Шара
Шрифт:
Во мне же Вы обрели спокойствие, стойкость и смысл, заменив, однако, этим общечеловеческие идеалы о любви и братстве. Вам следует остановиться, граф, пока это возможно. Прислушайтесь.
С уважением, Александра.
Александра!
Вы браните меня, а я млею.
В старательных попытках обидеть меня Вы заметно преуспели.
Из вашей хорошенькой головки вырываются болезненные фразы и приказывают изящной ручке записывать поток едких слов округлыми буквенными значками.
Вероятно, Вы
Перебирая оскорбительные выпады, я смеюсь и тем от них защищаюсь, так как словесное коварство набирает силу и против воли проникает вовнутрь, но, встречаясь с сердечным огнем, прогоняется.
Отчего-то я думаю, что, Вы пишете, то наклоняетесь вперед, морщите носик и покусываете свои розовые губки, что передает Ваше напряжение.
Мне хочется отвлечь Вас от глупой затеи писать письма с чем-нибудь дерзким и сфокусировать на себе. Вы еще этого не знаете, но я весьма изобретателен и могу поклясться, что не дам Вам скучать, предложив взамен синтактических упражнений не менее интересные.
Я не про то, что писать – это плохо. Я, как обычно, про то, что Вам нужен я. Если предыдущий аргумент показался неубедительным, то могу предложить Вам еще: представьте, что я – новая, непрочитанная книга; представьте, что Вы отовсюду слышите хвалебные отзывы сюжету и превосходному литературному языку, Вам рассказывают, что автор написал про себя, приоткрыл завесу секрета о жизни и тайнах талантливой души.
Вы обожаете читать и постигать новое, потому-то не сможете остаться равнодушной к новому роману, снискавшему популярность в обществе.
Знайте: я готов к любой практике, послужившей Вашему удовлетворению!
Скажете: «Дурак Гулявин»? Говорите. Говорите всё, что взбредет в голову, ведь тем Вы не обескуражите меня и не отпугнете.
Я и без того в кураже. Прошу судьбу лишь об одном: чтобы так было и дальше.
А теперь рискну прокомментировать написанное Вами.
Размышления о болезненности общества справедливы.
У меня есть что Вам ответить!
Зря Вы считаете меня бездарностью.
Я не меньше Вашего склонен к философствованиям. Но раздумья о русском народе заставляют меня тосковать, а не испытывать энтузиазм, подобный Вашему.
Вы упрекаете меня в отсутствии баланса, а после делаете выводы о страхе и поиске того, что избавит от растерянности. Я не отрицаю: Вы для меня спасение, но не потому, что я нестабилен и зацепился за первое откликнувшееся покоем. Мое спасение – это любовь, а моя любовь – это Вы.
Множество лет я полагал, что возможность счастья, о котором я мечтаю, невероятна, но мне надо было встретить Вас, чтобы понять, как я ошибался!
Графиня, Вы должны меня понять!!!
Я – русский человек, для меня, так же как и для любого участника русского общества, душевное метание – естественное занятие.
Мы все таковы. И Вы, Сашенька. Ваша длительная жизнь во Франции, о которой Вы упоминали в самом начале; не что иное, как утомительное заточение, которое упорядочило Вас, лишило национальной вольности, раскованности и желания любовной игры. Но душа Ваша прежняя, теплая, смелая и от природы талантливая, то есть такая, как у каждого
Ведь у русских как?
Немыслимая величина территории наделила нас душевным резервом, я по праву называю его вместилищем – местом, где русская душа мечется и бушует.
При русских просторах невозможно иметь душонку и мелко мыслить.
К огромной территории прибавьте этнографическую коллекцию. Славянство давно перемешано с национальностями, имевшими к нам захватнический интерес.
Постоянное душевное движение приводит русский народ к тревожной тоске, нытью и со временем поражает настолько, что основным настроением становится беспокойство, которое влечет смятенность и напряжение.
Душевные страдания подталкивают к поиску покоя.
Ко всему добавьте и то, что мы не умеем мыслить четко: последовательность для нас аномальна, потому что все мы природно-раскованные и лихие. Причина этому всё та же – обширность русской земли. Невероятное раздолье и этническое многообразие, которое с каждым поколением становится все изощреннее из-за непрекращающегося смешения, ведет к вольнодумным размышлениям.
Это там, на Западе, все ровные, скупые и мелкие, точно такие же, как их география. Они, способные мыслить правильно и строго, лишены легкости и творческого разума, который, как известно, не рождается из правил, не питается логикой.
Я убежден: все величайшие деятели имеют в крови каплю славянства, именно русская частица буйствует, пробуждая способность создавать новое.
Всё, чем Вы так восхищены, всё это западное прилежание и аккуратность по понятным причинам для нас неприемлемы. Мы – небрежные, несчастные, неправильные люди; мы веками предвкушаем мир, ворочая огромными неприкаянными душами.
Уверяю, лет через двести ничего не изменится: русские, как в прошлом, как и сейчас, будут стремиться к чему-то неясному, надеясь найти то, что их уймет, погасит огонь внутренних мытарств, утешит… однако овладеть собой, успокоиться и жить в гармонии тела и души так и не смогут.
Именно поэтому русским так показано православное религиозное сознание. Русский народ нуждается в регулярном обрядовом покаянии, потому как православие познается только жизненно, но не рассудочно. Осмысление духовных убеждений совершается через последовательный ритуал, ведь свойственная нам образность мыслей вбирает символичность, рождая религиозность.
Вы упрекаете меня в отсутствии духовности, находя в моем небрежном, на Ваш взгляд, отношении к душе причину страсти. Это несправедливо! Я стремлюсь познать Вас полностью. Сделать это не возможно, без телесных осязаний, ведь я материалист. Мне не легко узнать природу Вашей души без опытных изучений.
Ваш Родион.
Здравствуйте, граф.
Вы не перестаете меня удивлять!
Я внимательно прочла всё написанное и поразилась осмысленным интонациям. Зрелые размышления изложены Вами достоверно и корректно. Вы высказываетесь так, как если бы понимали тематику сообщаемого! Я распознала нотки глубочайшего сострадания иррациональному, исконно русскому способу принятия действительности. Подобные Ваши мысли для меня полная неожиданность.