Шара
Шрифт:
Всё в Вашем письме – откровенный вызов!
Увы, Родион, если Вы не перемените тон беседы, я продолжу сообщать Вам о недостатках, наличие коих усматриваю с каждым днем всё больше и больше…
Вы, должно быть, забыли, что, кроме физиологии, человека может заботить его душевное расположение, а оно, в свою очередь, не всегда связано с последствиями телесных мук.
Я давно пытаюсь отыскать в Вас проявления внутренней духовности, но мои попытки тщетны.
Вероятно, для Вас это слово незначимо, но от этого оно не становится менее
Представьте только: есть люди, для которых проявление духа – высшая ценность. Для Вас же любая мораль, кроме своей, искаженной и больной, чужда.
Вы – человек без будничных проблем и могли бы быть культурнее! Вам доступна возможность обнаружить и развить свой потенциал, отблагодарив небеса за аванс в виде благородного происхождения.
Подобный шанс для многих – несбыточная мечта, поскольку тяготы и бедствования влекут лишь мысли о пропитании и безопасности, не давая возможности думать о чем-то большем.
Вам следует увеличить умственный кругозор, начать читать что-то помимо статеек в театральных газетах и «Петербургской жизни». Окунитесь в публицистику, познакомьтесь с мыслями образованных людей, проникнитесь ими, представьте, что они разговаривают с Вами. При Вашем абстрактном мышлении сделать это не составит ровно никакого труда.
Как представите это, старайтесь им отвечать.
Сперва прием покажется абсурдным или бессмысленным, однако такие тренировки бесценны, поскольку смогут развить речевую функцию, ввести в оборот речи незаурядные слова, а со временем и раскрыть их смысл.
Последствия занятий Вы прочувствуете не сразу, но они, несомненно, будут. Память начнет вбирать выразительные слова и в нужный момент откликаться на знакомые фразы.
Вернувшись в Петербург, Вы поблагодарите меня за эту науку. Когда при Вас станут философствовать и обсуждать насущные государственные дела, Вы не будете более безмолвствовать и улыбаться. И пусть у Вас не получится участвовать в дискуссиях, но сможете многое выразить осмысленным и понимающим взглядом.
Затем Вы начнете формировать свое мнение. Это случится не сразу, но обязательно произойдет! Однажды Вы почувствуете, что не можете больше сдерживать рассуждения, и поймете, что обязаны поделиться ими. Вы начнете излагать.
Запомните этот день, который ознаменует окончание прежней и начало новой жизни. Вы станете полноправным участником разговора.
Сейчас Вы кто угодно: повеса, игрок, дурашливый мальчишка, влюбленный герой, страстный мечтатель, томящийся и нереализованный любовник, но абсолютно точно не мыслитель, не философ и не мудрец.
Вы вправе занять свои мысли любой позицией, от преданного империи идеалиста до отъявленного вольнодумца, и даже можете неоднократно менять одно на другое, но сформироваться как личность и иметь свои взгляды Вы обязаны.
Теперь вернемся к письму.
Опустив провокации, остановлюсь на следующем моменте: рассказывая
Кому, когда и в чем Вы успели исповедаться? Если Вы, каждый раз впадая в уныние, прибегаете к откровенности, то я требую рассказать, что из того, чем Вы делитесь, правда, а что вымысел? Зная Ваши буйные абстракции, я не удивлюсь, если Вы разукрасили нашу невинную переписку вымышленными фактами, хотя если Вы рассказываете, будто я уже воспитываю нашего сына и прощаю вам любовные похождения, то этим Вы меня разгневаете.
Требую немедленного ответа и правды. Мое настроение яростное, поэтому подписи в этот раз Вы не заслужили!
Александра!
Вы предъявляете мне незаслуженное! Все обвинения циничны!
По всей вероятности, таким хитрым и болезненным способом Вы ищете повод прекратить наше общение.
Но, как бы Вы ни желали забыть меня, я не смогу Вас оставить. Мысль отречься от любви мне невыносима, тем я предам себя.
Вы – свет, а я – скиталец, окутанный мраком.
Свет проникает сквозь тьму, повсюду разнося разноцветные блики, приводит всё в движение, превращает скуку в праздник. Я тянусь к цветным огонькам, а они, мерцая, ускользают, оставляя желание гнаться и продолжать очаровательную игру.
Свет определяет мой путь, но, как бы зорко я ни всматривался, я не вижу рядом с ним Вашего пути и не знаю, позволите ли Вы совпасть нашим линиям.
Прикладываю невероятные усилия, дабы осмыслить всё то, о чем пишете, и внять Вашей философии.
Прошлой ночью я вспоминал обстоятельства нашего знакомства и улыбался.
Возвращаясь в обстановку, позволившую заступиться за Вашу честь перед всем Петербургом, я почувствовал себя выполнившим поручение миссионером.
Граф Филиппов, пребывая в дурманном опьянении, тогда во всеуслышание назвал Вас любовной забавой генерала Карла Павловича Ренинского.
В ответ на его нелепую выдумку Вы вызывающе расхохотались! Я помню, как Вам на помощь заспешила подруга, прикрыв дерзкий оживленный разгул веером.
Едва придя в себя, Вы тогда громко ответили: «Все так и есть, именно так и есть!» – и со всей силой ударили пьяного Филиппова веерком.
От вашей близости он (конечно же, Филиппов) подломился, попятился и наступил на ногу нетрезвому гусару, который и оттолкнул его в мою сторону. Мне пришлось подхватить Данилу Андреевича под мышки и усадить на пуф. Проявив тактичность и выдержку, я провел с ним беседу, разъясняя природу достоинства, назвав его обидное замечание посягательством на женскую честь.
Всё это было только ради Вас! Напомнив другу детства о вечных ценностях, я потребовал у него признать перед Вами вину, а затем поднял и повел к Вам.