Шара
Шрифт:
Вскоре вся губерния будет судачить о Ваших душевных метаниях. Немедленно придумайте способ донести Бронасу необходимость и важность хранить в строжайшей тайне сведения, полученные той распутной ночью.
Обвинения и упреки в свой адрес я не принимаю.
Причиной Вашего провала стали Вы сами.
Я несу ответственность за все сказанное. Ваша вольная трактовка моих доброжелательных советов сгубила весь их глубочайший замысел.
Когда я велела Вам колоть дрова и таскать навоз, то усматривала в указной последовательности
Вы же поступили по-своему! Результатом этой вот самодеятельности стало приключившееся с Вами…
Поэтому я жду обещанных нововведений, следуя которым Вы обязуетесь сменить буйство доброжелательностью. Требую соответствовать благородному происхождению.
С уважением, графиня Добронравова.
Графиня!
Прочитал послание и укололся. Против воли, меня душит обида.
Я и так повсюду виновен, но высказанная Вами досада трогает больше, чем все прочие обвинения в безнравственности и лжи.
Злиться на Вас мне невыносимо. Вы – мой идеал, а это, как известно, выбор неосознанный и этим правдивый.
С усилием я рассмотрел в Вашем посыле заботу!
Здравомыслие вернулось ко мне осознанием: Ваши упреки – это покровительство!
Стали бы Вы тратить силы в пустоту, если бы не находили тому причин?
Нет, не стали бы.
Значит, и в Вас присутствует элемент буйства.
По всей видимости, Вы, сами того не желая, ухватили частичку моих фантазий, а потом, растерявшись от красочности, откликнулись на них. Мой вымысел – это лишь трафарет, Вы же разукрасили сквозные отверстия тем, что порождаете сами.
Теперь они бередят Вас так же, как и меня, требуя выхода.
Потому-то Вы и злитесь, но я-то знаю: так Вы проявляете свою любовь.
Способ весьма своеобразен, однако если выбирать между ним и тишиной, то я позволю Вам гневаться, поскольку, рано или поздно, негодование обернется страстью.
Ваша своевременная догадка о болтливости Бронаса обоснована.
Но и в этом есть хороший момент: он точно не агентурная личность, потому как его бесхитростная и словоохотливая сущность не может принадлежать иностранному засланцу.
Вы бдительно предупредили меня о возможных последствиях откровенности.
Еще немного, и наша связь стала бы достоянием общества.
Признаюсь, в предыдущем письме я покаялся Вам лишь отчасти.
Той ночью Бронас невольно стал свидетелем моего любовного настроения.
Не помню, говорил я Вам или нет о своей тайной своеобразности: в изголовье кровати я храню досочку, на которой искусно написано Ваше полное имя.
Когда мне одиноко, а это состояние последнее время меня почти не покидает, я смотрю на надпись и тем Вас абстрактно представляю.
Вероятно, Вы спросите, отчего я не имею Вашего портрета.
Безусловно, я снабдил свою страсть всем необходимым ассортиментом, однако я заметил странность: словесный текст проникает в меня глубже, чем изобразительный объект. Я долго не находил этому объяснений, пока не прочитал про деление людей на категории в зависимости от того, каким образом воспринимается ими действительность.
Я вынужден отнести себя к тем, кто реагирует на слово и звук быстрее, чем на изображение. Сейчас мои объяснения сумбурны, но когда я глубоко изучу тему, то буду готов рассуждать и об этом.
Той ночью, желая позабыть о боли, я усердно лечился предложенным Бронасом лекарством, поэтому-то и достал табличку, чем вызвал у Фредерика интерес. Бронас к тому времени полностью принял на себя роль моего лечащего врача и, конечно, не пропустил жеста. Он поинтересовался, отчего мой взгляд сделался мученическим и тусклым.
Влекомый его искренним вниманием, я рассказал всё как есть, начав историю с того февральского вечера в Санкт-Петербурге.
Фредерик сердечно отозвался на мою печаль! Лучшего слушателя у меня еще не было!
В основном он молчал, иногда кивал, а в моменты моих пауз задавал точные вопросы, отвечая на которые я себя лучше понял и открыл новые грани чувств. Я проникся к нему благодарностью и испытывал ее ровно до того момента, пока не прочитал о его пагубной наклонности.
Поехать к Фредерику немедля я не мог, потому что еще слаб. Позвать его в гости пока невозможно, ибо тем утром маман отнеслась к нему неприязненно и обозлилась, ведь он пробыл всю ночь в доме, не обозначив для нее своего присутствия.
Теперь надо выждать, пока она забудет о его выходке и вновь сможет радоваться его визитам.
Продумав это, я застопорился.
Как встретиться с ним, чтобы не привлекать излишнего внимания, я не знал.
На счастье, наша Буянка после первого отела болела. При других условиях ее хворь посчиталась бы легким недомоганием, но я стал настаивать на критичности болезни, ее страшных возможных последствиях и велел незамедлительно вызвать Бронаса!
Пишу Вам и жду его приезда!
С любовью, Родион, Ваш будущий муж.
Родион Алексеевич, добрый день.
Сперва намеревалась начать с другого, однако увидела подпись и передумала.
Я в недоумении, Родион. Объясните, какие из моих слов или фраз провоцируют, вынуждая подписываться моим женихом?
Скажите мне это – я стану внимательно избегать любого побуждающего нелепые выдумки.
Давайте условимся немедленно: Вы более не смеете мне дерзить, иначе я сменю заботливость на враждебность. Результаты перемен могут быть непредсказуемыми.