Шрифт:
Александра Романова
Шанель № 007
Если бывают крутые детективы, то должны быть и детективы всмятку.
Неприятности этого безумного дня начались с самого утра. Впрочем, первый тревожный звоночек прозвучал еще накануне вечером. Даже не звоночек, а звонок в буквальном смысле слова. Мне позвонила по телефону моя подруга Настя и, среди прочих сведений, сообщила, что Технический университет, где мы с ней работаем, собираются переделать в публичный дом и что в метро меня ждет удивительный сюрприз.
Хорошо зная Настю, я не приняла ее слова всерьез. Думаю, все сумасшедшие дома Петербурга забиты людьми, принимающими всерьез юмор моей подруги. Я только поинтересовалась, собираются ли в таком случае сохранять штат преподавателей и если да, то в качестве кого.
– Девочки из нас, боюсь, выйдут никудышные, – самокритично признала она, – но сдаваться я не собираюсь. В конце концов, не все ли равно, какой предмет вести? Вместо изучения пособий по английскому языку буду изучать с группами пособия по сексу. При моем методе парной работы это не имеет значения.
Как уже говорилось, мы с Настей преподаем в Техническом университете, только я веду математику, а она английский на коммерческих курсах. На деятельность подруги я всегда смотрела с огромной завистью – как не загляну к ней, так наблюдаю одну и ту же картину: сидит моя Настенька нога на ногу, хихикая в потолок, а учащиеся тем временем увлеченно беседуют друг с другом. Это называется методом парной работы. Я пыталась перенести методику на свой предмет, но потерпела позорное фиаско. Ну не могут студенты, разбившись на пары, полтора часа разговаривать о математике! Не так они воспитаны. Или так невоспитанны.
– Слушай, – обрадовалась я, – парная работа – это теперь как раз то что надо! Надеюсь, они у тебя разбиты на смешанные пары? В смысле, юноша с девушкой? Тогда ты без проблем впишешься в новую специфику.
– По-разному бывает, – призналась Настя, – но это неважно. Однополый секс тоже имеет право на существование. Одним из достижений демократии является свобода сексуальных меньшинств.
– А с чего ты все-таки взяла, – поинтересовалась я, – что нас решили переквалифицировать? Конечно, в связи с приемом по ЕГЭ в институтах сейчас полный бардак, но не в буквальном же смысле!
– Зайди к нам при первом удобном случае, и убедишься, что в буквальном. Я неделю проболела, а когда появилась, глазам своим не поверила. В общем, словами этого не передать!
Да уж! Конечно, после такого жалкий сюрприз в метро отступил на второй план, и вспомнила я о нем лишь с утра по дороге на работу. Вообще-то сюрпризы я люблю. Приятные, разумеется. Однако последние годы моя жизнь почему-то выполняет план по сюрпризам с помощью всяких гадостей. Не отстал и метрополитен. За примером далеко идти не пришлось! Вчера при попытке уехать с Невского проспекта я обнаружила закрытый туннель, украшенный лицемерной надписью: «Пользуйтесь
Правда, однажды метрополитен преподнес мне и приятный сюрприз в виде пары прокладок, совершенно бесплатно врученных девицей в кепочке с огромным козырьком и в куртке с надписью «Либресс». Только не подумайте обо мне чего плохого! Удивительный подарок делался каждому выходящему, вне зависимости от возраста и пола. Видимо, домовитые мужья должны были преподнести его очарованным женам, а романтические холостяки – нежным возлюбленным. В конце концов, благодаря современному телевидению у женского организма секретов больше нет.
Может, мне и сегодня что-нибудь перепадет? Или… я оцепенела… или сюрприз в том, что с сегодняшнего дня проезд опять подорожал? Этого мне не вынести! Конечно, по причине наличия кандидатской диссертации и должности доцента я трачу на одну поездку в институт и обратно всего пятнадцать процентов зарабатываемой за день суммы, а не сорок, как преподаватели, не имеющие степени. Однако при подорожании… о боже! Или Настя шутила? Но ведь все ее шутки имеют реальную основу.
