Шандор Петефи
Шрифт:
Неуемный в любви и ненависти, прямой и ясный в своем отношении к миру, поэт на некоторое время утратил перспективу в жизни. Его активная, волевая натура, требовавшая борьбы, разрешения мучивших его вопросов, не находила себе выхода в окружающей действительности. В это время Петефи еще не пришел к ясному осознанию социальной борьбы как единственного пути к разрешению царившей несправедливости. Гнев, отчаянье, презренье, ненависть воплотились у него в целом ряде произведений, которыми он как бы наносил пощечину современному ему обществу, мстил ему.
За недолгий период творчества, который начался в конце 1845 года и закончился к середине 1846 года, Петефи создал целый ряд стихотворений и поэм.
К этому времени относится цикл «Тучи» — цепь мрачных маленьких афористичных стихов, «Зимняя ночь» и гениальный лирический монолог «Сумасшедший», явившийся единым воплощением того гнетущего настроения, которым проникнуты стихи цикла «Тучи». Стихотворение «Сумасшедший» — это как бы вопль отчаяния и ненависти к тому миру, где царит зло, где мудрецы,
спрашивает поэт, с ужасом оглядываясь кругом. Только иногда врывается луч света в беспросветный мрак и отчаянье души Петефи, и этот луч света — упование на то, что настанет славный час борьбы за свободу.
И вырежу я сердце потому, Что лишь мученьями обязан я ему, И в землю посажу, чтоб вырос лавр. Он тем достанется, кто храбр! Пусть увенчается им тот, Кто за свободу в бой пойдет!В этом стихотворении уже ощутима та самоотверженность, полное отсутствие индивидуализма, постоянное ощущение себя органической частью своего народа, которые были больше всего присущи Петефи. И как ни старались тучи заслонить от него солнце, он даже в эти тяжелые месяцы временами поднимался над ними и впитывал в себя живительные лучи света.
В эту пору написана и чудесная лирическая поэма «Волшебный сон», в которой поэт находит разрешение трагических страстей в светлых воспоминаниях о первой любви, о дружбе юношеских лет, в грустном и трезвом ощущении того, что смерть ничего не разрешает, что счастье возможно только на земле и все романтические мечты о небе бесплодны.
Развейся, сон волшебный, сгинь вдали, Как замиранье песни лебединой [42] .Но прозрачная грусть и трезвость «Волшебного сна» не остудили жара, Все вновь и вновь подымаются языки багрового пламени, и он пишет поэмы, в которых чувство мести опять заполоняет все. Ведь не так просто забыть, что любовь осталась неразделенной, потому что в этом злом мире ценится не чувство, а деньги и положение. И вот рождается поэма «Пишта Силай» — о бедном паромщике, возлюбленную которого соблазняет богатый повеса. И что же остается делать бедняге, который хотел было даже стать разбойником, чтобы мстить богачам, но оказалось, что «не для разбоя он рожден». Пишта Силай убивает свою любимую, ее соблазнителя и себя.
42
Перевод Б. Пастернака
Все трое нашли себе последнее пристанище в водах Дуная.
Действие в поэме происходит на островке Дуная. Прелестные картины природы сменяют одна другую, и идилличность их только усугубляет тяжесть душевных переживаний героя поэмы, который не мог восстановить справедливость и не нашел для себя другого выхода, кроме смерти.
Времена мрачного средневековья раскрываются в суровых ямбах поэмы «Шалго». Замок Шалго — это рыцарский замок, обращенный в разбойничье гнездо,
Где пировали, как бы потешаясь Над стонами несчастныхИ обитатели этого кромешного ада, владельцы замка Петер Комполти с сыновьями, разбойничали, грабили, убивали мужей, похищали жен. Все это продолжалось до тех пор, пока любовь к похищенной красавице не заставила одного из братьев раскаяться в совершенных злодеяниях, и во имя этой любви он решился покарать злодеев — собственных отца и брата. И он покарал их, но сам лишился рассудка и бросился со стен замка вместе с любимой женщиной.
…Род их вымер. Дворовые при дележе богатств Друг друга изрубили гак, что мало Кто уцелел. Над трупами весь год Кружились вороны. И замок Шалго Ветшал, ветшал. И жители внизу Шарахались, когда дул ветер сверху.Эти стихи и поэмы, как и все, что писал Петефи, сразу же нашли живой отклик в венгерских литературных кругах, но большая часть литераторов не поняла истинного смысла стихов, не расслышала их мятежного звучания, и отряд «рифмующей саранчи», «хитрых обезьян», бесчисленное множество бездарных подражателей бросились строчить пессимистические вирши.
В ответ на этот поток карикатурной мизантропии Петефи, будто увидевший себя в кривом зеркале, выбросил, как белый флаг примирения с жизнью, «которая все же хороша», программное стихотворение «Мироненавистничество»:
Господь небесный, дьяволы и ад! Что землю ждет? Ведь под любым кустом Гнездится злобный человекоед — Такая мизантропия кругом. О мироненавистники! Они Проклятий камни мечут круглый год. Как будто гниль сквозь гробовую щель, Их мироненавистничество прет. Случалось ли вам, судари, любить, Чтоб в ненависть такую нынче впасть? Молились вы за счастие людей, Чтоб вправе быть их всех теперь проклясть? Дарили человечеству сердца, А люди зверски растерзали их? Нет! Миру не дарили вы сердец, Поскольку не имели таковых! Их нет у вас! А вот карманы есть, Есть животы, охота их набить. Поэтому сердиты вы на мир И все кругом готовы истребить! Я тоже ненавидел. Повод был… Но, подлецы, когда я встретил вас, От ваших байронических гримас Вся ненависть моя оборвалась! И чем настойчивей хотите вы Жизнь охулить, на ней поставить крест, Тем более мне нравится она, Я вижу в ней все больше светлых мест. Ведь, в самом деле, этот мир красив: И каждый год весна красна для всех, И есть красавицы в любом селе, И рядом с горем вечно льется смех.