Шанс для динозавра
Шрифт:
Барини в сомнении оглядел свой арсенал. Охота на дичь давала средства к жизни, она же приближала конец. Остался лишь один стальной арбалетный болт. Вечерами у костра Барини выстругивал заостренные палочки для стрельбы по мелкой дичи на близком расстоянии – имея верный глаз и терпение, с голоду не помрешь, но и сыт не будешь.
Барини повернул назад. Он брел по своим собственным следам, размышляя о том, пошлет ли Гухар еще один отряд на поиск и уничтожение беглого князя. Барини на его месте послал бы – и наплевать на якобы непроходимые в это время года горы! Кому суждено навеки остаться в них, тот останется, зато уцелевшие, можно надеяться, принесут благую весть: опасный соперник мертв. Ради этого не жаль погубить
Значит, надо спешить. Из десяти преследователей уцелело трое, они вернутся в Унган, Гухар узнает, что Барини сумел уйти и куда он ушел. Нет доказательств его смерти.
Эрго: найти и уничтожить! Любой ценой.
Продолжительный снежный заряд ослепил его. Погода явно намеревалась испортиться всерьез и надолго, но пока лишь демонстрировала свое намерение. Так кулачный боец разминается перед боем, нанося удары безразличному воздуху.
Шквал кончился вовремя, и это спасло Барини. Шагах в пятидесяти перед собой он увидел зверя с грязно-белой шерстью и, сорвав с плеча арбалет, успел подумать: одна стрела такого, пожалуй, не уложит… В холке зверь превосходил Барини ростом, а весу в чудовище было, пожалуй, как в носороге. Сравнительно небольшая голова сидела на мощной шее, влитой в могучий торс. Колоссальные лапы переступали скорее по-гиеньи, чем по-медвежьи. Несомненно, это был не имеющий имени белый ужас северных побережий, пожиратель выброшенных на берег китов и охотник до любой живности, какую способен поймать. Очень редко купцы привозили шкуры такого зверя, стоившие беснословных денег; одна из них некогда украшала пол в опочивальне старого маркграфа. Честно округляя глаза, купцы рассказывали сущие небылицы: якобы от белого ужаса нет спасения, а пожирая человека, он не оставляет даже костей.
Зверь шел по человечьему следу, время от времени обнюхивая его, – и оторопел, увидев добычу так близко. Но оторопел лишь на секунду.
Надсаживаясь, натянуть тетиву, вложить стрелу, прицелиться… как же это долго! Громадный зверь несся на Барини огромными, неожиданно мягкими прыжками, заставив с тоской подумать, какая же колоссальная сила заключена в этом неуклюжем с виду теле. Стрела, попавшая зверю прямо в грудь, не остановила его бег, но позволила жертве отскочить в сторону. Зверь проскочил мимо, затормозил, присел на задние ноги и громоподобно заревел. Барини отшвырнул бесполезный теперь арбалет и кинулся бежать к скалам. Палаш?.. Даже не смешно. Только скалы. Взобраться – и он спасен… Куда там! Это грязно-белое чудовище догонит его в три прыжка, а до скал не менее сотни шагов…
Зверь за спиной рявкнул, потом еще. Затем протяжно завыл. Барини оглянулся на бегу. Зверь бестолково кружился на месте, а всего в каких-нибудь десяти шагах от него на запряженных неизвестными животными нартах стоял низкорослый человек, одетый в меха, и держал у рта длинную духовую трубку. Ф-ффу! – донесся до слуха очередной выдох.
Зверь уже не выл – скулил. Перестал кружиться, упал на брюхо. Попытался ползти на передних лапах, волоча парализованные задние, застонал, как человек, и уронил голову. Подергался и затих.
Барини не подумал о том, какой же силы яд несли легкие стрелки для духовой трубки на своих наконечниках и какой же невероятной остроты должны быть эти наконечники, чтобы проколоть шкуру этакой зверюги. Все эти мысли пришли потом. Он просто вернулся, подобрав по пути арбалет. Человек в мехах смотрел на чужака из-за гор безбоязненно, но трубку держал наготове.
Барини забросил арбалет за спину и показал пустые ладони. Чужак вытянул из трубки стрелку за пушистое оперение и убрал ее в кожаный колчан.