Впрочем, времени ломать голову над проблемой не было – я опаздывала. Покинув поезд и резво перебежав на другую линию, я нырнула в последний вагон. Проехала одну остановку, вышла в холл – оцепенела. Вы бы и сами оцепенели, если б вас неожиданно завезли в другую реальность! А ничем иным я не могла объяснить то, что, не менее чем в тысячный раз проделав привычный путь, я оказалась в незнакомом помещении.
В ужасе осмотрев странный вестибюль, я решила выбираться наружу. Но не тут-то было! Один указатель сообщал о переходе на вторую линию, другой – на четвертую. Кругом метались испуганные люди, некоторые из них даже падали, не от страха, конечно, просто пол был очень скользким. Выход вовсе отсутствовал.
Лишь тут в моей голове что-то забрезжило. Нам давно обещали открыть новую станцию метро, однако это событие несколько раз откладывалось по техническим причинам. Кто же мог догадаться, что оно случится именно сегодня, причем нас завезут туда насильно и без предупреждения? Не только завезут, но и замуруют.
Я нервно бросилась вслед за толпой. Это был настоящий квест. Переход длинный, потолки низкие, да еще иногда встречаются на пути преграды: то лестница, ведущая сначала вверх, потом сразу же вниз, то жутко воющий и дергающийся эскалатор. Незабываемые ощущения! Минут через десять я, наконец, оказалась там, куда должна была приехать изначально, и в итоге сумела вырваться на поверхность.Добравшись до института и приступив к чтению лекции, я упорно продолжала размышлять о вчерашнем разговоре с Настей. Сюрприз в метро не заставил себя ждать – значит, и переоборудование института в бордель не за горами? Но это сколько возникнет проблем сразу! Прежде всего, у нас плохо топят, так что ни один клиент добровольно не разденется. К тому же время от времени с потолка падают куски штукатурки, иной раз довольно крупные. Получается, что желательно быть не только хорошо укутанным, но еще и в каске. Возможно, стоит запустить рекламный слоган «Секс для экстремалов»?
Странные звуки заставили меня отвлечься от увлекательного бизнес-плана. Мне показалось, что я услышала… блеяние, что ли? Неужели это студенты? Я обернулась. Студенты и впрямь показались мне излишне возбужденными и излишне радостными. Вряд ли причиной радости могла стать теорема об инвариантных подпространствах. Однако на причину превращения человека в овцу теорема тоже не тянула. Что я, не знаю, из-за чего становятся овцами? «Не пей, Иванушка, из этой лужицы, а то хуже будет!» Лужица в аудитории имелась – как я уже упоминала, институт в аварийном состоянии, особенно потолки, и относительно всех приятных весенних событий типа «журчат ручьи, и тает снег, и сердце тает» я обычно бываю в курсе, не покидая рабочего места. А что, очень даже удобно.
Тем не менее мысль, что кто-то из учащихся напился из нашей лужи, сразу отпала. Возможно, и впрямь молодежь становится с каждым годом глупее и ленивее, но не такими же темпами! Скорее всего, блеяние мне почудилось. Я снова повернулась к доске… и опять услышала этот звук, сопровождаемый приглушенным хихиканьем. Вот это уже хуже. Неужели студенты хотят меня обидеть? А ведь после зимних каникул они встретили меня бурными продолжительными аплодисментами! Правда, с тех пор я успела доставить им массу тяжелых минут. Теорема о базисе… теорема о линейном операторе… теорема о… да, учащимся есть что мне припомнить. Однако как талантливо блеет этот тип! Да ему в цирке надо выступать, а не тратить время на обучение математике! Где же он?
Я вгляделась – и оцепенела. За партой сидела овца. Вид у нее был донельзя несчастный. А у окружающих ее парней – донельзя счастливый. И удивляться тут, пожалуй, нечему. Подавив в себе желание спросить, из какой же группы мой новый ученик, я честно признала:
– Вас я понимаю, но что ее тут могло привлечь?
– Она тут, видимо, была с самого начала, – объяснили мне. – Тихо сидела, боялась, наверное. Мы ее сперва и не заметили.
– А может, спала, – добавил кто-то. – А теперь проснулась. И кричит.
