Шардик
Шрифт:
— Повелитель Та-Коминион велел сказать вам следующее, господин. «Я предполагаю сражаться послезавтра. Дожди вот-вот начнутся, и время сейчас дороже всех сокровищ мира. Любой ценой доставь к нам владыку Шардика».
Кельдерек вскочил на ноги и принялся взволнованно расхаживать взад-вперед около клетки, кусая губы и ударяя кулаком по ладони. Наконец, овладев собой, он приказал Шельдре пойти разыскать Ранзею, а если Шардик уже усыплен — тотчас же вернуться и доложить. Потом он взял пару головней, чтоб разжечь костер, и уселся ждать новостей рядом с Нумисом и двумя девушками. Все молчали, и Кельдерек чуть не каждую минуту хмуро взглядывал на небо, отмечая медленное течение времени по движению звезд.
Когда Зильфея встрепенулась и положила ладонь ему на руку, он ничего не услышал. Кельдерек повернулся к ней, и она неподвижно уставилась на него, затаив дыхание, с бледным лицом, наполовину освещенным
— Кто здесь?
— Нита! — слабо, но вполне отчетливо долетело издалека.
А чуть погодя Кельдерек наконец расслышал легкую поступь и быстро пошел навстречу девушке. По ней было видно, что в крайнем своем волнении и спешке она где-то по пути упала — возможно, не раз. Вся перепачканная в пыли, растрепанная, с расцарапанными коленями и локтем, она сдавленно всхлипывала, и по щекам у нее текли слезы. Кельдерек крикнул Нумиса, и они вдвоем отвели Ниту к костру, поддерживая под руки.
В лагере царило возбуждение. Мужчины каким-то образом прознали о приближении вестницы. Несколько из них уже ждали около клетки, один постелил на штабель досок свой плащ, усадил на него девушку и принес кувшин воды, чтобы промыть кровоточащие ссадины у нее на коленях. От прикосновения холодной воды Нита вздрогнула и поморщилась, но потом, словно спохватившись, подняла глаза на Кельдерека и заговорила:
— Шардик лежит без чувств меньше чем в полете стрелы от дороги, владыка. Его одурманили тельтокарной… такой дозы хватило бы, чтобы убить здорового, сильного мужчину. Одному богу ведомо, когда он проснется.
— Тельтокарной? — недоверчиво переспросила Нилита. — Но ведь…
Нита опять расплакалась:
— А Ранзея умерла… умерла! Вам уже рассказали, владыка Кельдерек, как она разговаривала с Шардиком у ручья?
Зильфея кивнула, ошеломленно уставившись на нее.
— Когда Шардик прошел мимо нее и скрылся в лесу, Ранзея с минуту стояла в полном оцепенении, точно дерево, пораженное молнией, которую она же сама и вызвала. Потом мы с ней вдвоем пошли через лес, изо всех сил стараясь нагнать остальных. Я видела… ясно видела, что она готова… просто полна решимости умереть. Я уговаривала Ранзею отдохнуть хотя бы немного, но она и слушать не хотела. И вот два часа назад, даже меньше, мы наконец добрались до окраины леса Все девушки сразу увидели смертную тень, что лежала на ней, окутывала навроде плаща. От жалости и страха никто не мог слова вымолвить. После всего, что мы видели днем у ручья, любая из нас без колебаний отдала бы жизнь вместо нее, но она уже словно уплывала прочь по течению, оставив нас на берегу. Мы стояли рядом, и она разговаривала с нами, но уже была далеко от нас. Потом по ее приказу я принесла ящик с тельтокарной, и Ранзея подошла к Шардику, да так спокойно, словно то был спящий бык, а не свирепый медведь. Она сделала разрез у него на плече и засунула туда тельтокарну, чтоб распустилась в крови. Шардик проснулся, вздыбился в ярости, а она снова встала перед ним, так же бесстрашно, как в прошлый раз. Тут он схватил ее, и так она умерла. — Девушка огляделась вокруг. — А где тугинда?
— Привяжи к клетке длинные канаты, — велел Кельдерек Балтису, — и поставь всех мужчин тянуть ее. И всех женщин тоже, кроме тех, что понесут факелы. Нельзя терять ни минуты. Возможно, мы еще успеем к повелителю Та-Коминиону.
Через три часа без малого бесчувственное тело исполинского медведя (чью голову защищал капюшон, наспех сшитый из плащей) с помощью канатов стащили вниз по склону и заволокли в клетку по отлогой насыпи из земли и камней, покрытой досками. Последние железные прутья забили молотами на место, и громадная клетка, влекомая спереди и толкаемая сзади, медленно, тряско покатила по долине в сторону Гельта.
