Шаман
Шрифт:
Пётр взял купюру за уголок, спешно завернул её в носовой платок, убрал в карман пиджака. Взамен он положил на стол две свои купюры – рубль и десятку.
– Вот вам рубль взамен, на случай, если соглядатай потребует деньги обратно, а вот червонец – это в знак моей благодарности за вашу благородную преданность.
– Да что вы, Пётр Васильевич, я от души сказал, из уважения!
– Добро должно поощряться, не отказывайтесь. Что он вам ещё говорил?
– Да ничего более. Сказал, что, как только вы вернётесь, дождаться, когда вы подниметесь, и тут же доложить ему.
– Хорошо, сделаем так. Я сейчас поднимусь к себе, а вы, как он того и потребовал, пойдёте и скажете ему, что я дома. Дальше делайте всё, что он повелит.
– Хорошо.
Поднявшись домой, Пётр надёжно запер за собой дверь квартиры и тут же, не раздеваясь, прошёл на кухню, чтобы приоткрыть в её окне форточку. Взглянув с высоты пятого этажа вниз, на набережную, он увидел, как к чёрному силуэту кареты быстрым шагом прошёл швейцар. В чёрном ночном непроглядном мраке он пробыл у кареты с минуту, затем опять показался – торопливым шагом вернулся обратно. Карета осталась на месте, никуда не уехав.
Надо было швейцару сказать, чтобы он номер экипажа запомнил, да в смерче стремительных умственных рассуждений из головы Петра это вылетело. А сейчас уже было не до этого.
Быстро раздевшись в прихожей, избавившись от промокшей в дневном дожде одежды, Пётр сменил нательное бельё и вновь застегнул на животе ремень с самодельной оперативной кобурой. Пришло вновь опасное время, когда без револьвера под рукой он не мог позволить себе пробыть и минуты. В последний раз такое случилось полтора года назад, когда эсеры решили его убить, в месть за поимку их щедрых на деньги дружков, бандитов-кредиторов, по «делу Серебряного кольца» – убийства купца на Выборгской набережной.
Убедившись в прочности крепления к рукояти револьверного шнура (тонкого кожаного ремешка), Пётр сместил кобуру к животу, поближе к правой руке, и, привычно ощупав деревянные рифлёные щёчки рукояти, убедившись, что они не засалены, прошёл с носовым платком в свой кабинет (вторую смежную спальню, которую ни под что иное одинокому сыщику использовать не приходилось, – однокомнатных квартир в 1908-м году не было; самыми малыми были двухкомнатные).
Усевшись за стол, он положил рублёвую купюру соглядатая на чистый лист белой бумаги и рядом расположил свой английский дактилоскопический набор из служебного портфеля. Пододвинув поближе керосиновую лампу, открытую на самый яркий огонь, он склонился над листком денежного знака.
Со слов швейцара, соглядатай вытащил его из пачки других купюр. Это было очень важное сведение, потому что вытащить таким образом купюру, не оставив на ней яркого отпечатка большого пальца правой руки, было невозможно. Для последующей идентификации соглядатая Петру требовалось этот отпечаток выявить.
Когда Пётр несколькими лёгкими движениями магнитной кисточки смахнул с купюры чёрный магнитный порошок, и на ней проступил отчётливый след большого пальца правой руки, его сердце бешено застучало, а правое бедро пронзил знакомый болезненный спазм. Этот отпечаток пальца ему был очень хорошо знаком. Спутать его Пётр не мог даже из тысяч других. Посреди отпечатка располагался характерный треугольный шрам, а под ним ещё два тонких шрама поменьше – визитная карточка матёрого бандита, убийцы купца с Московского шоссе, делом которого он занимался последние две недели.
Склонившись над купюрой, Пётр, обхватив руками голову, крепко задумался.