Я тут же представила себе бедное животное, открывшее глаза после мирного сна и узревшее инвариантные подпространства. Тут не заблеешь, тут закричишь! Надо срочно ее выдворить, пока она не лишилась остатков разума. Тем более что овцы и без того им не блещут. Однако я всегда отличалась адекватной оценкой собственной личности и твердо знала, что на роль тореро не гожусь. Придется просить студентов… да, нашла дураков! Чтобы они добровольно лишились такого развлечения! Я обвела взглядом аудиторию. Андрей покладистый, но освобожден от физкультуры… Дима культурист, но плохо воспитан… Игорь всем хорош, но любит качать права… а вот Сережа вполне сгодится.
– Я вас попрошу, Сережа, выведите ее в парк.
– А может, не надо? – робко спросил Андрей. – Она тихо посидит. Мешать не будет.
– Нельзя думать только о себе, дорогие, – вздохнула я. – Вас в детстве учили, что мучить животных нехорошо?
Последняя фраза подействовала, и трое добровольцев (видимо, члены общества охраны животных) присоединились к Сереже, и их совместными усилиями нелегалка была выдворена из храма знаний. Я посмотрела на часы. Пора делать перерыв. А как же инвариантные подпространства?
– В связи с последними событиями теорема остается вам для самостоятельного изучения.
По аудитории пронесся стон, и я поспешила сказать в утешение:
– Ради братьев наших меньших можно пойти на некоторые жертвы.
– В следующий раз, – гневно выкрикнул Игорь, – я лично буду проверять, не сидит ли где-нибудь под партой меньший брат, а если сидит, то выкину его за шкирку!
Поскольку именно это и являлось целью моего последнего маневра, я не стала возражать. Если кто-то специально привел милое животное с целью срыва лекции, повторять эксперимент он теперь не станет. Впрочем, я не исключала, что оно заявилось само. Дело в том, что наш институт располагается в обширном парке. Исчерпав резервы по сдаче в аренду учебных помещений, последнее время ректорат перешел на парк, и часть лужаек огородили. На одной из них начали строить теннисный корт, а на другой возвели хлипкий сарайчик, всегда возбуждавший мое любопытство, поскольку из него доносились странные звуки. Уж не овчарня ли там? И уж не протекает ли ее крыша похлеще нашей? Вот бедная овечка и нашла пристанище у нас.– Ты меня слышишь? – неожиданно завизжали мне в ухо, причем так пронзительно, что я сочла за лучшее отскочить подальше. Отскочив, я увидела то, что давным-давно хотела увидеть. Свету. На ней был пиджак. Точнее, я не дала бы голову на отсечение, что пиджак являлся единственным предметом ее туалета. Хотя бы потому, что, опустив глаза, я заметила наличие туфель и даже колготок. Но вот имелась ли юбка – это вопрос. И блузка тоже. Из-под пиджака не торчало никаких фрагментов. За исключением фрагментов Светиного тела, разумеется.
– Слушай, а юбка там есть? – не выдержала я, отодвинув на второй план все важные вопросы, которые собиралась задать подруге при встрече.
– Где? – заинтересовалась она.
– Что где?
– Где ты видела юбки?
– Я? Я как раз не видела. Под твоим пиджаком.
– А, ты об этом. Я думала, о бутике.
– Бутике? – покорно повторила я. «Батик» – вид росписи по ткани, а «бутик» – вроде бы такой магазин? Вернее, не такой, а этакий. Плевать мне на этакие магазины – все равно там цены не для меня.
– Ну, бутик, где я это купила, – прервала мои мысли Света. – Только юбки сейчас не носят. То есть носят, но в других комбинациях.
Я не стала уточнять, подразумевается под комбинацией вид нижнего белья или сочетание предметов. Мне не хотелось сбивать подругу с темы.
– А носят сейчас вот что, – бодро продолжила она и жестом фокусника распахнула пиджак. – Хочешь, я тебе такой сошью на день рождения? Конечно, это будет не фирма, но для твоих лекций сойдет.
– Ты уверена? – хмыкнула я, внимательно рассматривая короткие плюшевые шортики зеленого цвета на лямках и нечто вроде желтенькой маечки, от которой злая собака оторвала все, за что сумела уцепиться.
Света обиделась:
– Я шью очень хорошо. Я бы и сама себе шила, да престиж не позволяет.
– Вот именно! Если я появлюсь здесь в таком наряде, на занятия сбегутся студенты со всех факультетов и разнесут аудиторию в клочья.
