Шанс для динозавра
Шрифт:
Какая разница, в волшебстве ли, в непроходимых ли горах заключена преграда, если она все равно непреодолима?
Прошлым летом Арапон все же убежал, и никто не преследовал его. К вечеру он достиг границы сплошных лесов и углубился в чащу, но с приходом темноты заробел и полез на дерево. Потому и выжил. Всю ночь он продрожал, не сомкнув глаз, на самой верхушке, слышал под собой вой, рычание, а по временам дьявольский хохот невидимых, но, судя по голосу и треску буреломов, крупных тварей, а под утро едва не свалился с дерева, ощутив на лице прикосновение какого-то щупальца, липкого и жадно дрожащего.
Тапа всего-навсего устроил вернувшемуся беглецу колокольный звон под черепом, разок съездив Арапону кулачищем по уху, после чего с пониманием осклабился: «Ну что, убедился, дубина ты гулкая? Гы!» Несчастный вид беглеца его вполне удовлетворил, так что наказание ограничилось единственной оплеухой да увеличением нормы добычи в счет упущенного времени. Больше Арапон не пытался бежать в лес, горы были неприступны и пугали даже издали, а река… ну что река? Где-нибудь она впадает в другую реку, а та в третью, а та в океан, легко разбивающий в щепки большие корабли, не то что утлый плот, который только и способен построить беглец… Нет уж. Видно, судьба умереть здесь.
Но это всегда успеется. Сначала – пожить.
Теперь он истово старался приспособиться. Выполнял норму, чтобы не остаться без еды. Заискивал перед Тапой. Старался переложить особо тяжелую работу на новичков, помыкал робкими. Узнал кое-какие хитрости, позволяющие если не бездельничать, то хотя бы не надорваться. Он уже сам вел промывку и придумал удлинить желоб на целый шаг – теперь на его последних ступеньках оседала тончайшая золотая взвесь, теряемая ранее. Ее было мало, но Тапа похвалил умельца и наградил кружкой самодельной настойки. Но самое главное – Тапа понемногу начинал смотреть на Арапона как на своего помощника. Многие добивались этого открыто или тайно, но Арапон был ближе других к цели.
Зима на каторге оказалась ужасна. Не хватало теплой одежды. Чтобы желоб не покрывался коркой льда, воду для промывки приходилось греть в котлах, и часть каторжников разом превратились в дровосеков. Этим еще повезло: валить деревья, таскать бревна на распилку, пилить и колоть дрова много лучше, чем добывать со дна подмерзающей у берегов реки золотоносную породу. Пока лед на реке был тонок, его кололи и продолжали добычу. Тапа был неумолим. Убить его сговаривались не раз и убили бы, если бы не боялись человека – или не человека? – в летающей лодке.
У многих кровоточили десны, шатались зубы. Умер ревматический старик-промывщик. Одного из новеньких затянуло течением под лед. В середине зимы добыча стала невозможной, зато и порции пищи уменьшились. Иногда Арапону удавалось отнять пайку у больного или ослабевшего – таких хватало.
– Ты выживешь, – сказал ему однажды Тапа, по обыкновению гыгыкнув. Как правило, на прииск попадали здоровые мужики, и все равно многие мерли, не выдержав работы, – чаще всего в первую же зиму. Арапон выдержал и первый год, и второй. Бесило лишь сознание: он, вор, унижает себя тяжелой работой! На обычной каторге он сумел бы поставить себя, и никакой Тапа не помешал бы ему в этом, если только жизнь ему дорога, но как бороться с самим дьяволом? Как?!
Летающая лодка появлялась когда раз в две недели, а когда и чаще. Однажды дьявол не показывался целый месяц, и каторжники, вскрыв с позволения Тапы резервную кладовку, уже подъедали последнюю крупу, когда он появился вновь. Как обычно, летающая лодка забирала золото, оставляя взамен продовольствие и иногда новых каторжников, скованных, сонных и в стальных ошейниках. К общему удивлению, с некоторых пор среди новичков стали преобладать марайцы, и ни Тапа, ни сами новички не могли объяснить – почему? Не дьявола же об этом спрашивать…
Хотя насчет дьявола Арапон последнее время пребывал в большом сомнении: и впрямь ли дьявол этот смуглый и крючконосый? А может, все-таки человек? Кто признал бы в нем дьявола, если бы он не летал по небу в своей воздушной лодке?
Но ведь и Арапон летал в ней однажды…
Порой от мыслей начинала болеть голова, да так, что однажды Тапа, заметив, что Арапон невнимателен на промывке, дал ему понюхать волосатый кулачище. Самое же неожиданное случилось, когда вода в речке еще обжигала по-зимнему, но снег с берегов уже сошел.
Летающая лодка прибыла не в срок. Вместе с дьяволом из нее вышел обросший густым волосом, как любой из каторжников, одетый в звериные шкуры плотный человек, очень похожий кое на кого… Если бы не дикий вид – ну вылитый Барини, князь Унгана! И явно не каторжник: не скован, без ошейника… Оглянулся, любопытствуя, и побрел к речке.
Как бы случайно подобравшись поближе к дьяволу, надменно ронявшему слова, и почтительно внимавшему ему Тапе, Арапон уловил чутким ухом:
– Работой не занимать, разве что сам захочет, кормить без отказа, построить отдельную хижину, мешать работе не позволять. Станет буйствовать – связать и запереть, но все равно кормить. Башкой за него отвечаешь.
Тапа кивал, кланялся и прижимал волосатую лапу к сердцу. Будет, мол, исполнено.
С этой минуты все мысли Арапона переключились на другое. Кто этот… каторжником его не назовешь… ну, допустим, гость? Неужто сам Барини? Или князю настолько надоели покушения, что он завел себе двойника, а тот проштрафился, да и угодил в эти края? Обе версии выглядели неправдоподобно. По словам марайцев, Барини терпел неудачу за неудачей, однако если он окончательно разбит и потерял Унган, то его просто убили бы на месте либо заморили бы в темнице, вот и вся недолга. А если это наказанный за что-то двойник, то, во-первых, от ненужных более двойников сильные мира сего избавляются иначе, а во-вторых, с какой стати он на особом положении? Каторжников везут сюда, чтобы они подыхали и добывали золото, а ведь от этого типа, поди, не дождешься ни того, ни другого…
Ничего не было понятно, но Арапон ощутил нюхом: с этим новичком, кем бы они ни был, надо сблизиться во что бы то ни стало. Привилегии есть привилегии. Бывает, из чужих привилегий легче извлечь пользу, чем из своих.
А если этот гость не навсегда здесь, а лишь на какой-то срок?!
И зажглась надежда – пока что безумная и смутная. Только бы этот хмырь, Барини он или нет, когда-нибудь выбрался отсюда! Уж кто-кто, а Арапон не таков, чтобы не вцепиться в него, как клещ! Арапон будет очень полезен гостю, и гость поймет это! И тогда…