Шарады любви
Шрифт:
Пища оказалась отнюдь не изысканной и не слишком обильной — холодное мясо, сыр, черствый хлеб, явно выпеченный еще накануне и вымоченный в миске с несвежей теплой водой. Но все-таки это была еда. Даниэль слишком хорошо помнила о том, что такое настоящий голод, чтобы воротить нос.
Покончив с ужином, девушка предусмотрительно выставила поднос с посудой в коридор, так как знала по прошлому опыту, что посудомойщик, придя за грязными тарелками и прибором, непременно начнет отчаянно колотить в дверь каюты.
Заняться было абсолютно нечем. Даниэль прилегла на жесткую постель и снова прислушалась к происходящему на палубе: оттуда по-прежнему доносился стук и скрип. Якорь, как видно, еще не поднимали. Во
Она начала дремать, а потом и вовсе заснула, убаюканная мерным покачиванием судна, вышедшего из спокойной гавани в пролив.
…Даниэль разбудил громкий удар о дверь ночного горшка, прокатившегося через всю каюту. Не понимая в чем дело, девушка вскочила, свесила ноги с койки и осмотрелась. Великий Боже! Кругом творилось что-то невообразимое! Каюта ходила ходуном. Низкий потолок, казалось, сначала падал прямо ей на голову, а затем стремительно взмывал вверх. Пол то поднимался вместе с койкой, то проваливался, словно в глубокую яму, потом начинал поочередно крениться в разные стороны. Даниэль с ужасом почувствовала, что вместе с ним что-то поднимается и опускается в ее желудке. Поняв, что еще мгновение — и ее вывернет наизнанку, девушка бросилась к двери, выскочила в коридор и в панике побежала к трапу. В голове была лишь одна мысль: как можно скорее очутиться на палубе, подальше от этих неожиданно оживших стен, падающего потолка, подпрыгивающего пола. А главное — Даниэль спешила наглотаться свежего воздуха. Однако добравшись до верхней ступеньки трапа, Даниэль уперлась головой в задраенную дверцу люка. Отчаянный страх придал ей сил. Расцарапав до крови руки, она все же сумела открыть люк, выскочить на палубу и…
…Перед ее уже и без того насмерть испуганными глазами предстала еще более ужасающая, леденящая кровь картина. Огромная темно-зеленая волна, увенчанная гребнем пены, неумолимо накатывала на их маленький, казавшийся игрушечным среди волн кораблик. Сквозь водяную пыль с трудом можно было рассмотреть фигуры бегавших по палубе и что-то кричавших матросов. Каждый из них веревкой был привязан за пояс к протянутому вдоль всей палубы тросу.
В следующий момент Даниэль почувствовала, что опора уходит у нее из-под ног. Дверь люка за спиной с грохотом захлопнулась. И в эту секунду железная рука обхватила девушку сзади и крепко прижала к чьей-то крепкой фигуре в скользком дождевике. Чудовищный вал обрушился на палубу и захлестнул обоих. Даниэль оказалась в центре ревущей, булькающей и душащей массы, которая увлекала ее в морскую пучину. Но чья-то мощная рука продолжала крепко держать девушку за талию. Началась смертельная борьба между человеком и стихией. На какую-то сотую долю секунды Даниэль показалось, что она вот-вот предстанет перед взором Творца, но все же стихии пришлось отступить. Волна
прокатилась вдоль палубы и исчезла за кормой яхты. Даниэль подняла глаза на своего спасителя и… встретилась с разъяренным взглядом графа Линтона.
— Слушайте, вы, непослушная маленькая идиотка! — закричал он. — Упрямое исчадие ада без единой извилины в голове! Вы что, собрались отправиться на тот свет?!
— Но ведь корабль тонет! Кроме того, мне стало плохо…
— Корабль не собирается тонуть! А если вам плохо, то тем более надо сидеть в каюте! Немедленно отправляйтесь вниз!
Наклонившись, граф одним рывком распахнул дверь люка и грубо втолкнул девушку на верхнюю площадку лестницы.
— Ради Бога, скорее! Сейчас нахлынет следующая волна!