– Гууш-сууг, – провозгласил он, указав на тушу зверя, и стукнул себя кулаком в грудь. – Моя добыча!
Он говорил на юдонском наречии, безбожно коверкая слова, но Барини понял.
– Твоя, – согласился Барини, на всякий случай сопровождая слова понятными жестами. – Я только стрелу возьму. Добыча твоя, а стрела моя. Очень нужна.
Человек проворно соскочил с нарт и обежал вокруг мертвого зверя. Найдя стальное оперение арбалетной стрелы, ощупал его и, выпрямившись, закивал часто-часто.
– Не моя добыча, – сказал он с легким сожалением. – Наша добыча.
Глава 5
Полное имя нового знакомца и – чего уж там – спасителя Барини ни за что не сумел бы произнести, но, к счастью, тот откликался на уменьшительное имя Уююга, сокращенное по сравнению с полным раз в шесть. Сто поколений его предков кочевали по громадным просторам к северу от Холодного хребта, доходя до дельты Амая на западе и до Великих болот на востоке. Зимой Великие болота были проходимы, и со слов Уююги Барини понял, что кочевой северный народ знает об обширных, но столь же холодных землях огромного материка, лежащих за Великими болотами, и о тамошних племенах, диких даже по сравнению с соплеменниками Уююги. Колоссальные труднопроходимые пространства делали невозможными войны между ними.
Ни имперские войска, ни баронские дружины не совались за Холодный хребет – там нечего было взять. В тундре не посадишь на землю крестьян, а что до звериных шкур, китового жира, выделанных кож и прочей ерунды, то этой торговлей с простодушными соплеменниками Уююги издревле занимались юдонские купцы, умевшие, согласно поговорке, выварить бульон из камня.
Бить птицу, ловить зверя, подбирать на берегу то, что выбросил бешеный океан, перегонять с пастбища на пастбище стада доверчивых узкогрудых уаохов, защищать их от хищников, приручать наиболее сильных и смирных животных к упряжке – этим жили все предки Уююги, и он сильно удивился бы, предложи ему Барини жить как-то иначе. Он не понимал значений слов «князь», «барон» и уж тем более «император». Для чего они? И почему человек должен их слушаться? Разве люди, живущие по ту сторону гор, остаются несмышлеными детьми до старости? По купцам, что приходят летом к Большой реке на закате, этого не скажешь. Тогда зачем все это?
Барини не стал растолковывать. Во-первых, Уююга все равно ничего бы не понял, а во-вторых, ему было незачем понимать. Он и спросил об этом просто так, из пустого любопытства. Его жизнь была проста, в ней не находилось места лишним понятиям.
Жилищем ему служил чум из шкур на скрепленных ремешками жердях. Путь от места нечаянной встречи двух представителей разных цивилизаций до чума занял, казалось, вечность. Погрузив на нарты тяжелую шкуру белого зверя, Уююга неутомимо трусил рядом, подгоняя и направляя животных. Какое-то время Барини пытался не отставать, затем перед глазами начали кружиться цветные мухи, и он не осознавал, что шатается, исчерпав свои силы до предела, просто горизонт то и дело кренился то вправо, то влево. Потом он очнулся и не понимал, где он находится, а Уююга жестоко тер ему лицо снегом. И последнюю часть пути Барини, по-видимому, проделал на нартах, во всяком случае, он потом не мог ее вспомнить, как ни старался.
Несколько дней он отлеживался в чуме, привыкая к отвратным запахам кое-как выделанных кож, дыма и человеческих тел. Ел похлебку, жевал полусырое мясо и очень много спал. Поверив, что выкарабкается, он пошел на поправку, хотя и дивился: зачем? Чтобы жить дикарской жизнью в окружении простодушных дикарей? Просто существовать без цели и смысла? Это было смешно, унизительно и страшно.
В конце концов он решил: Судьба лучше знает, что ей делать с человеком. И раз она оставила его в живых, значит, он ей еще пригодится. И прекрасно! Барини самому себе еще пригодится! Зиму придется провести здесь, а как придет весна и горные перевалы станут проходимыми – назад! Борьба еще не окончена.