– Кстати, вот это твое платье обрезать сантиметров на двадцать, и будет самое то. Оно тебе идет.
– Еще бы! Я сегодня заманила к себе овцу. А укороти его на двадцать сантиметров, так наверняка с ней заявился бы и баран. Слушай, а куда ты пропала? И вообще, что все это значит? Я тебе звоню и звоню… Дома никто не отвечает, мобильный не соединяет.
– Ты небось звонишь на старый номер, а я завела себе другой, короткий. И вообще, не ври! – возмутилась Света. – Это я тебе звоню и звоню! Вот, например, пять минут назад твой телефон был вне зоны доступа.
– Еще бы! Я на время занятий его отключаю.
– А вчера поздно вечером?
– Я была в театре, там я его тоже отключаю. Кажется, потом забыла включить… с кем не бывает? Могла бы позвонить на домашний.
– Откуда я знала – вдруг твоя мама уже спит? И вообще, не отвлекай меня! Я пришла по жутко важному делу, а ты меня сбила. А у меня времени осталось пять минут. В общем, у меня большие неприятности, и ты должна мне помочь.
– Какие неприятности?
– По работе. При следующей встрече расскажу подробно. Я здорово влипла. Ты ведь не хочешь, чтобы меня посадили?
– Разумеется, нет. А есть за что?
– Покажи мне финансового директора, которого не за что посадить, и я его лично задушу, – непонятно, но очень эмоционально объяснила Света, и я тут же решила, если судьба сведет меня с финансовым директором, не показывать его подруге. Так будет для всех спокойнее. – В общем, от тебя нужна сущая ерунда. Вот! – Она протянула мне элегантный пакет.
– Спрятать? – в ужасе уточнила я.
Нет, Света ни за что не подсунула бы мне бомбу! Там наркотики или золото-бриллианты, переложенные пачками долларов. Как-никак, я читаю современные детективы. Разумеется, тратить на подобную литературу деньги я бы не стала, но в библиотеке мне постоянно подсовывают дефицитные новинки. После прочтения каждой из них я минимум неделю стараюсь не выходить из дома с наступлением темноты. Что обычно не удается, поскольку девять месяцев в году в Петербурге темно с утра до вечера.
– Нет-нет! – отвергла моя подруга. – Если спрячешь, совсем помнешь. Скорее всего, и так придется гладить. Ты знаешь, как гладят бархат?
– Утюгом, наверное? Разве нет?
Света махнула рукой:
– Ну, бог с тобой! Я потом подержу над паром. Туфли я не принесла, у нас размер не совпадает. Тут одежда и сумочка с косметикой. Обязательно хорошенько накрасься, а то тебя просекут! Поняла? Ладно, я пойду.
Хорошо, что я успела вцепиться в полу ее пиджака.
– Ничего не поняла! Объясни толком!
– Ну, ты должна сегодня пойти кое-куда вместо меня. Адрес я тебе записала. Там будет презентация по случаю открытия нового офиса. Я должна там быть. Ты создашь мне алиби.
– Зачем?
– Потому что мне надо быть совсем в другом месте. Ты ведь не хочешь, чтобы меня убили?
Час от часу не легче!
– Не хочу! Но если ты не расскажешь мне все по порядку, то придется.
– Ну, вот, – кивнула Света. – Поэтому ты должна сыграть мою роль как можно лучше. Чтобы никто не заподозрил, что это была не я. Вот я и принесла тебе одежду. Все очень просто. Только сиди там до упора, ладно? Ну, я побежала, а то меня засекут!
И она рванула вперед со скоростью хорошо разогнавшейся ракеты, а я понеслась следом, исступленно выкрикивая: «А они тебя знают?» Видимо, это доконало мою подругу окончательно. Она резко притормозила каблуком, обернулась и возмущенно фыркнула:
– Ты считаешь меня совсем дурочкой? Если б они меня знали, я б послала тебя не к ним. Буду жива, позвоню.
