Шаг в неизвестность
Шрифт:
Повернувшись, она посмотрела ему прямо в лицо. Оно было как каменное, и только глаза сверкали яростным огнем. Этим взглядом можно было убить.
На протяжении их знакомства он управлял ситуацией. Но теперь все будет по-другому.
– Если помнишь, нам надо было приобрести это.
– Таким холодным голосом она еще ни с кем не разговаривала. Она сама не знала, как у нее это получалось. Наверное, что-то умерло внутри, когда он обвинил ее в том, что она обманщица и дешевая актриса, которая собирается завладеть чужими деньгами.
– Когда мы узнаем результат, ты сможешь вздохнуть с облегчением или просто-напросто сбежать, как твой обожаемый крестный отец.
О том, что ее отец не знал о ее существовании, она узнала от матери. Но ведь та могла и солгать, чтобы выставить в лучшем свете своего любимого мужчину. Она была такая добрая, такая великодушная. Она не хотела, чтобы ее дочь все жизнь прожила с мыслью, что родной отец бросил ее, что ему нет никакого дела до того, что с ней происходит.
Правду Линда Нильсон унесла с собой в могилу.
– Так вот как ты думаешь обо мне!
– Ральф побелел как полотно.
– Откуда мне знать, какой ты?
– Дороти пожала плечами.
– Еще вчера я думала, что знаю тебя, но это оказалось не так.
На мгновение на его лице выразилось… смущение или боль? Дороти не стремилась понять. Несколько часов назад она бы перебрала тысячу возможных вариантов, пытаясь угадать. Но теперь ей было все равно.
Она сунула руку в карман. Лучше сразу все расставить по своим местам. Если Он начнет извиняться за поспешные выводы, которые сделал на ее счет, она не станет слушать. Обида была слишком велика.
– Тебе нужны были доказательства?
– Дороти протянула ему немного смятый конверт.
– Они здесь. Доказательство того, что отношения между моей матерью и мистером Маккларти действительно были.
– Она не отвела взгляда, заставив Ральфа смущенно опустить глаза, и язвительно добавила: - Конечно, возможно, что я все просто подстроила. Мой ум достаточно извращен. Украла одну вещь, а другую просто подделала. А может быть, и не подделала. Выбирай сам.
– Не надо!
– Его черные глаза стали еще темнее.
– Возможно, я переборщил со своим заявлением…
Последние два часа он не находил себе места. Он боялся, что она уехала, что он никогда не увидит ее снова. Это лишило бы его возможности попросить у нее прощения за свое жестокое поведение.
Он всегда считал себя знатоком человеческих душ и гордился тем, что хорошо разбирается в людях. Когда состояние шока прошло, он стал думать о Дороти и решил, что она не была похожа на алчную авантюристку.
Он судорожно вздохнул и сказал низким голосом:
– То, что ты сказала, наверняка, неправда. Но я уверен, что у тебя не было корытных целей. Возможно, тебя просто ввели в заблуждение.
– Его плечи были напряжены, голова гордо поднята.
– Но пойми и меня, Дороти. Я знаю Генри всю жизнь. Он честный и порядочный человек, обожавший свою жену. И даже если, хотя я сильно в этом сомневаюсь, даже если у него действительно была связь на стороне, и какая-то женщина забеременела от него, он никогда бы не ушел от ответственности. Я просто не могу в это поверить!
Какая- то женщина!
Эта женщина была ее мать!
Если он таким образом пытался извиниться перед ней за то, что обвинил ее во лжи, то зря старался! Дороти дрожала от ярости. Она смотрела, как он открывает конверт, и торжествовала. Если он сумеет доказать, что эти вещи вовсе не являются свидетельством измены Генри, то его истинное призвание не бизнес, а политика!
Вскрывая конверт, Ральф внимательно смотрел на Дороти. Его чувство к ней все еще было живо. Ему больно было видеть ненависть, сверкающую у нее в глазах, но он не мог не признать, что эта ненависть им заслужена. Дав волю своим чувствам, он, не долго думая, приписал Дороти к той породе женщин, которые идут на любую подлость ради достижения корыстной цели. И самое страшное заключалось в том, что он цинично сказал ей об этом, одним ударом разрушив все хорошее и светлое, что было между ними.
Он вынул из конверта алмазный кулон и побледнел. Несколько секунд он разглядывал драгоценный камень, переливающийся на свету яркими красками. Потом медленно перевел тяжелый взгляд на Дороти и глухо спросил:
– Откуда он у тебя?
Ральф сразу узнал этот кулон. Семейную реликвию. Впервые он держал его в руках. Раньше он мог любоваться им только на картине, висевшей в холле «Маккларти Эстейт». На ней была изображена тетя Джейн, молодая и красивая, с этим алмазным кулоном на тонкой шее.
Спустя много лет, незадолго до смерти тети Джейн, портрет исчез. На вопрос Ральфа, что с портретом, Генри, тяжело вздохнув, ответил:
– Джейн попросила меня снять его. Он напоминал ей о том, какая она была. Она не могла этого вынести.
Надо полагать, я украла его, хотела сказать Дороти. Однако, воздержавшись от едкого ответа, она холодно произнесла:
– Генри подарил его моей матери. Перед смертью она отдала его мне. Он был не нужен мне тогда, и не нужен сейчас. Я собиралась вернуть его, когда встречу Генри Маккларти. Можешь сделать это за меня.
Ральф ничего не ответил, только бросил в ее сторону странный взгляд, выражение которого нельзя было понять. Кроме кулона в конверте лежали письма. Он прочитал первую страницу, несколько раз останавливаясь и закрывая глаза, как будто они не могли вынести того, что было пред ними. Все тем же холодным, ровным голосом Дороти продолжила:
– Мама никогда не рассказывала мне, кто мой отец. Эти письма я нашла после ее смерти. Из них я узнала, что это Генри Маккларти.
Письма были написаны на гербовой бумаге «Маккларти Эстейт». Каждое начиналось словами «Моя дорогая Линда», а заканчивалось «Я люблю тебя. Генри». А между ними детали тайных свиданий. Генри писал о том, что забронировал номер на два дня в маленьком отеле на побережье . «Нас никто не узнает. Он расположен в безлюдном месте. Мы будем вдвоем целых два дня, мой ангел, и насладимся каждой секундой счастья».
Наконец Ральф взглянул на нее. Его губы были плотно сжаты. Аккуратно свернув письма, он положил их обратно в конверт вместе с кулоном. Пронзая ее колючим взглядом, он мрачно процедил:
– Переоденься. Мы выезжаем через час.
Какое аристократическое благородство!
– Нет!
– отрезала Дороти.
– Я передумала ехать.
Он должен был предвидеть это после все тех оскорблений, которые нанес ей. Конечно, он извинился, и, получив доказательства ее слов, признал, что она говорила правду. Но он чувствовал, что этого было недостаточно.