Даниэль буквально скатилась вниз по ступенькам. Ей вслед раздался звук захлопнувшейся дверцы. Бедняжка не помнила, как снова очутилась в каюте. Опустившись на пол, она дотянулась до ночного горшка и, наклонившись, поделилась с ним частью холодного ужина, съеденного четверть часа назад…
К тому времени, когда граф вернулся наконец с палубы, Даниэль уже отдала горшку не только ужин, но также съеденный днем обед и утренний завтрак. Сама же девушка лежала на полу, насквозь промокшая и дрожащая, в обнимку со своим новым жестяным приятелем.
Линтон пару секунд помедлил перед дверью каюты Даниэль, затем пробормотал себе под нос какое-то ругательство и вошел. Девушка по-прежнему обнимала ночной горшок, сидя на полу. Граф сделал полшага вперед и попытался его отнять. Но Даниэль решительно воспротивилась этому и еще крепче вцепилась обеими руками в жестянку.
— Ради Бога, детка, отдайте мне его! — почти взмолился граф. — Там уже полно…
Воспользовавшись маленькой паузой между приступами рвоты, Линтон выхватил у Даниэль горшок и, открыв иллюминатор, выплеснул содержимое за борт, благо что каюта находилась не с подветренной стороны. Девушка вновь потянулась за горшком, умоляюще глядя на графа. Тот покорно отдал его. Затем принялся молча стаскивать с Даниэль мокрую одежду. Та начала было сопротивляться, бормоча какие-то бессвязные протесты, но Линтон совершенно вышел из терпения и заорал:
— Прекратите же, наконец! Или вам не поздоровится!
Его тон был таким грозным, что Даниэль сдалась. К тому же у нее начался новый приступ морской болезни. Линтон положил девушку на койку, снял с нее остатки мокрой одежды и, как куколку, завернул в лежавшую поверх матраца подстилку. Знаком бедняжка вновь потребовала себе ночной горшок, хотя казалось, что выжать еще хоть каплю из вконец опустошенного желудка уже нельзя.
Тем не менее, граф выполнил ее безмолвную просьбу и вышел из каюты. Через несколько минут он, однако, вновь вернулся с закрытым плетеной крышкой кувшином воды и бутылкой бренди. Намочив в кувшине край полотенца, Линтон вытер им лицо девушки. Затем поднес к ее губам горлышко бутылки. Даниэль сделала глоток и закашлялась: крепкий напиток огнем обжигал горло. Не дав девушке опомниться, граф заставил ее сделать еще глоток, и еще один — до тех пор, пока снадобье не начало действовать.
Судно продолжало раскачиваться, но уже не так сильно, как раньше. Глаза Даниэль сами собой закрылись, рука, сжимавшая ночной горшок, ослабела. Решив, что его подопечная, по всей вероятности, спокойно проспит до конца шторма, Линтон пошел к себе, чтобы поискать какую-нибудь сухую одежду для девушки, а потом поспать самому…
…Открыв глаза, Даниэль зажмурилась от ярких лучей проникавшего через иллюминатор солнца. Душу сразу наполнило чудесное ощущение покоя, только почему-то неприятно горела кожа. Некоторое время девушка лежала неподвижно, силясь понять причину этого странного ощущения. Но через минуту Даниэль догадалась, что виной тому была грубая подстилка, в которую она была завернута голышом. Припомнив некоторые детали ночных событий, девушка почувствовала, что не только лицо, но и все ее тело покрывается краской стыда.
Она приподнялась на постели и с трудом освободилась от свернутой в виде кокона подстилки. Окинув взглядом каюту, Даниэль заметила, что мокрая одежда куда-то исчезла. Девушка сползла с койки и осторожно шагнула по направлению к иллюминатору. Случайно взглянув на свои ноги, Даниэль с ужасом обнаружила, что они покрыты какими-то пятнами. В этот момент в коридоре раздались чьи-то шаги. Девушка поспешно бросилась назад к кровати и прикрылась подстилкой.
Дверь открылась, и на пороге появился граф Линтон. Выглядел он отменно. Как и всегда. Лицо было свежим, только что умытым, щеки и подбородок — чисто выбритыми, глаза блестели. На одежде не было ни пятнышка.