Не успев закончить свою последнюю фразу, Света тут же растворилась в воздухе. А я осталась в коридоре, столь ошарашенная, что даже мысль о покинутых мною на произвол судьбы картинах показалась ерундовой. Картинами этими украсили мою аудиторию совсем недавно. Их преподнес в дар институту его бывший выпускник, эмигрировавший в Америку и переквалифицировавшийся там из инженеров в художники. Я умоляла коменданта облагодетельствовать не меня, а кого-нибудь другого, однако оказалось, что именно в этом помещении прошли счастливейшие часы жизни гения. Хотя мне трудно себе представить, что у человека, способного создать такое , бывали в жизни счастливые часы. Впрочем, украшение стен этими шедеврами современной живописи имело не только отрицательный, но и положительный эффект. Последний выражался в том, что студенты больше не могли себе позволить во время лекции глазеть по сторонам и были вынуждены, не отрываясь, смотреть на доску. Однако отрицательный эффект перевешивал. Мало того что я вздрагивала каждый раз, когда случайно поворачивала голову, я еще пугала бедную маму, регулярно передавая ей просьбу, чтобы после смерти меня кремировали, а ни в коем случае не хоронили в натуральном виде. Дело в том, что изображение на картинах больше всего напоминало мое чисто умозрительное представление о том, как выглядит труп, пару лет пролежавший в земле. Тем не менее основной ужас даже не в этом, а в цене доверенного мне сокровища. Не знаю, кто занимался оценкой, скорее всего, сам автор, но он не поскупился. И, видимо, для того чтобы уберечь нас от соблазна похитить полюбившееся творение мастера и тайком любоваться им по ночам, был заведен строгий учет и контроль. Получая ключ от аудитории, я расписывалась за наличие там картин по описи, и меня строго предупредили, что я обязана охранять университетское достояние от порчи несознательными студентами, иначе ущерб будет взыскан с меня. И все перемены я цербером рыскала глазами по сторонам, выискивая ненормальных, рискнувших приблизиться к стене. Впрочем, обычно таковых не находилось.
Слава богу, во время моей погони за подругой тоже ничего не пропало. Однако настроение мое все равно было ниже среднего. Хотелось все спокойно обдумать, но не было возможности, поскольку перерыв я уже проволынила и пришлось начинать следующую пару. Одно ясно – Света не шутила. Если бы с подобной просьбой ко мне обратилась Настя, я бы похихикала и выбросила все из головы. Но Света – другое дело. Да и вообще, с ней последнее время явно что-то не так. Во-первых, мы не виделись аж с ее новоселья, то есть четыре месяца. Ну, это еще ладно, человек занят обустройством долгожданной квартиры, и ему не до встреч. Но мне и по телефону никак не удается ее выловить! В лучшем случае слышу «Позвони потом, я занята». Это, видимо, во-вторых. А в-третьих… в-третьих, что-то есть очень хочется. То есть о чем я? Не думай о еде, думай о Свете!
Не получилось. Впрочем, удивительно не то, что мои мысли снесло на еду, а то, что это произошло так поздно. Дело в том, что последнее время я завтракаю на западный манер – мюслями. Инициатором была мама, уверенная, что мой изнуренный мясом организм требует злаков. Точнее, мама настаивала на кашах, но против каш я решительно возражала (не буду говорить, какие они у меня вызывают ассоциации, чтобы не ужаснуть тех счастливчиков, которые их любят). Тогда Настя посоветовала популярные в Европе мюсли, уверяя, что в них бездна растительного белка. Я осмотрела продукт и нашла вполне приличным. Раздавленные зернышки, для утешения потребителя смешанные с большим количеством семечек и изюма. Если верить аннотации, там вообще присутствовало девять видов фруктов! И варить не надо – только залить молоком, а именно вид разваренных каш вызывает у меня отвращение. Разумеется, легко сдаваться я не собиралась и в обмен на обещание укрепить свой организм потребовала от мамы немедленно поставить вылетевшую год назад коронку (заманить маму к зубному – дело нелегкое). Контракт мы обе выполнили честно.
Не скрою, на трагический эксперимент меня подвигли несколько причин. Одной из них явилась картинка, попавшаяся мне на глаза при чтении журнала «Наука и жизнь». На ней я узрела тощего паука, обнимающего высокий столбик, и толстого, горестно опершегося о низкий. Рядом были нарисованы две крысы, попавшие в аналогичную ситуацию – тощей достался матерый столб, а толстой – какая-то жалкая тумбочка. Завершало наглядную агитацию изображение двух людей, и сами понимаете, какому из них больше повезло.
