Шара
Шрифт:
Шуточная теория Бронаса о природных влияниях пуста в сравнении с правдивой концепцией, доказанной компетентными людьми. Согласно этой, второй, думающая барышня делается схмуренной и угрюмой, что влияет на ее красоту и милость, поскольку любая наша мысль мгновенно напрягает внутренности.
Далее, эти компетентные люди логично рассуждают о мыслительных процессах, происходящих в голове, и внешних того последствиях.
Что за сим следует, Александра? Вероятно, Вы уже поняли и сами. Напряжение в голове влечет мимическую отдачу. Вы, того не замечая сами, напрягаетесь лицом! Ваша физиологичность запоминает
В этой новости есть элемент радости.
Чем чаще Вы останавливаете мысли, тем чище и глаже становится Ваш лик.
Саша! Я знаю о том, что Вы много читаете и размышляете. Не вправе утверждать, но допускаю у Вас безвозвратные мимические изменения!
Не могу Вас не предостеречь: дальше может быть только хуже. Но я готов помочь! Не могу поступить иначе, ведь я предан Вам и обещал служить, покуда во мне горит пламя. Мне известен способ, после применения которого Ваше лицо сделается божественным. Вы сможете расслабить сомкнутую литературными думами мышечную напряженность.
Сейчас Вы в который раз укорите меня в узкой направленности, но иного способа расслабиться лицом нет! Если бы был, поверьте, я бы с Вами им поделился.
Но читать Вы не перестаете, а следовательно, и размышлять, поэтому, Саша, я для Вас спасение!
Я заведомо не раскрываю того, что имею в виду, надеясь Вас заинтриговать. Если Вас заинтересует мой секрет, дайте мне знать об этом, и я с удовольствием поделюсь им, а еще лучше продемонстрирую, чтобы Вы смогли немедленно ощутить его эффективность.
Навеки Ваш, Родион.
Здравствуйте, уважаемый граф Гулявин.
С любопытством прочитала Вашу новую записку. Спешу поблагодарить Вас. Вы так кропотливо разъяснили мне что к чему, что я ненадолго восхитилась Вашей способностью выстраивать причинно-следственные связи. Вы ухватили саму суть и выстроили логические рассуждения, снабдив их выводами.
Признаюсь, мне это крайне понравилось.
Неведомо, хмурились ли Вы при таком вдумчивом описании, но, если опасаетесь того, о чем так внимательно меня предупреждаете, и морщины для Вас настолько пугающие обстоятельства, то спешу Вас успокоить: Вам не грозит мимическая скованность, потому как Вы в совершенстве овладели способом расслабления, о котором тактично умалчиваете.
У меня же есть свои методы борьбы с последствиями чтения. Уверяю Вас, они тоже вполне действенны. Я не стану призывать пробовать того, что делаю я, покуда понимаю: Ваша версия куда приятней и привычней и в отличие от моей вовсе не требует специфической подготовки.
Вы-то можете успокоиться в любой момент уединившись, а мне приходится обращаться за помощью, вовлекать в свои забавы множество лиц, поэтому мое утешенье дается мне много тяжелее.
Я не стану делать тайны из своего увлечения, ведь этим боюсь пробудить в Вас желание слишком вольно трактовать мои слова, поэтому поясню: чтобы расслабиться, мне нужно сперва облачиться в конное, затем приказать запрячь моего любимого жеребца Лучезара, следом распорядиться вывести его во двор и помочь мне усесться верхом.
Часовых упражнений мне обычно
Вы убеждаете меня в том, что Ваш способ сохранения молодости единственный, но это не так! Кроме того, существует и ряд других мною проверенных методик.
Например, мой кучер Степан, в то время когда его Фёкла уезжает в город, усердно колет дрова и таскает коровий навоз.
Упражнения помогают ему не думать, не хмуриться, спасаться от морщин и избавлять себя от внутреннего накала.
Вполне вероятно, Вам тоже подойдет вышеописанная мной метода. Попробуйте упражнения Степана! Полагаю, это дополнит Ваши самодеятельные забавы чем-то полезным.
С уважением, Саша Добронравова.
Александра!
Я старательно усмиряю себя, сдерживая гнев!
Всё указанное Вами всегда принимается мной безоговорочно и серьезно!
Совет про колку дров и вывозку навоза стал руководством к действию и возымел мгновенное воплощение. Сейчас-то я понимаю: рекомендация была очередной Вашей шуткой, таким вот развлечением! Вы снова высмеяли мою неконтролируемую болезную одержимость.
Ну что ж, я принял это и зарекся! Обещаю, Александра, впредь надежнее руководить собой и не принуждать Вас справляться с моим необузданным нравом.
Но, перед тем как внедрить между нами очередное нововведение, я расскажу, что этому предшествовало.
Когда я уловил справедливое замечание, немедленно кинулся во двор. Там уже вовсю действовал Васька, я же был непримирим и решителен.
Я спугнул слугу и сам взялся за колун. Я был так успешен и энергичен, что ничем не занятый Васька растерянно сел на скамейку, скрутил сигаретку и назидательно изрек одно из своих самых ярких словарных непотребств, призывая меня быть половчей.
Я помню, как посмеялся его простоте, однако быстро уловил в суждении скептицизм и повелительно вскрикнул: «Что за площадная брань, Василий? Неси мне новых чурбаков, да поживее!»
Вы бы слышали меня в тот момент! Я был так тверд и авторитетен, так убедителен и важен. Я намеренно запомню эту интонацию и смогу ее применять, когда между нами установится доверительная теплота и мы будем с Вами исполнять любые фантазии друг друга.
Услышав властные нотки в моем голосе, Вы восхититесь, сделаетесь покорной и искренне исполните мною приказанное.
Василий натаскал деревяшек.
Он устанавливал – я колол.
Я долго орудовал инструментом. Я наслаждался. Время будто делало петлю за петлей, повторяясь целехонькими поленьями.
Даже Васька стал участником литературного сюжета, который сомкнулся в кольцо и не желал нас выпускать.
Всё остановилась в одно мгновенье. В очередном рывке я усмотрел пространственную темноту. Последнее, что помню, перед тем как меня сковала невыносимая боль в спине: я вонзил железо в деревяшку. Не знаю, видели ли Вы когда-нибудь технику раскалывания чурбаков. Поверьте, для успешной работы требуется недюжинная сила и ловкость, ведь расколоть деревянный обрубок можно, лишь порядочно замахнувшись увесистым топором. Так я и сделал, но, приземлив железяку на деревянную площадку, понял:… заело.