Шанс для динозавра
Шрифт:
Ага, как же.
Ни на миг Морис не усомнился в своей правоте. План сработал… скорректированный план, принятый им и Отто, пророком и дьяволом, и поневоле скрываемый от князя Барини. Толька Баринов не принял бы его и все испортил бы. Десять к одному, что никто и никогда больше не услышит о князе Барини, если только где-нибудь на задворках Империи не начнут один за другим объявляться самозванцы. Нет успехов без потерь: один единомышленник погиб в черной дыре по воле физических законов, другой пропадет без вести по воле ближайших друзей… Так надо. Вот только на душе тяжело и гадко, и придется с этим жить.
– Ты так и будешь молчать? – спросил Отто.
– А что я могу
Помолчали еще. Хотелось прервать связь, но Морис предпочел бы, чтобы это сделал Отто. А Отто, наверное, хотел, чтобы связь прервал Гама.
– Я бы поискал его, – обронил наконец дьявол после мучительной паузы.
– Тольку?
– Да.
– У тебя что, дел мало? Могу добавить.
– А я в свободное время. Факультативно. Тем более что у меня есть кое-какие гипотезы на тему, куда он мог подеваться.
– Ну-ну, – только и сказал Морис. Ему стало ясно, что Отто все равно поступит по-своему. Пусть. Споры и ссоры отныне недопустимы. Но как все объяснить Тольке, если паче чаяния беглец все-таки отыщется в каком-нибудь глухом углу? Практически это почти невероятно, но теоретически все возможно. Отто надеется, что со временем Толька все поймет… Для дьявола Отто слишком оптимистичен.
Поберег бы Отто шею – кое-кто может свернуть ее сразу после сердечной встречи!
И все же лучше жить с камнем на душе. Для конструкторов нового мира гадкий вариант предпочтительнее варианта опасного.
– Поищи, – уступил дьяволу пророк.
На равнине, пронизанной всеми ветрами, снег лежал лишь кое-где – в ямах да под кустами, уже сбросившими листву. Черная вода, хлюпающая под ногами, обжигала даже сквозь обувь. При дырявых сапогах – неудивительно.
И все же было ощущение удачи. Барини обернулся и погрозил кулаком Холодному хребту.
– Съел меня? – крикнул он. – Ты – ничто! Понял?! Я сильнее! Я одолел тебя, а ты меня нет!
Эха не было – крик несся над унылой равниной, не находя препятствий. Ничто не шевельнулось в природе. Никому не было дела до кричащего во всю силу легких человека – пусть он хоть надорвется, не жалко. Пускай себе беснуется, вздымая кулаки, тараща глаза и тряся щеками, шелушащимися от обморожения.
– Я еще вернусь, Гухар! – кричал Барини, сменив адресата. – Ты дождись! Я еще посчитаюсь с тобой, с Сумгавой, со всеми вами! Ваш мир еще станет иным, это я вам говорю! Я вам покажу Новое время и модернизацию! Вы у меня и думать забудете о правах личности! Верность сюзерену до гроба! Огнестрельное оружие – запретить! После окончательной победы. Мануфактуры – разрушить! Переходы из сословия в сословие – затруднить максимально! Только по именному государеву эдикту. И без никаких! Вы у меня еще тысячу лет будете готовиться вступить в Новое время, и вы, возможно, будете готовы к нему, когда оно придет! Очень на это надеюсь. Вы научитесь самодисциплине, сучьи дети! Высшая доблесть – следование долгу! Высшая добродетель – послушание! Жесткая структура власти! Радетелей перемен – на кол! Вы у меня не будете очень уж счастливы, и ваши далекие потомки не будут чересчур счастливы, но они хотя бы будут жить как люди! И тогда никто не решится бурчать о конце истории, потому что это будет не конец, а только начало!..
