Шальная звезда Алёшки Розума
Шрифт:
Елизавете было жаль отца Горгия, в канун Преображения она сходила к нему на исповедь и, словно солнечным лучом, обогрелась его мягким и ласковым обращением, откровения её вызвали у дряхлого священника не суровость и строгость, а печаль, словно он искренне скорбел о её слабости и просил у Бога помощи и благословения для Елизаветы. Кажется, его все здесь любили, во всяком случае многие из инокинь ходили с заплаканными глазами.
Елизавета ужасно боялась покойников, до дрожи, до прилипшего к нёбу языка, до отвратительного, постыдного холодного пота, которым покрывалось всё тело. Усопшего обмыли, обрядили в рясу и положили в Успенской церкви. Читать псалтирь над гробом желающих набралось немало. К удивлению Елизаветы, в их числе была и Мавра. Она вообще последние дни ходила тихая, поникшая и очень грустная. И Елизавета не раз видела, как та украдкой плачет.
Так что последняя пара дней стала для Елизаветы настоящим испытанием, она не могла себя заставить не то что подойти к гробу, даже на службу в этот храм не ходила. Однако на Успенье идти пришлось — престольный праздник служили, разумеется, в этой церкви, и всю службу Елизавета простояла ни жива ни мертва, старательно отводя глаза, от гроба, стоявшего на середине храма.
Глава 27
в которой идёт сильный дождь, и Алёшке грозит опасность
— Столько времени потеряно впустую! Столько сил ушло на того слюнтяя! И сие гвардеец, элита русской армии! Да если все московиты так трусливы, как этот красавчик, монсеньор[130] зря боится отстаивать наши интересы при помощи оружия! Они разбегутся после первого выстрела!
Матеушу казалось, что весь гнев в нём уже перекипел, пока он, загоняя себя и лошадей, проводя по двадцать часов в седле, нёсся из Ревеля в Москву. Однако стоило начать рассказ о своей неудаче, как ярость вновь взметнулась и выплеснулась наружу мощным потоком, точно перегретое шампанское вино.
Маньян молчал, слушал внимательно, и на лице не отражалось никаких эмоций. Отчего-то его спокойствие лишало Годлевского всегдашней уверенности, словно в том, что Шубин оказался размазнёй, была его, Матеуша, вина.
— Ладно бы он мне не поверил, недоброе заподозрил, так ведь нет! Сперва едва на грудь не кинулся от радости, долго-долго изливался в благодарностях, рассказывал слезливые историйки о своей неземной любви — и на тебе! Струсил! Заячья кровь! Баба! И такое ничтожество она не может забыть уже целый год?!
Последняя фраза слетела с уст нечаянно, и Матеуш почувствовал, как полыхнули жаром щёки, однако Маньян не обратил на его слова никакого внимания. Он задумчиво крутил на пальце перстень, напряжённо размышляя. Молчание длилось долго, и Матеуш вдруг понял, что ждёт от этого господина, к которому относился с лёгким презрением высокородного шляхтича к выскочке-плебею, помощи, надеется на него. Это понимание привело его одновременно в раздражение и смущение.
Наконец, Маньян поднял на собеседника внимательные глаза. Лицо его было сосредоточенным, словно он решал интересную шахматную задачу.
— Я поговорю с моим покровителем. Есть у меня одна задумка, однако надобно кое-что разузнать…
— Вы собираетесь раскрыть вашему покровителю мои карты? — встрепенулся Матеуш.
— Не тревожьтесь, сударь, ничего опасного для вас я ему не скажу.
И больше, как ни пытался Матеуш выспросить у поверенного что это за «задумка» и кто человек, с которым он намерен её обсуждать, Маньян не сказал ни слова. Он так ловко уходил от ответа, не говоря ни да, ни нет, что Матеуш в первый раз подумал, что, должно быть, бывший посольский секретарь, простолюдин Габриэль Маньян, и впрямь неплохой дипломат.
– ------------
[130] кардинал де Флёри
* * *
Елизавета пришпорила коня, обогнала обоих егерей и устремилась за возбуждённо лаявшей сворой. За ней поскакали все остальные: Воронцовы, Шуваловы, Григорьевы… Из дам в седле была только Анна Маслова. Алёшка отметил, что держалась она превосходно. Впрочем, до Елизаветы, сидевшей по-мужски и одетой в кавалерский костюм, Анне всё же было далеко.
С первых же минут скачки цесаревна вырвалась далеко вперёд, Алёшка залюбовался её ловкой, уверенной посадкой и бесшабашной смелостью, с которой она гнала Люцифера. Однако восторг сменила тревога: как бы стервец не учинил каверзу… Не стоило, ох, не стоило в первый раз ехать на нём на охоту…
Остальная кавалькада растянулась на полверсты. Алёшка стартовал самым последним, но поскакал не вслед за прочими, а срезал путь через луг и небольшой перелесок. За ними, он знал, был неширокий, но глубокий и с отвесными стенками овраг. Прыгать через него никто не решался, поскольку на другой стороне всё так густо заросло ежевикой, что было не видно, куда приземлится лошадь. Однако он погнал своего рыжего прямо к оврагу. Увидев препятствие, конь попытался свернуть в сторону, но Алёшка заставил его двигаться вперёд, и тот легко перемахнул прогал, продрался сквозь заросли и помчался дальше. Проскакав лесом, они выбрались на опушку, через которую только что с лаем пронеслась свора, а за ней Елизавета, и пристроились ей в хвост. Все остальные, включая егерей, остались далеко позади.
* * *
Человек, сорвавшийся с места вместе с возбуждённой преследованием толпой охотников, слегка придержал коня, позволяя прочим обогнать себя, и бросил быстрый взгляд через плечо. Высокая фигура на рыжей лошади отчего-то не помчалась вслед за всеми, а всё топталась посреди поляны, на которой егеря спустили собак.
Не сводя глаз с отставшего всадника, человек съехал с тропы, натянул поводья и остановился, прикрытый раскидистым кустом орешины. Чего он тут застрял? Не любит охоту? Впрочем, какая разница… Главное, что представляется удобный случай довершить предприятие, с коим не справились тупые ублюдки из слободы. Не зря говорят: хочешь, чтобы было сделано хорошо — сделай сам!
Он прислушался: лай собак, топот и конское ржание удалялись — пара минут и стихнут вовсе. Рука вытянула из седельной сумки пистоль, большой палец удобно лёг на курок и медленно потянул на себя. Послышался сухой щелчок, и лошадь, шевельнув ушами, нервно скосила на хозяина глаз. Рыжий, меж тем, перестал танцевать на одном месте и, повинуясь наезднику, наконец, ринулся вслед за остальными охотниками.
Внезапно взмокшая ладонь сжала отполированную рукоять пистолета, палец лёг на спусковой крючок, дуло плавно двинулось выцеливая место, где скачущий должен был появиться в прогале стволов, однако в следующий миг рыжая лошадь свернула с тропы и устремилась напрямки через луг в сторону оврага.