На фоне всех событий, произошедших минувшим днём, логично было предположить, что за ним установил наблюдение филёр охранного отделения, посланный заговорщиками по «делу Шамана». То есть где-то около Мурино он совершил ошибку и всё-таки попал в поле зрения тайного агента охранки, оперативно присутствующего в селе. Так он рассуждал совсем недавно, поднимаясь по ступеням лестницы на свой этаж. Заговорщики, узнав о возобновившемся интересе Петра к убийству в Степановке, безусловно, забеспокоились и дали команду установить за своевольным сыщиком наблюдение – с целью понять характер его последующих намерений. Соглядатай (сидящий прямо сейчас в карете под окнами его квартиры) у двери в дом его не убил; более того, он посчитал для себя безопасным засветиться перед швейцаром. То есть оснований считать, что в карете сидит не бандит-убийца, а филёр охранки, просто желающий за ним понаблюдать, ранее у Петра было предостаточно.
Но сейчас дело приобрело совсем другой оборот. Вместо филёра в карете сидел разбойник, вооружённый двумя револьверами, входящий в петербуржскую банду, занимающуюся грабежами зажиточных горожан. Дерзкий хладнокровный убийца, прямо на пороге дома застреливший несчастного купца двумя выстрелами в голову. Зачем он здесь?
Даже теоретически бандит не мог знать о проводящейся против него оперативной разработке. В это дело были посвящены только четверо людей: Филиппов, Кунцевич, Пётр и его напарник. И больше ни одна душа во всей вселенной. Утечка информации по делу исключена, потому что всех троих Пётр хорошо знал, в профессионализме и порядочности которых был уверен. Убийца купца не мог ничего знать о Петре: ни о его причастности к оперативной разработке, ни о том, кто он и как выглядит. И, тем не менее, он сейчас здесь, ждёт, когда Пётр с утра выйдет на улицу. Почему?
То, что бандит установил за ним наблюдение именно после его разговора с урядником Мурино, не было совпадением – он был в этом уверен на уровне бессознательного. То есть версия, что причастный к убийству купца бандит является одновременно тайным агентом охранного отделения, ярко поднималась из глубин его подсознания, с каждой секундой вырисовываясь в разуме во всё более отчётливую картину. Методы охранки были известны. Эти люди часто работали не по правилам, не брезгуя совершать должностные и уголовные преступления. Поэтому факт, что петербуржский разбойник по совместительству является их тайным агентом, был не особо удивителен. Но зачем охранке, узнавшей о новом интересе Петра к «делу Шамана», обращаться за помощью не к своим филёрам, а именно к разбойнику? Ответ очевиден: высокопоставленные заговорщики сегодня приняли решение Петра устранить – убить руками ранее завербованного охранкой бандита. При этом тому дали задание сделать это не у дома Петра, а где-то на удалении, в какой-нибудь безлюдной улочке, где он ненароком следующим днём окажется. Только это объясняет факт, что тот не сделал этого уже сейчас, у подъезда дома, ночью, на улице.
«Что делать дальше?» – вот вопрос, над которым надо было крепко задуматься. Филиппову о расследовании в Мурино говорить было нельзя только потому, что это его карьеру погубит. Едва только Филиппов узнает от Петра, что к убийству в Степановке причастны жандармы охранного отделения, зная его характер, он немедленно доложит об этом Столыпину. Столыпин, вызвав к себе Петра, потребует от него доказательств, а их сейчас нет. Все сведения по заговору на данный момент являются его домыслами. Поэтому, зная характер премьер-министра, он наверняка на версию Петра махнёт рукой. Не будет он поднимать ураган всеимперского масштаба на основе домыслов сыскного надзирателя, чиновника (прав Моллериус) невысокого статуса. То есть сведения Петра никакой пользы не принесут. Напротив, они обратятся проблемами для Филиппова – человека, которого Пётр искренне любил и уважал. Заговорщики, скорей всего, поступят с ним так же, как и с Кошко, – его из Санкт-Петербурга уберут. Сошлют в провинцию как ещё одного неудобного свидетеля. Подставлять своего начальника было не в характере Петра.