Заинтересовавшись, я прочла опубликованную на той же странице статью и с горечью узнала, что столбики – это символ. Когда калорийность крысиного рациона снизили вдвое, почти вдвое увеличилась продолжительность их жизни. Что уж говорить про пауков! Те и вовсе превратились в паучьих аксакалов.
Правда, людям советовали вступать на низкокалорийный путь лишь после двадцати, когда организм вполне сформирован, однако я, к сожалению, давно проскочила сей рубеж. К тому же требовалось не просто меньше есть, а умудряться при этом потреблять должное количество необходимых организму веществ. Разве это не прямое указание на мюсли? Божий промысел, честное слово!
Вторым толчком к подвигу явилось мое стремление к экономии. Ну, стремление – мягко сказано. Невозможность без нее обойтись, поскольку зарплаты еле хватает даже на потребительскую корзину, а ведь при нашем климате и самому непритязательному гражданину не обойтись только едой – требуются одежда и жилье. Я рассчитала, что европейский завтрак втрое дешевле моего, состоящего из бутербродов, и окончательно решилась.
Увы, радужные планы рассыпались, как карточный домик. Нам вечно тычут в нос пример цивилизованных стран и удивляются, почему у нас все иначе. Да потому, что в цивилизованных странах живут совсем другие существа. По крайней мере желудки у них точно другие. Возможно, итальянцы или немцы способны позавтракать горстью зерен и после этого чувствовать себя вполне счастливыми, а в качестве обеда довольствуются «Сникерсом». Мне же придется смириться с тем, что мой столбик не дорастет до желаемых высот, и ничего тут не поделаешь.
Хотя начиналось все прилично. Я залила молоком четыре столовые ложки низкокалорийного кушанья и довольно бодро за него принялась. Должна признать, что насыщают мюсли поразительно. По крайней мере, ощущение безумной сытости возникло у меня гораздо раньше, чем четыре ложки были съедены. Обрадовавшись, я подсунула остатки маме и отправилась на работу.
Голод пронзил меня при подходе к институту. В свое оправдание могу лишь сказать, что добираюсь я до института полтора часа. Страдания мои были неописуемы. Еды я с собой не взяла, а тратить деньги на буфет было жаль. Как я провела занятия, сама не знаю. Желудок выплясывал какой-то бешеный танец, а мозги фабриковали видения вкусных блюд. Спас автоматизм. Возможно, с профессиональной точки зрения, я оказалась даже в выигрыше, так как у меня резко повысилась свирепость, столь необходимая преподавателю и недостаточно развитая у меня в обычном состоянии.
Дома я вцепилась в ужин, словно не ела год. Следующий день пришелся на субботу, и через два часа после потребления мюсли я, не выдержав испытания, сделала себе пару бутербродов. Свой обычный завтрак. Таким образом, экономия, как всегда, обернулась своей полной противоположностью. Равно как и уменьшение калорийности. Я просто перешла на четырехразовое питание, добавив к рациону злаки. Однако данный вариант меня решительно не устраивал. В результате я упорно продолжала попытки воспитать организм на западный манер, надеясь, что рано или поздно он привыкнет и образумится. И обедов с собой в институт не брала – нечего его баловать! Хватит того, что по выходным я иду у него на поводу.
Результатом этой воспитательной работы и являются мысли о еде, вытеснившие из моей головы даже Светины заботы. Впрочем, правду говорят, что насыщенная жизнь притупляет чувство голода. Из-за свалившихся на меня проблем мучения начались минимум на три часа позже, чем обычно. Вот уж нет худа без добра!После звонка ноги сами понесли меня к выходу, поскольку прекрасно знали, что, чем быстрее они будут двигаться, тем скорее попадут домой, где их (ну или прикрепленное к ним тело) ожидает вкусный ужин. Однако я велела ногам остановиться, а рукам полезть в Светин пакет. Первое, что мне попалось, – это микроскопическая красная бархатная сумочка, обшитая бисером. Помимо помады, туши и зеркальца, внутри лежала записка с адресом, а также с указанием времени – «к девятнадцати часам». Домой не успею смотаться. Придется занимать деньги у Насти, благо она сейчас на своих курсах, совсем под боком. К тому же там я смогу уединиться и внимательно осмотреть полученный сверток. Заодно с Настей посоветуюсь.