20. Гел-Этлин
Через день, самое большее через два, зарядят дожди, подумал Гел-Этлин. Вот уже много часов кряду предгрозовая духота усиливалась, и крепчающий горячий ветер гонял пыль над Бекланской равниной. Сантиль-ке-Эркетлис, командующий северным сторожевым войском, занемог от нестерпимой жары и два дня назад отбыл прямой дорогой в столицу, приказав своему заместителю, Гел-Этлину, довести войско сначала до Кебина Водоносного, потом до Тонильды, а оттуда двинуться обратно в Беклу. Задача стояла простая: починить укрепления здесь, собрать налоги там, возможно, уладить пару споров, ну и, разумеется, выслушать сообщения местных шпионов и агентов. Все это были дела не срочные, а поскольку войско уже на день или два запаздывало с возвращением в Беклу, Сантиль-ке-Эркетлис велел Гел-Этлину отложить все до лучших времен и кратчайшим путем вернуться назад, как только польют дожди.
«Да и пора уже, — подумал Гел-Этлин, стоя под своим знаменем с изображением сокола и глядя на проходящую мимо колонну. — Люди устали за долгий поход. Половина из них еле на ногах держится. Чем скорее они вернутся в зимние казармы, тем лучше. Если сейчас войско поразит болотная лихорадка, они начнут валиться рядами, проклиная все на свете».
Он посмотрел на север, где равнина упиралась в предгорья могучих крутых хребтов, возвышающихся над Гельтом. Свинцовое небо с темными облаками, заволакивающими горные вершины, вселяло надежду — надежду на скорый отдых. Если повезет, они уже в Кебине с чистой совестью прервут свои дела и, подгоняемые дождем и мыслями о доме, ускоренным маршем благополучно дойдут до Беклы за пару дней.
Две бекланские охранные армии — северная и южная — обычно проводили в походах все лето, когда вероятность мятежа или чужеземного вторжения возрастала. Каждая армия дважды проходила вдоль охраняемой границы, тянувшейся неровным полукругом примерно на семьдесят лиг. Порой отряды вступали в бой с шайками разбойников или налетчиков, а изредка войско получало приказ совершить карательный набег на соседние территории, дабы показать, что у Беклы есть зубы и она умеет кусаться. Но большую часть времени они занимались всякой рутиной: проводили учения и маневры, разведывали обстановку, собирали налоги, сопровождали посланников или торговые караваны, чинили мосты и дороги, но в первую очередь просто напоминали о своем существовании тем, кто боялся их лишь немногим меньше, чем вражеского нападения или анархии. С наступлением дождливого сезона северная армия возвращалась на зимовку в Беклу, а южная — в Икет-Йельдашей, расположенный в двадцати лигах к югу от столицы.
Южное войско уже наверняка вернулось в Икет, с завистью подумал Гел-Этлин. Южному войску вообще приходилось легче: путь его следования пролегал по сравнительно ровной местности, и сухой сезон в тридцати-сорока лигах к югу был не таким жарким. Но дело было не только в изнурительных тяготах похода и погодных условиях. Хотя Бекла, конечно, не имела себе равных среди городов, прошлой зимой Гел-Этлин нашел вескую причину (самую почетную и привлекательную причину для солдата, пускай и несколько затратную) отдать предпочтение Икету.
Сейчас мимо тащился отряд тонильданцев, имевший совсем уже плачевный вид; Гел-Этлин подозвал к себе их капитана и осведомился, почему солдаты у него такие грязные и с неухоженным оружием. Капитан принялся объяснять, что он поставлен командовать всего два дня назад, вместо офицера, получившего приказ вернуться в Беклу с Сантиль-ке-Эркетлисом, и все время, пока он говорил, Гел-Этлин, по своему обыкновению, сурово смотрел мужчине в глаза, думая о совершенно посторонних вещах.
По крайней мере этим летом им не пришлось переваливать через Гельтские горы и продираться сквозь дремучие леса. Один раз, несколько лет назад, еще в свою бытность младшим офицером, он принимал участие в экспедиции к южному берегу Тельтеарны и до сих пор с содроганием вспоминал это мучительно трудное предприятие: ночевки в мрачной лесной глуши или постой в кишащих вшами хижинах какого-то полудикого племени островитян, живущих в речных туманах, как лягушки. К счастью, в последнее время уже не возникало необходимости посылать бекланские войска к Тельтеарне, поскольку донесения с острова — как он там называется? Итильга? Катальга? — теперь поступали регулярно и вполне заслуживали доверия. Один из баронов, имевших более или менее человеческий облик, тайно работал на Беклу, да и сам верховный барон охотно соглашался на небольшой дипломатический подкуп, требуя взамен лишь показного уважения к своему званию, пускай и ничтожному. За минувший месяц к Сантиль-ке-Эркетлису поступило два донесения с острова, которые он положенным порядком отправил начальству в Беклу. По получении первого штаб сообщил, что по-прежнему не видит нужды посылать войска в столь далекие, негостеприимные края. Собственно, там говорилось всего лишь об огромном лесном пожаре, опустошившем северный берег Тельтеарны. Во втором донесении рассказывалось о новом племенном культе и выражалось опасение, как бы он не привел к вспышке фанатизма, хотя верховный барон и уверен, что не допустит такого. Реакция Беклы на него еще не успела дойти до северного войска, но в любом случае, слава богу, теперь уже слишком поздно, чтобы отправлять через Гельтские горы хотя бы разведывательный патруль. Дожди начнутся со дня на день — с часу на час.