Шакал
Шрифт:
Когда он с кивком отступил, она кивнула в ответ. На старт. Внимание. Марш…
Он быстро поцеловал ее, хотя, наверное, не следовало, и потом отошёл и направился к выходу из кладовки, и дальше, по двадцати футовому коридору. Никс следовала прямо за ним.
Когда он вскинул руку и резко остановился, она застыла позади него.
Ни звука впереди. Запахов нет. Как и сигналов тревоги.
По его указке они вошли на территорию Надзирателя… которая максимально отличалась от остальной части тюрьмы. Здесь все коридоры и комнаты были отремонтированы, каменные стены и потолки покрыты штукатуркой, все лампы были встроенными, пол покрыт плиткой.
— Здесь есть несколько секторов, — сказал он тихо. — Спальные места для стражи, рабочая зона и личные комнаты.
— Куда мы пойдем?
— К личным комнатам.
Они шли согласовано, он впереди, она за ним, они скользили по плитке на носочках, держа пистолеты возле бедра. С одной стороны он удивился тому, как быстро и эффективно они сработались. С другой — учитывая их секс, это следовало предполагать. Они двигались синхронно в любой ситуации.
По мере приближения к личным комнатам, Шакала охватила паранойя, что за ними следят. Казалось, это было не так, но он готовился к тому, что им наперерез выпрыгнет стража. Но если он верно рассчитал время… а раз проходила пересменка, значит это так… Надзиратель сейчас в рабочей зоне, проверяет лично выработку в начале и конце каждого рабочего цикла. Но Надзиратель относился к производимому продукту намного серьёзнее заключённых, и было интересно, почему он не переведёт бизнес в более безопасное и не столь замороченное место. Но ему нужна рабочая сила, нужны заключённые и, в конце концов, им не нужно платить. Воистину, заключенные получали еду и базовую медицинскую помощь лишь потому, что необходимо было регулярно менять рабочие смены. Более того, судя по словам Никс о том, какой сейчас был год, многие отбыли свой тюремный срок. Но нужны работники, поэтому они оставались в этом безвременном тусклом небытие.
Это несправедливо. Все это.
Когда он подошел к разветвлению, то вскинул руку, и они оба остановились. Пауза… еще… и еще.
Ничего. Ни звуков, ни запахов
Они двинулись дальше по его кивку. Личные покои Надзирателя тщательно охранялись, когда Надзиратель был на месте. В его отсутствие место превращалось в вымерший город. Даже в этой тишине, пока он уверенно вел Никс к месту назначения, его сердце колотилось в груди несопоставимо с прилагаемыми усилиями.
И не только потому, что он в любой момент был готов напороться на стражу или Надзирателя, изменившего своему распорядку. Приближаясь к Стене, он осознал, что была иная причина, почему он пошел вместе с Никс к ее цели. Другая причина вернуться сюда.
Когда они завернули за угол, он сбился с шага.
Запнулся.
Едва удержался на ногах, опершись рукой об отштукатуренную стену.
— Что такое? — прошептала Никс. — Тебе плохо?
Впереди располагалась камера, сконструированная примерно двадцать лет назад, камера заполненная предметами из внешнего мира была выставлена на обозрение как диорама. Выставочный образец, представляющий жизнь в процессе.
Шакал с дрожью в руках и гулко бьющимся сердцем подошел к решётке. Во рту пересохло, и он попытался проглотить ком, чтобы ответить что-то Никс. Ничего не вышло, особенно когда он посмотрел мимо решётки
Там никого не было. На мягкой кровати с простынею и покрывалами. За письменным столом с книгами, блокнотами и письменными принадлежностями. Также никого не было в фарфоровой ванной или в зоне для переодевания за ширмой.
Дыша через нос, он уловил знакомый запах, и попытался убедить себя, что у них все еще есть время… но, на самом деле, не время мешало ему выполнить свой долг.
Внезапно он подумал о решительности и храбрости Никс.
— Кто здесь живёт? — тихо спросила она.
Глава 20
Никс говорила, но Шак, казалось, ее не слушал. Стоя в камере обставленной как хорошая комната в гостинице, он словно выпал из реальности: тело застыло, осталось только глубокое дыхание, он будто превратился в камень.
Здесь оставалась его женщина, подумала Никс, когда он благоговейно коснулся стальной сетки, покрывавшей одну сторону комнаты. Тоска, скорбь и печаль, что читались не только на его лице, но и во всем теле, изменили воздух вокруг него, окрашивая все мрачной аурой.
Ее пронзил неприемлемый во многих смыслах укол ревности, но она не смогла сдержать всплеск агрессии направленный на незнакомую женщину, которой даже не было поблизости. Прежде чем Никс успела остановить себя, она сделала долгий глубокий вдох, гадая, что чувствует мужчина, но ощутила только вонь Улья.
Наверное, к лучшему.
Это не ее дело.
— Нам нужно идти, — сказала она. — Пора…
Плечи Шака дернулись, и он перевёл взгляд. Короткое мгновение, что он смотрел на нее, на его лице было отсутствующее выражение.
Никс покачала головой.
— Не сейчас. Мы не можем сделать это сейчас. Ты нужен мне.
Когда она указала на бетонный пол между ними, он опустил взгляд. А потом сфокусировался на происходящем.
— В эту сторону, — сказал он низким тоном.
Пока они шли, он не оглядывался, и Никс приняла это за хороший знак. Единственному, кто знал, где они и куда идти, нельзя отвлекаться, это словно отпустить руль у машины. В погоне не на жизнь, а на смерть. Прямо перед тем, как съехать с обрыва.
Никс сжала руку на пистолете своего дедушки, и снова посмотрела назад. Никого. Пока никого.
Впереди казалось было все одно и то же, отремонтированный коридор напоминал ей какую-то организацию из романов Стивена Кинга. Но в конечном итоге, они подошли к развилке. Никс поняла, в какую сторону они пойдут еще до того, как Шакал махнул рукой направо, к туннелю из неотесанного камня, в котором шипело пламя в светильниках. Сейчас они оказались в коридоре похожем на те, которые уже миновали: голый черный камень, запах земли, влажность, которую не могла искоренить система вентиляции.
Спустя каких-то сто футов Никс остановилась без указки. С другой стороны, идти было некуда.
Они подошли к Стене.
В мерцающем свете свечей надписи с сотнями имен, казалось, двигались на камне, на котором были выгравированы. И только подойдя ближе, Никс поняла, что список велся на Древнем Языке. Линии были неровными, где-то символы скакали вверх или вниз, и резкой занимались разные люди, имена вырезались отличающимися почерками. Не было ни дат, ни временных интервалов. Но она решила, что список был начат с верхнего левого угла, потому что первое имя было написано прямо под потолком… а в противоположном крае стены располагалась колонна, заполненная наполовину, там было еще место для новых имен.