Шахидка с голубыми глазами
Шрифт:
Сложилась гармошкой левая дверь. Из туалета с красным подпухшим лицом вышел очень милый толстяк.
Представляю, что испытает Яна, когда нос к носу столкнется со мной! Я немедленно поведу ее к профессору. Втроем мы будем сродни кулаку, одной команде. Эй, кто там против нас? «Друг Руслан»?
Чувствительный толчок в спину. Ага, вот и он, легок на помине. Сопит, выдувает из ноздрей сквозняк, ворошит свои реденькие фальшивые усики. Задернул за собой шторку, чтобы никто нас не видел. Бить будет?
– Ты чего ногами сучишь, парень? – спросил я. – Писать хочешь? Проходи, левый свободный!
– Пошел на свое место! – процедил он и так напряг губы, что подбородок покрылся сеткой морщин и стал напоминать куриную гузку.
Я повернулся к нему грудью, как броней. «Друг Руслан» был ниже меня, но в ширине плеч вряд ли уступал. Шея жилистая, словно была скручена из корабельных канатов. Уши мелкие, помятые, подсохшие – какие-то обезьяньи уши. Взгляд его застыл на моем лице. Глаза были полны ненависти.
– Типичный возбужденный некрофил, – дал я определение этому злобному существу. – Имей в виду, ничего у тебя не получится. Лучше сразу опусти голову в унитаз и выстрели себе в рот, а я, так и быть, смою.
Лицо его судорожно задвигалось, словно кто-то невидимый щипал и дергал его за нос и губы. В этот момент за моей спиной щелкнул замок. Я толкнул «друга», заставив его попятиться назад. Яна вышла с совершенно мокрой головой. С ее прядей, ставших похожими на сосульки, капала вода, стекала по ключицам на грудь. Глаза были красными, разъеденными едкой солью слез. Кажется, она держала голову под краном. Ей было плохо? Она плакала?
Я был уверен, что она узнает меня, удивится, воскликнет: «Это ты?! Как ты здесь оказался?!» Но Яна лишь на долю секунды остановила свой взгляд на моем лице; мне показалось, что в ее глазах мелькнул слабый интерес, возможно, она и сделала попытку вспомнить, где видела меня, но это длилось всего лишь мгновение, и интерес тотчас угас. Она отвернула лицо, шагнула к шторке, и я почувствовал ледяной холод…
Мне словно в лицо плюнули. Она не узнала меня. Я смотрел на ее спину, острые плечики, на тонкую руку с отчетливо проступившими суставами…
– Яна! – позвал я.
Девушка вполоборота повернула голову, скорее рефлекторно; я ее не интересовал, меня не было в ее закрытой жизни, для меня просто не было и быть не могло там места.
– Закрой рот! – сдавленным голосом произнес «друг» и ловко выхватил из-под пиджака пистолет. Теплый ствол ткнулся мне в висок.
Это был серьезный аргумент. Я не знал, на какую степень безумства был готов этот человек, и не рискнул врезать ему в челюсть. Я остался неподвижен. Яна вышла за штору, оставив незакрытым узкий проем. Через него я видел салон и двух пьяных мужчин в белых, насквозь пропотевших рубашках; мужчины обнимались, звучно хлопая друг друга по спине.
– Убью, если еще сунешься к ней! – зашипел «друг», брызнув слюной.
Он так же ловко, натренированно спрятал пистолет, как и извлекал. Не справляясь с раздражением, с силой раздвинул штору, обрывая ее с колец. Он не пошел вперед по проходу, чего я ожидал, а сразу же свернул за переборку… У меня было такое чувство, словно играю в странные шахматы, где все фигуры пластилиновые; мой противник мнет их в своих пальцах, и вот уже конь превратился в ферзя, а пешка стала ладьей, а король – пешкой; и я не знаю, как ходить, куда ходить, чем ходить…
Неужели Яна… Самолет проходил зону турбулентности, пол вибрировал, дрожал, словно мы катились по грунтовой дороге, дверная гармошка играла сама собой, растягивалась, сжималась. Я видел зеркало, в которое пару минут назад смотрела Яна. Капли воды медленно, словно крадучись, стекали по его поверхности. На краю маленькой стальной раковины, похожей на казан для плова, стоял бежевый цилиндр губной помады. Я взял его, снял колпачок, покрутил, выдвигая маслянистый, ярко-красный наконечник… Она забыла.
Я вышел, мучаясь от чувства, что потерял нечто очень важное. Запал угас. Я направился по проходу вслед за стюардессой, которая толкала впереди себя опустевшую тележку. Я должен был обернуться и посмотреть на сиденья самого последнего ряда, чтобы принять новый обвал безответных вопросов.
Я обернулся. Яна сидела рядом с иллюминатором, прислонившись лбом к мутному стеклу, покрывшемуся внутри кристалликами льда. Казалось, ее лицо было таким холодным, что от него заиндевело стекло. Ее лица я не видел, и трудно было сказать, спит она или смотрит на размазанную в серой дымке землю. Рядом с ней сидел «друг Руслан». Поза его была напряжена, руки теребили пряжку от привязного ремня, сжатые губы двигались, как спаривающиеся гусеницы. Но его озабоченность меня меньше всего интересовала. Я увидел то, что ожидал увидеть: своим плечом он касался плеча Яны, и эта естественная близость не вызывала дискомфорта или чувства неловкости ни у него, ни у девушки, как может быть только у тех людей, которые знакомы друг с другом.
Ясным, как день, для меня стало лишь одно: теперь я знал, что чернявого «друга Руслана» зовут Богдан Дрозд. И этот человек, надо понимать, не опасен для Яны.
Глава 14
БЛАГОДЕТЕЛЬ!
Профессор отчитывал меня как студента, не сдавшего зачета.
– Я плачу тебе деньги за то, чтобы ты находился рядом со мной! – сердито говорил он и при этом ритмично ударял скрученным в трубочку буклетом себя по колену.
– Вы платите мне деньги за то, чтобы я оберегал вашу жизнь, – возразил я столь же нервно и жестко. – Именно этим я и занимался.
– От тебя пахнет спиртным! Ты пил?
Давно я не чувствовал себя в таком глупом положении. Я забыл, сколько мне лет, и представлял себя двоечником и хулиганом, которого прорабатывает педагогический совет. Профессор распалялся и разговаривал со мной в откровенно ультимативной форме. Этого я вынести не смог.
– Все, господин Веллс! – прервал я его. – Ваши претензии мне ясны. Предлагаю мирно разойтись.
– Хорошо, – ответил профессор, ничуть не испугавшись. – По прибытии в Мадрид я немедленно отправлю тебя обратно.