукцион, и после него у меня не останется ничего ценного для этого мира.
— Зато как ты станешь богата, — прищурилась старушка, Вера улыбнулась и махнула рукой:
— Деньги-дребеденьги… Информация может быть куда более ценной, чем вещи. И поэтому я хочу вам показать, что у меня есть — даже если вы ничего не возьмёте, вы можете почерпнуть идеи для оформления или какие-то удачные ходы.
— И что ты хочешь взамен?
— То же самое. Идеи для оформления, удачные ходы. Я очень мало знаю об этом мире, это связывает мне руки.
Госпожа Виари замолчала, поставила чашку, стала доливать чай. Вера тоже задумалась — как обычно, у неё было много вопросов, когда она сюда шла, но когда пришла, всё вылетело из головы.
— Спрашивай, — наконец кивнула хозяйка, Вера взяла чашку и спросила:
— Цыньянские имена пишутся по-карнски слитно?
— Да.
— А фамилия входит в имя? Хидэми — это одно слово?
— Смотря, в каких вы с ней отношениях, — широко улыбнулась госпожа Виари, как показалось Вере, с облегчением. Посмотрела на шкаф в углу комнаты, немного помрачнела и сказала: — Нужно писать… Но давай в другой раз, сегодня мои ноги совсем не хотят ходить.
— Скажите, что — я подам.
— Так не делается, — со смущённой улыбкой вздохнула госпожа Виари, — не предлагай женщине, которая не может ходить, что-то для неё принести — это могут делать только слуги, гость должен делать вид, что он ничего не замечает.
— Цыньянцы не любят демонстрировать травмы и болезни, я заметила.
— Никто не любит, Вероника, все хотят показывать себя сильными. А кто намеренно обнажает слабость — тот хочет ею воспользоваться, чтобы тебя разжалобить и что-то от тебя получить. Не верь таким людям. Особенно, мужчинам — они мастера изображать бессилие, чтобы женщины делали за них то, что они делать не хотят.
Вера понимающе улыбнулась, госпожа Виари понизила голос и шепнула:
— Приносил тебе боевые раны похвастаться? Наш общий знакомый, чьё имя презираемо и свято, как пёс лохматый и дух водопада. — Вера молчала и пила чай, старушка хихикала, вздохнула: — Женщины думают, что это знак доверия, а мужчины просто облегчают себе жизнь. И упрощают завоевание женщины.
— Так насколько близка мне должна быть Хидэми, чтобы правильно писаться? — улыбнулась Вера, её раздражало настойчивое сворачивание любой темы на министра Шена.
— Если ты с ней знакома лично, и она тебе улыбалась — можешь обращаться к ней без фамилии, просто Дэми. Потому что ты старше.
— А если не улыбалась?
— Тогда у вас официальные отношения, только полное имя. Если вы давние друзья, то ты можешь называть её Дэ-Ни, а она может тебя за это бить полотенцем, и вы можете смеяться, но так, чтобы никто не слышал.
Вера опустила чашку и уставилась на госпожу Виари круглыми глазами, та подняла на неё серьёзный взгляд, выдержала его две секунды и захихикала так, что её хотелось шлёпнуть полотенцем.
— Ещё вопросы?
— В вашем доме есть духи-хранители?
— Есть, — с гордостью улыбнулась хозяйка, отставила чашку и опять стала поливать уточек и добавлять чай.
— Расскажите легенду.
У госпожи Виари в руках дрогнул чайник, плеснув чай мимо уточки, она на секунду подняла взгляд на Веру, опустила и мягко улыбнулась:
— Я бы рассказала тебе всё, что знаю, если бы ты собиралась замуж за моего внука. Истории из семейных летописей рассказывают только членам семьи. Ну или тому, кого планируют им сделать, это один из самых романтичных способов предложить войти в семью — рассказать легенду. Мой отец в молодости усыновил сына своего погибшего друга, он был уже взрослым, но остался совсем один, это печальная участь. И отец пригласил его в гости, а вечером позвал на прогулку по дворцу, и на Аллее Духов рассказал легенду об одном из них, который мог бы стать его покровителем, если бы он был его сыном. Мальчик плакал. Я подглядывала, — старушка прищурилась от удовольствия, шепнула: — Я была нарушительницей, да-да. И буду нарушительницей прямо сейчас, потому что скажу тебе одну вещь, которую тебе больше никто не скажет, потому что это очень неприятно слышать, и ещё неприятнее говорить, — она помрачнела, отставила чайник, но чашку не взяла. Вера тоже поставила свою, атмосфера за секунду стала очень тяжёлой
— Шеннон никогда на тебе не женится, Вероника. Он может быть уверен в обратном, он с самого детства думал, что может изменить мир, но одному человеку это не под силу, он ещё слишком молод, чтобы это понять, и поэтому бередит душу и тебе, и себе, питая её несбыточными мечтами. Для традиционного брака нужно благословение семьи, а он со своей семьёй в настолько ужасных отношениях, что я бы сказала, что он вообще никогда не женится. Но сейчас в мире и в Карне сложилась такая ситуация, что его матери крайне невыгодно оставаться без поддержки и защиты дома Кан, поэтому она благословит его брак, но только с девушкой, которую она выберет сама. С тобой — нет. Ни за что, ни при каких обстоятельствах, и дело ни в коем случае не в тебе — это полностью политический момент, от тебя здесь ничего не зависит. От него, кстати, тоже. Он думает по-другому, но он ошибается, здесь задействовано столько могущественных людей, что он против них — пылинка, и опять же, он думает по-другому, но он заблуждается. Единственный его выбор — это либо жениться на ком скажут, либо не жениться вообще и потерять дом. Но в этом случае, его просто убьют. Он мешает всем. Эта война готовилась сорок лет, влиятельные люди просчитывали комбинации и выбирали варианты, при которых всё совпадёт идеальным образом, чтобы цыньянцы вернулись домой, не потеряв своих связей и имущества. Георг 15й заварил кашу, которую был не в силах расхлебать, а потом умер, оставив своих детей над горькой чашей — и они не справились. Он был великим человеком, но он был таким же глупым самоуверенным юнцом, какой сейчас Шеннон — у него хватит сил перевернуть мир, но не хватит ума, чтобы понять, что перевёрнутый мир нежизнеспособен. Карнцы должны жить в Карне. Цыньянцы должны жить в империи. Кому-то там тяжело, но это их родина, там они родились, там проживут и будут похоронены, это закон мира, всему своё место. Ничего хорошего не случается, когда люди живут не на своей земле, чужая земля их не принимает, они страдают и мечтают вернуться, даже если по возвращении будут страдать ещё больше. Шеннон станет частью волны, которая вернёт цыньянцев на родину, или будет погребён под этой волной, третьего не будет. И тебе, как мудрой женщине, следовало бы мягко направить его мысли на правильную дорогу, иначе ты его потеряешь, а оставшись без его защиты, ты пойдёшь по кривой дорожке. Я желаю тебе добра, Вероника, и это единственная причина, почему я говорю тебе такие страшные вещи, кто-то должен тебе это сказать, или ты пострадаешь. Самый безопасный путь для вас — это покориться судьбе. Она замолчала, взяла чашку, медленно выдохнула и отпила чая. Попыталась улыбнуться и сделать вид, что ничего не было: