Шанс для динозавра
Шрифт:
…На третьем часу беспрерывных атак правый из трех холмов был взят, и втащенные на вершину легкие бомбарды начали губительный обстрел резервных имперских полков, еще не введенных в сражение. Святой Гама, как же их было много! Вся лощина за холмами шевелилась в пороховом дыму, а правее в распадке исступленно убивали друг друга имперские и унганские солдаты, и конница давно перемешалась с пехотой. Свалка напоминала гигантскую пробку – в какую сторону ее выдавит?
Выдавило наружу. Еще через четверть часа имперские пехотные четырехугольники сбросили унганцев с холма.
– Ваша светлость… Они бегут… Десять бомбард потеряно…
Прискакал Крегор – без шлема, на нагруднике следы ударов, глаза безумные, сам в крови и конь в крови.
– Господин! Мы не можем опрокинуть фланг неприятеля…
Горькое признание в устах храброго солдата. Оно чего-нибудь да стоит.
Казалось, Барини не расслышал его. Он повернулся к Хратту, что стоял позади него мрачнее тучи.
– Сейчас мы повторим атаку левого фланга неприятеля. Одновременно ваше крыло атакует правый фланг. Берите ландскнехтов и всех, кто остался, идите вперед и ничего не бойтесь – Глагр перебросил все резервы налево. Вперед, генерал! А вы, Крегор, собирайте и стройте ваших орлов…
Помедлив, он обернулся к немногим свитским, которым не нашлось дела, и засмеялся:
– Так-то, фьеры. А вы, наверное, думали, что ваш князь проиграет сражение какому-то Глагру?
Сейчас он творил еще одну легенду. Ее непомерно приукрасят и пустят гулять повсюду – от Холодного хребта до южных границ съеживающейся Империи, где теплый, но неласковый океан свирепо гложет скалы. Легенда – оружие победителя, летящее впереди него.
Помедлил еще, откашлялся, чтобы не пустить ненароком петуха, и зычно крикнул:
– Мой штандарт!
Грузный, но сильный, весь клубок необузданной энергии, князь не сел – забросил себя в седло. Любимый мерин качнулся под ним, заплясал, получил перчаткой по ушам, ощутил укол шпор и понял, что дело нешуточное. Сопровождаемый лишь оруженосцем Дарутом да знаменосцем, князь проскакал перед подобием строя всадников. Отмахнувшись от Крегора, вздернул мерина на дыбы, прокричал:
– Храбрецы! Орлы! Дети мои! Сегодня вы добудете мне победу!
«Вот убьют дурака, и поделом», – мелькнула мысль и тут же погасла и не возвращалась более. Он должен был сделать то, что делал, – заставить кавалеристов еще раз повторить атаку и непременно теперь, когда к оглушенным людям еще не вернулась способность думать, когда они, как дети или женщины, управляются чувствами, а не разумом. Подчини себе эту стихию – и пробивай ею любые стены.
– Перед вами всего лишь имперцы! – кричал Барини. – Вы много раз били их, побьете и теперь! Доломайте же им хребет, это нетрудно! Ваш князь сам поведет вас!
Лишь ближайшие «железнобокие» слышали его голос – для остальных он тонул в грохоте и треске боя. Но кто бы мог усомниться в значении неслышных слов?
Громадный княжеский палаш, блестя золотом витой гарды, со свистом покинул ножны.
– Палаши вон! В атаку! Унган и Гама!..
