Шанс для дознавателя
Шрифт:
– Проблема в том, что ярмарки были децентрализованными, проводимыми в трех смежных районах города. Меня занял вопрос, откуда убийца брал о них информацию?
– Он мог быть подписан на много газет, – подаю я голос.
– В таком случае это вызвало бы вопросы, – хмыкает Максвелл, – как минимум, у почтовой службы. Тем более, на некоторые газеты тогда нельзя было подписаться. И я начал копать. Спустя три дня сделал приблизительную выборку – убийства происходили примерно через два-три дня после публикации объявлений о проведении
Я присаживаюсь на стул и испытующе гляжу на инквизитора. Мне интересно – и ему, судя по всему, тоже. Глаза Максвелла горят охотничьим пламенем, будто он не сидит на кухне, а преследует убийцу по горячим следам.
– Пара газет продавались в нескольких точках – малый тираж и скудный бюджет на выпуск не давали им шансов. Когда я начал интересоваться покупателями, продавцы вспомнили странного господина в очках, регулярно приобретающего интересующие меня экземпляры. Один паренек даже смог указать, что после покупки газеты мужчина всегда посещал мясной магазин в подворотне напротив. Магазин, к слову, небольшой: ни вывески, ни зазывалы.
– А значит, о нем знают местные, – киваю я.
– Или люди не с улицы. Я и зашел… купил мяса, поинтересовался наличием счетов покупателей…
– Только не говори, что он покупал в долг, – хмыкаю я.
– Представь себе, – в глазах мужчины прыгают заводные бесята, – отдельный счет на некоего мистера Ортуса – кстати, регулярно погашаемый. Реальный адрес, налаженная доставка… мальчишка-посыльный хорошо его знал. Ну а при обыске полный комплект – орудие убийства, вещи жертв… на память брал.
Я восхищенно качаю головой, оценивая дедукцию.
– Поразительно!
– Да нет, – пожимает плечами он, – обычная рутина.
– Ты раньше где работал? – задаю вопрос я, складывая полотенце.
– На севере, – морщится он и я внезапно понимаю, что вопрос ему неприятен. Но он продолжает, – занимал руководящий пост при институте пристального дознания.
– Вот как… – протягиваю я, уже понимая, что спрошу дальше, – а зачем к нам? Руководящих лиц не переводят.
– По собственному желанию. Тем более, до отчего дома больше суток ехать – неудобно.
– Мог бы найти и поближе к отчему дому, – позволяю себе улыбку я.
– Тогда бы я не встретил тебя, – признается он, откладывая газету.
Мы долго сидим на кухне, болтая о пустяках. Под влиянием легкости момента я рассказываю инквизитору о жизни в Лаерже, коротко упоминая какие-то рабочие детали. Риндан слушает внимательно, не перебивая и изредка задаёт наводящие вопросы. Разговор плавно перетекает на семейную тему и я перебираюсь к мужчине на колени. Кладу голову на широкую грудь, задумчиво перебираю его темные волосы и чувствую себя так уютно, как никогда раньше.
– На сколько ты старше своей сестры? – уточняет Максвелл.
Я качаю головой.
– Я младшая. Адель старше меня на четыре года.
Если инквизитор и удивляется, то виду не подает. Лишь уточняет:
– Разве дар не передается первенцу?
Приходится признаваться:
– К моменту, когда у меня проявился дар, Адель была при смерти. Мы думали, что… – я не договариваю, чувствуя, как сжимаются обнимающие меня руки, – поэтому на инициацию взяли меня.
– Чья была инициатива?
– Отца.
– Он был дознавателем?
– Инквизитором. Пятая степень эмпатии.
Риндан кивает, будто соглашаясь со мной. А я… решаю поделиться сокровенным.
– Через два дня после инициации умерла мама. Красная лихорадка редко заканчивается выздоровлением. Адели повезло, она выкарабкалась.
Максвелл некоторое время молчит, будто давая мне шанс свыкнуться с рассказанным. Но я уже свыклась… лишь изредка думаю, что все могло быть иначе.
– Соболезную.
– Спасибо, – я отрываюсь от его груди и смотрю на мужчину. Тот серьезен – ни смешинок, ни его извечной иронии, – ты лучше про себя расскажи.
Я очень хочу смены темы и Максвелл это понимает. Он легко улыбается, проводит рукой по моим волосам и, стоит мне только устроиться поудобней у него на груди, выдает:
– А со мной все просто. У меня три младших сестры.
От необычности услышанного я прыскаю:
– Что?!
– Что слышала, – он весело глядит на меня, – три несносные маленькие девчонки, которые висят на мне, стоит лишь приехать.
– Ты намного старше?
– О да… – он допускает театральную паузу, а когда я уже сгораю от любопытства, сообщает, – на семнадцать лет.
– Они что, тройняшки?
– Погодки. Ой и устаю же я от них женихов гонять!
Я тихо смеюсь. Настроение постепенно ползет вверх и тут я понимаю, что совсем не знаю возраста Максвелла.
– Риндан, а сколько тебе лет?
Он качает головой:
– Ох, Мейделин… я уже совсем дряхлый старик.
– И все же?
Прежде чем ответить, инквизитор делано оглядывается, а затем делает страшное лицо и наклоняется ближе.
– Тридцать четыре, – шепотом сообщает он и я взрываюсь раскатом задорного смеха.
Но Максвелл не обижается – он ждет, пока я отсмеюсь положенное и, стоит мне затихнуть, тут же способствует продолжению веселья:
– Что, уже подсчитала разницу в возрасте?
Всхлипывая, я киваю:
– Де… девять лет.
– И тебя не смущает, что из меня сыпется песок?
В попытке перестать смеяться я качаю головой. Меня действительно не смущает его возраст.
Когда короткая стрелка на часах подползает к одиннадцати, мы все-таки покидаем уютную кухню и перебираемся в спальню. Инквизитор, улыбаясь, смотрит, как я переодеваюсь в ночную рубашку и, стоит мне забраться в кровать, заботливо накрывает меня одеялом. Улыбаясь Максвеллу, я запоздало понимаю, что, кажется, ночевать буду одна.