Он махал руками и приплясывал, выбивая из болотистой почвы фонтанчики стылой воды. Утомившись, отдышался. Да, так и будет. Пока жив Толя Баринов, он не даст здешнему человечеству радостно свалиться в ту же яму, где уже давно сидит и смердит человечество Земли. Надо только вернуться из этих пустынных мест туда, где что-то происходит. Незаметно. Пройти сколько надо на восток, найти другой перевал и успеть оказаться на той стороне до наступления зимы. Там, где бывшего князя никто не найдет, да и никому не придет в голову искать. Построить землянку и перезимовать, кормясь охотой, а весной спуститься ниже и посмотреть, что можно предпринять. Гухар непременно наделает ошибок, а если даже не наделает, то жизнь простонародья после войны – совсем даже не сахар. Очень скоро оно вспомнит о добром Барини Справедливом и крепко затоскует по нему, простонародье-то… Набрать поначалу хотя бы малый отряд озверевших мужиков, а потом… Потом начать все заново, не забывая полученных уроков. Пятьдесят семь лет – еще не старость, а лишь ее преддверие. Мы еще повоюем!..
Внезапное головокружение заставило его сесть прямо в холодную грязь. Когда исчезла чернота перед глазами, он хрипло рассмеялся. Не хватало еще голодных обмороков. Самое время подстрелить какую-нибудь дичь и согреться у костра. Нечего и думать вновь штурмовать снежные перевалы натощак… А вот и дичь!
Серая птичка размером с куропатку шумно выпорхнула из-под ближайшего куста – сидела, сидела незаметным комком, слушала угрозы и посулы обмороженного бродяги, да прискучило ей. Черт с ней, глупой птахой, пусть летит. Где одна, там и другие найдутся. А может, встретится и крупное съедобное зверье.
«Не пропаду», – подумал Барини, натягивая тетиву арбалета.
Шесть дней он шел на восток, иногда целый день обходясь без крошки еды, но чаще сытый. Силы восстанавливались медленно; по-хорошему следовало бы сделать дневку, а то и две подряд, но не хотелось тратить зря погожие деньки. Осень есть осень, а Север есть Север – завьюжит надолго, и что тогда? Нет времени отдыхать, когда зима на носу.
Дважды он поднимался вверх по ущельям и дважды отступал, выбившись из сил. Горы громоздились тесно, не оставляя ни единого места для доступного перевала. А на седьмой день путь на восток преградил скалистый отрог. Альпинист со скалолазным снаряжением преодолел бы его шутя – Барини был вынужден свернуть на север.
Погода портилась, хмурые растрепанные облака бежали низко над тундрой, словно им невтерпеж было упереться в Холодный хребет. Налетали короткие снежные шквалики. Вся тундра уже покрылась белым, лишь болота выдавали себя темным или пестрым. Проклятый отрог кончился лишь на четвертые сутки, когда явственно повеяло морем.
Вряд ли кто из унганцев хоть раз в жизни видел это море. Оно бросалось на берег с неистовой яростью, разбивая об утесы вал за валом. Визжала холодная пена, дробились в ледяную кашу плавучие льды. На глазах Барини большая волна подхватила угловатый айсберг, отколовшийся неведомо от какого ледника, и с размаху обрушила его на обледенелую скалу. Вздрогнула земля. Когда волна схлынула, не было ни айсберга, ни половины скалы. Океан глодал сушу, выгрызая в береговых обрывах гроты и целые бухты, и на сумасшедшую толчею волн в бухтах жутко было смотреть. Ни один пловец в этих водах не дождался бы смерти от переохлаждения.
Прикрываясь плащом от ветра, Барини наконец одолел отрог, недоглоданной костью выдающийся в море, и побрел вдоль берега. Зачем? Одного взгляда на Холодный хребет, белеющий на юге, было достаточно, чтобы понять: здесь нет перевалов. К востоку горные цепи плавно загибались, убегая от океана. Если много недель идти вдоль хребта, то, пожалуй, попадешь к месту, откуда виден вулкан Брумгрум, – летом там еще так-сяк, но зимой погибнешь, потому что пояс гор на юге значительно шире. Да и в тундре зимой околеешь, не дойдя никуда. Быть может, еще не поздно повернуть и двинуться на запад?