Он и знать не знал, что спустя полчаса маршал Глагр, постаревший и почерневший, но не утративший почтительности, а главное, изощренным чутьем ощутивший наступление переломного момента битвы, обратится к коронованному юнцу с оттопыренной губой:
– Вам лучше уехать как можно скорее, ваше величество…
Глава 6
Гаснет день. Битва выиграна, хотя не раз казалось, что победа недостижима, а поражение – вот оно. Осторожный Глагр все-таки сохранил кое-что в запасе и сумел подкрепить свой правый фланг, но тщетно. Медленно сжимаемая справа и слева имперская армия еще готова была распрямиться пружиной, перемолов врага на левом фланге и отбросив на правом, и тяжелая имперская кавалерия в отчаянном порыве прорвалась сквозь частокол пик в центре, вынудив Барини спешно затыкать дыру последними оставшимися в запасе эскадронами «железнобоких», и резервные бомбарды Глагра осыпали унганских стрелков картечью… И вдруг имперцы дрогнули – так ломается сгибаемая ветка, только у людей это называется психологическим переломом. Сначала один солдат, затем один полк и, наконец, вся армия показала спину, помышляя лишь о бегстве. Маршал прекрасно сознавал тщетность своих усилий наладить планомерное отступление. Бегущий солдат уже не солдат, он заяц, дичь. Ату его! Лощина за тремя холмами стала бойней, а в горле долины, прорезавшей Желтые горы, началась отчаянная давка. Где-то там, увлеченный людским потоком, крутился на лошади престарелый маршал, лупил беглецов, ножнами, кричал… А кончилось как всегда – рубкой бегущих.
Решительная победа Унгана. Но цена, цена…
Стоны множества раненых сливаются в тихий вой, и кажется, что сами холмы поют жалобную песню. Малыми группами и поодиночке шныряют мародеры, обыскивая мертвецов. Никто не препятствует им – закон войны есть закон войны, и не унганскому князю устанавливать здесь свои непонятные законы. Зато его военная медицина – лучшая на этой планете, недаром еще во время прошлой войны он распорядился открыть в Марбакау хирургическую школу. Во всяком случае, его хирурги моют руки и кипятят инструменты перед операцией, а если есть спиртное, то поят пациента допьяна. Удивительно, но они спасают чуть ли не половину раненых! А вон и дымки костров под большими котлами – греется вода. Ополченцы несут раненых, кое-кто ковыляет сам. В ближайшие сутки хирургам не придется ни есть, ни спать.
Легкоконный полк, отряженный преследовать бегущего противника, еще не вернулся – и не вернется, пока не достигнет южных отрогов Желтых гор, поршнем вытеснив из долины все, что осталось от имперских войск. Завтра армии придется идти по трупам. Часть имперских солдат рассеялась по ущельям, они не опасны, и нет нужды вылавливать беглецов. Вперед за Глагром! Добить! Армия выползет из ущелья на равнины Бамбра, как выползает из трещины в скале готовая к броску змея. Но – завтра. Усталость берет свое, и нет такой силы, которая заставила бы солдат двигаться. Завтра, завтра… На сегодня с них хватит.
Светлячками загораются первые костры – скупые костры. Здесь нет топлива, а запас почти иссяк. Мало воды, и она плоха. Надо скорее идти на юг, не то кровавый понос превратит армию в сплошной лазарет…
Докладывают о потерях. Что ж, могло быть хуже. Но трети армии нет, и это не считая легкораненых. Барини внешне бесстрастен. Сменив окровавленные доспехи и мокрый насквозь камзол, князь вновь блестящ и величествен. Он вновь победил самого Глагра. Кто в силах противиться ему?
Несут убитого лейтенанта Думбу. Арбалетный болт, пробив нагрудник, уложил беднягу наповал. У Барини пропасть младших командиров лучших качеств, чем Думба, но этот – из старых соратников. Он единственный, кто осмелился пустить стрелу в огненную дьяволову колесницу, и об этом знает вся армия. Досадная потеря. Поэтому князь подходит к носилкам, смотрит в лицо убитого героя и укрывает его тело своим плащом. Криков «да здравствует его светлость!» он будто бы не слышит – не раскланиваться же ему в ответ, как балаганному лицедею перед публикой.
Ведут пленников. Их много, хотя и меньше, чем хотелось бы. Дворян и богатеев отпустят за выкуп, половина которого пойдет в казну. Ландскнехтам предложат перейти на службу победоносному унганскому князю – пока еще князю, а скоро, видимо, императору. Князь щепетилен – не хочет короноваться, пока противник не повержен окончательно. Судьба пленных ополченцев менее завидна – впрочем, горожане могут рассчитывать на снисхождение, если поведут себя разумно. Возможно, князь сочтет уместным проявить великодушие в расчете на то, что оно когда-нибудь окупится. Совсем незавидна участь пленных священников – гнить им в тюремных подвалах.