– Вот ты где! – раздался обличающий голос Курицына. – Что, на подоконнике сидишь?
Я вздохнула. Кто еще, застав меня на подоконнике, мог задать подобный вопрос?
Курицын когда-то учился со мной в одной группе, а теперь работал на той же кафедре. Еще в студенческие годы он славился на весь университет. Помню, мы обсуждали с подругами, в какой из групп матмеха хуже обстоят дела с мужским обществом, – а надо заметить, что количеством юношей факультет не блистал, и каждая из нас имела право пожаловаться. Однако самой обделенной единогласно была признана я, ибо, по меткому выражению Светы, в моей группе на двадцать девочек четыре мальчика, из которых один при виде любой особы женского пола пытается спрятаться под стол, другой алкоголик, третий негр, а четвертый вообще Курицын. Света, кстати, отработав в нашем Техническом университете несколько лет, уволилась и перешла в частную фирму, и я подозреваю, что, помимо мизерной преподавательской зарплаты, ее отпугнула перспектива вечно видеть перед собой это удивительное существо.
Чисто внешне Курицын вполне похож на нормального человека, однако впечатление нормальности рассеивается быстро. Он патологически скуп, глуп и нахален. Если кто-нибудь подскакивает к тебе в очереди в буфет и, громко сопя, кричит: «Она должна была предупредить вас, что я здесь стоял! Возьми-ка мне котлету с картошкой, а деньги я отдам потом!» – то можешь не сомневаться, что это Курицын и что денег ты не получишь никогда. Разумеется, никто не мешает тебе притвориться глухой и котлету с картошкой ему не взять, однако тогда будь готова к тому, что он схватит с тарелки твою, мотивируя это тем, что из-за твоей глупости не намерен оставаться голодным. Когда однажды он, давясь от жадности, неожиданно предложил угостить меня сушкой, весь матмех долго обсуждал потрясающее событие и поздравлял меня с великой честью стать предметом чувств знаменитости.
Увы, но шутки были близки к истине. Курицын и впрямь стал оказывать мне знаки внимания. Его сопение вечно слышалось за моим плечом, а мои котлеты чаще, чем чьи бы то ни было, перекочевывали в его желудок. Стоило мне повернуться в его сторону, как я была вынуждена упиваться рассказами о его выдающихся достоинствах. «Есть люди, для которых не существует невозможного, – повествовал мне Курицын, – и один из них – я. Иногда мне от этого даже не по себе. Впрочем, во все времена встречались избранники богов. Ты знаешь, что при последнем тестировании компьютер выдал мне характеристику – „редкий бриллиант“?»
Теперь бриллиант сверкал на нашей кафедре, доводя до исступления студентов и секретарш. Одна секретарша призналась мне, что в рабочие дни Курицына она всегда заранее пьет валерьянку, а последнее время даже подумывает об элениуме. Я валерьянку не пью – как-никак, закалена долголетним общением, – однако и я не в силах спокойно переносить его потрясающую манеру подкарауливать меня после занятий и, неумолчно что-то бубня, провожать до дому.
Короче, я с понятным недоброжелательством ответила:
– Я уже ухожу. У меня нет времени.
– Хорошо, пойдем вместе. Все равно делать нечего.
– Я не домой, а к подруге, в соседний корпус.
– Ага, – обрадовался Курицын, – есть будете. Там в кафе часто проводят банкеты, а после них остается разная еда. Я не дурак, я знаю! Так что я с тобой. Не волнуйся, я не из нахлебников, свою долю честно внесу.
– Какую долю? – не поняла я.
– Вот! – И он гордо продемонстрировал мне пакетик кофе. – Тут написано – три в одном. Правда, по-английски, но для таких, как я, это не проблема. Так что хватит на три чашки – мне, тебе и подруге. А она за это меня угостит.
Я посмотрела на пакетик.
– Три в одном означает, что в одной упаковке кофе, молоко и сахар. А порция всего одна. Кстати, сколько он стоит, Витя?
Курицын так и подскочил на месте от гнева.
– Ну ничего себе! Одна порция! Надувательство сплошное. А сколько стоит, я не знаю. Я его с собой взял.
– Из дому? – с надеждой спросила я.
