Шанс на жизнь
Шрифт:
Хелли кивнула и вышла, Стивен же обратился ко мне:
– Учти, Элизабет, предупреждаю, еще одна выходка, и ты вылетаешь первым же рейсом в женский интернат в Швейцарию, а не удержишься там, то отправлю тебя собственноручно в тюрьму для несовершеннолетних.
– Стивен! – вскрикнула Рашель, но сказать ничего не успела, потому что из холла донесся веселый голос:
– Давно пора отправить эту маленькую безобразницу подальше от дома. Как говорится с глаз долой, из сердца вон!
– Мэтт! – Воскликнула Клаудия, вскакивая с места и подбегая к вошедшему в столовую молодому мужчине, красивому, с безукоризненно
– Всем привет! – бодро сказал Мэтт, приобнимая Клаудию. – Наша сестричка снова что-то натворила?
Мэтт повернулся ко мне и улыбнулся с издевкой. Я молча смотрела на него.
– Мэтт, перестань паясничать и садись рядом с Бобом, – Стивен указал на пустующее место справа от него.
Боб сделал приглашающий жест, и Мэтт уселся рядом.
– Извините, что опоздал. Пробки просто жуткие.
– Не говори ерунды, – возмутилась Клаудия, – ты так носишься на своем Бугатти, что пробки не проблема. Скажи честно, что обошел все салоны красоты и ювелирные лавки в округе, потому и опоздал.
Было непонятно, ругает Клаудия младшего брата или просто, шутя, поддевает его.
Мэтт рассмеялся и схватил приборы:
– Ох, я такой голодный.
– Что же тебя не покормили твои приятельницы? Или готовить они умеют только алкогольные коктейли? – подала голос Рашель.
Она была явно раздосадована тем, как обошелся с ее девочкой Мэтт, и не упустила случая поддеть его.
– Ну почему же, – голос Мэтта стал резким. – Они многое умеют, а главное они умеют контролировать количество выпитого алкоголя и не садиться пьяными за руль.
Рашель покраснела так, что мне показалось, что она сейчас расплачется.
– Если ты намекаешь на Лиззи, – прошипела она, – то не старайся, она все равно ничего не помнит и не может тебе сейчас ответить.
– Хорошо устроилась, сестренка, – обратился Мэтт ко мне, и я растерялась потому, что совершенно не понимала, что происходит, – накуролесила и делаешь вид, что память отшибло?
Я в испуге посмотрела на Стивена. Он сидел молча, но по побелевшему лицу и напряженному выражению глаз я поняла, что разразится гроза. Так и вышло:
– Замолчите оба! – резко сказал он, повысив голос и бросив приборы на стол. Столовое серебро звякнуло, ударившись о дерево, и Рашель подскочила на стуле в испуге. – Довольно! Вы все достаточно меня позорили, чтобы я продолжал это терпеть. Я запрещаю вам вступать в разговор друг с другом, если вы не можете найти общий язык. Это понятно?
Никто не ответил. Все молча уставились в тарелки и сидели так до конца ужина. Разговаривали только Стивен и Боб, и очень редко слышался голос Брайана. Первыми из-за стола встали Стивен и его партнер, их примеру последовали остальные. Рашель придержала меня возле стола и тихо сказала:
– Не слушай никого, ты ни в чем не виновата.
И в этот момент я окончательно поняла, что быстро я из этого дома не вырвусь, а жизнь в золотой клетке покажется мне каторгой.
ГЛАВА 5
С
Поднимаясь по лестнице, я услышала, что кто-то идет за мной и обернулась. На лестнице стояла Рашель.
– Лиззи, как ты?
Я понимала, что она была не в силах больше выносить общество Стивена и его окружения и хочет поговорить хоть с кем то, кто готов ее слушать, но у меня уже не было сил. Я просто мечтала упасть на кровать лицом в подушки и лежать так, не двигаясь, как можно дольше, и поэтому ответила честно, без церемоний:
– Я немного устала и хотела бы отдохнуть.
Рашель сникла, и мне стало так жаль ее, что я быстро добавила:
– Но, если у тебя есть время, мы можем немного пообщаться?
По радостному блеску в глазах Рашель было понятно, что она очень ждала этого приглашения. Мы поднялись в комнату, и я, устав от недоговорок и полунамеков, решила во что бы то ни стало выяснить, что же все-таки случилось с Элизабет. Я должна знать как можно больше, чтобы увеличить мои шансы вырваться из этого дома и попасть в Торонто к моей семье.
Прошел уже почти месяц с моего пробуждения, а я не была ни на миллиметр ближе к ним. По ночам я закрывала глаза и вызывала в памяти родные лица. Маленькое круглое личико моей малышки с носиком-конопушкой и вечно смеющимся ротиком с белыми зубками, все ровные, кроме двух верхних резцов, которым не хватило места, и они немного развернулись в сторону. Серьезное лицо мужа с красивыми каре-зелеными глазами под длинными темными ресницами, которые по наследству достались и нашей крохе, отчего ее темно-карие глаза выглядели еще больше. Голубые добрые глаза мамы и озорные, серые – старшей сестры. Папа, улыбающийся внучке с такими же, как и у него, карими глазами. Я вспоминала, какой любовью и заботой я была окружена всю мою жизнь, и мне хотелось выть в потолок от чувства безысходности и бессилия, от холода, царящего в этом доме и нежелания быть частью этой драмы.
– Мама, – я впервые обратилась так к Рашель. Она вздрогнула и посмотрела на меня, удивленно и с надеждой. Я ощутила, как на душе стало гадко от того, что я пытаюсь манипулировать, играя на чувствах матери, но выхода не было, и я продолжила – почему здесь нет моего телефона или ноутбука? Может быть, в них есть что-то важное, что поможет мне вспомнить, кто я?
Рашель явно замялась, пытаясь сообразить, как ей лучше поступить. Наконец, она сказала:
– Лиззи, после того, что произошло, твой отец решил, что тебе не будет разрешено сообщаться с внешним миром без его ведома.
Я попыталась возразить, но Рашель подняла ладонь, останавливая меня, и продолжила:
– Я поговорю с ним, поскольку считаю это бесчеловечным, но не могу гарантировать, что он сразу же согласиться. Дай ему время, пожалуйста, и постарайся не злиться.
– Хорошо, но могу я знать, что произошло? Я ведь даже не помню, что я сделала!
Рашель странно посмотрела на меня, и я поняла, что и она не была до конца уверена, симулирует ее дочь потерю памяти или действительно ничего не помнит.