Шантаж
Шрифт:
— Валера, так нечестно! Ты все спрашиваешь и спрашиваешь, теперь моя очередь задавать вопросы.
— Задавай, — лаконично ответил Довженко все с той же задумчивой миной на лице.
— Ты сказал, я первая замужняя женщина в твоей жизни… Почему я?
А потом сама догадалась…
— Из-за денег?
Он одновременно нахмурился и ухмыльнулся. Жутковато.
— Ты красивая, я не смог устоять. Захотел тебя, как только первый раз увидел, — и посмотрел на меня своими серыми прожигающими глазищами так,
— Но я никогда не чувствовала твоего интереса, даже наоборот, мне казалось, что ты испытываешь ко мне неприязнь. Твой звонок был для меня шоком.
— То, что я плохо о тебе думал, не мешало мне тебя хотеть. И я не тот человек, который показывает свои эмоции.
Голос холодный и деловой. Разве так говорят о женщине, к которой испытываешь страсть?
— А сейчас… сейчас ты тоже обо мне плохо думаешь?
— Это уже другой вопрос. Теперь моя очередь спрашивать.
Все-таки ушел от ответа, хорошо хоть «замолкни» не сказал.
— Почему ты не хочешь больше иметь детей? — и требовательно впился своим взглядом мне в лицо.
Как объяснить? Ведь тогда нужно рассказывать о наших непростых отношениях с мужем, признаваться в своей семейной несостоятельности.
— Можно я не буду отвечать на этот вопрос?..
— Нельзя.
Попыталась вытащить свою руку из ладони Довженко. Не отпустил.
— Валера, это тебя не касается.
— Страх перед родами? — высказал он предположение.
— Да, — поспешно согласилась я.
Слишком поспешно, чтобы быть убедительной.
— Митька мне тяжело достался.
Серые глаза прожигали своим проницательным блеском.
— Ира, у нас было условие не врать, отвечать максимально честно.
— Валера… — протянула умоляюще, старательно отводя свой взгляд.
— Ты ведь хорошая мать. Я наблюдал за тобой с Митькой, вы так трогательно болтали, смеялись, обнимались… А потом ты заботливо поправляла ему одеяло и целовала. Так почему не хочешь еще детей?! Не могу понять!
Что-то болезненно ломалось, щелкало в голове.
— Когда ты мог видеть, что я заботливо поправляю Митьке одеяло?!
Снова хмурая складка пересекла высокий мужской лоб.
— Валера?! — чуть повысила голос.
Мужское лицо досадливо перекосилось.
— Неважно, когда… Вообще, ты не ответила на мой вопрос.
Холодок догадки прошелся по коже.
— Важно! Как ты узнал, что ко мне приехал муж и Митя?!
Довженко молчал, физиономия абсолютно спокойная и непроницаемая. А я… у меня внутри пышет вулкан. Есть хотя бы что-нибудь, чего не знает этот мерзкий паучара?!
— Отвечай, черт тебя дери! Отвечай!! — кричала я так, что прохожие стали оборачиваться.
— У тебя в номере установлены камеры, — спокойно сказал Валера.
Шипящая
— Знаешь, ты больной! Псих на всю голову!
— Только сейчас поняла… — невесело усмехнулся Довженко.
На этот раз я дернула рукой что было силы, но шакал, видимо, ожидал такой реакции, рука так и осталась в его широкой ладони.
— Это… это мерзко, вот так наблюдать за человеком! Кем ты себя возомнил?! Богом?! Известным шпионом?! Кем?!
— Успокойся…
Успокоиться, когда вулкан уже начал взрываться?! Нереально… Я и так слишком долго была спокойной! И до чертиков устала, что все вмешиваются в мою жизнь, определяют степень моей свободы, следят за каждым моим шагом!
— Это вторжение в частную жизнь! Это низко, мерзко! Впрочем, кому я это рассказываю?! Ты ведь видел, как я с Сережей?.. Знаешь, Валера, ты шизик! Чертов извращенец! Скажи, тебе понравилось смотреть, как я трахаюсь с мужем?!
Последние слова услышала прогуливающаяся семейная пара с двумя детьми, женщина глянула возмущенно и ускорила шаг.
— Не очень…
Как он может быть таким спокойным?!
— Мало огня. Ты была какая-то деревянная…
Снова резко дернула рукой, и опять безрезультатно.
— Отпусти! Немедленно меня отпусти!
— Ира, успокойся… Хватить истерить. Мне кажется, с самого начала было понятно, что я за тобой слежу.
Не могу успокоиться… Внутри давно ком из отчаянья, недовольства, разочарования и страха, который я постоянно прятала, копила в себе, катила дальше. И он наконец-то ухнул вниз, с самой высокой горы.
— Да пошел ты! Немедленно отпусти меня! Слышишь?! И больше никогда не смей приближаться!
Размахнулась и с силой врезала ему в бок.
Только один раз. Потом мужские пальцы сжались на запястье. Легонько, кажется, но руку вдруг парализовало, в глазах потемнело от боли. Внутри что-то прорвалось и захлюпало по моим щекам, совсем не лава — слезы бессилия. Вокруг меня одни шакалы?! От них невозможно спрятаться ни в какой норе! Я просто до нее добежать не успею! Довженко ничем не лучше мужа! Зря я пыталась рассмотреть в нем что-то хорошее, они из одной своры — беспринципных эгоистов.
Валера обнял меня и прижал к своему широкому плечу, словно пытаясь взять на себя частичку моей боли, которую сам же и доставил.