– Нет, из стола секретарши. А больше ничего съедобного там не было.
Я окинула «редкий бриллиант» ледяным взглядом, но «бриллиант» и глазом не моргнул. Пришлось действовать без обиняков:
– Лазить по чужим столам непорядочно. Ты это знаешь?
– Конечно. Но ведь я же никаких тайных записок там не искал. И не воровал ничего. Просто открыл ящик и достал кофе. Мне пить захотелось. Вот и все. Так я иду с тобой?
– Мы вовсе не собираемся есть, а будем мерить одежду. Так что, сам понимаешь, ты нам будешь мешать.
– Да уж, – обиделся Курицын, – это ты только говоришь, что не будете есть, а сами будете. Стоит прийти к женщине, и каждый раз ей надо мерить одежду.
Так я вам и поверил!
Однако я была непреклонна и к Насте заявилась одна. Курицына она бы мне вовек не простила!Моя подруга сидела за столом, вперившись в какую-то бумажку, а подростки оживленно общались между собой. Я сунула голову в дверь и маняще махнула рукой, что тут же стимулировало Настину активность.
– Сейчас у нас с вами будет тест. Я раздам вам карточки, на них будут тексты с пропущенными словами. Слова эти напечатаны на обратной стороне. Вы выбираете подходящее и вставляете.
– Так мы пишем сочинение? – опешил кто-то.
– Нет, – возразила моя подруга. – Сейчас у нас с вами будет тест.
– На вопросы отвечать, что ли?
– Я раздам вам карточки, на них будут тексты с пропущенными словами, – с олимпийским спокойствием повторила Настя. – Слова эти напечатаны на обратной стороне.
– А как же мы их прочтем?
– Перевернете карточку. Вот так!
– Но тогда не видно текста!
– Перевернете обратно. А можете сразу выписать слова на листок. Не спешите. Времени достаточно.
И, лучезарно улыбнувшись, она выскочила в коридор.
– И как у тебя хватает терпения? – восхитилась я.
– В отличие от твоих студентов, они каждый месяц приносят сюда наличные деньги, – честно объяснила подруга. – Так и знала, что ты не выдержишь и прибежишь. Сейчас я тебе его покажу.
– Кого?
– Не кого, а что. Атрибут публичного дома. Впрочем, суди сама.
Она распахнула соседнюю дверь и впихнула меня в помещение. Да, зрелище впечатляло! Посреди аудитории был построен довольно высокий подиум, выложенный кафелем. На подиуме располагался миниатюрный – размером с ванну – бассейн. А с потолка свисал сверкающий металлический душ.
– Каково? – с гордостью матери вундеркинда поинтересовалась Настя.
– Что это?
– Откровенно говоря, эту аудиторию в следующем семестре обещали отдать мне. И вот прихожу я – а тут оно. Как это прикажешь понимать?
– Хоть бы занавесочку какую повесили, – задыхаясь от смеха, простонала я.
– Как раз отсутствие занавесочки и навело меня на мысли. Мы садимся за парты, и я вызываю к… ну, не к доске, разумеется, а к душу. Человек поднимается на подиум и медленно начинает раздеваться. Звучит тихая музыка. Я подаю команды…
– Слушай, а он работает?
– Не знаю. Мы не проверяли. Включишь – все стены забрызгаешь водой. Пока что мы с другими преподавателями пьем здесь чай. Вон, видишь, розетка? Сейчас вскипячу. Кстати, как тебе сюрпризик в метро? Понравился переход? До конца дойдет не каждый пассажир, а лишь особо тренированный.
Я присела на край бассейна.
– Больше всего меня поразило, что я неожиданно оказалась невесть где. Я даже заподозрила, что попала в параллельный мир.
Настя пожала плечами:
– А вдруг бы тебе там понравилось?
– Ты настолько жаждешь от меня избавиться? – удивилась я. – Еще понимаю, студенты…
– Да нет, мне и в этом мире с тобой не тесно. Вот бутерброды. Я специально взяла побольше, знала, что ты придешь. А шоколадка осталась с банкета.
Подивившись про себя прозорливости Курицына, я набросилась на еду и не успела съесть три бутерброда, как мозги мои пришли в норму.
– Вообще-то я к тебе по важному делу, – пояснила я. – Оно связано со Светой.