Шайтан-звезда (Часть 2)
Шрифт:
Имя "Барзах" было ему откуда-то известно! ..
Это имя упоминал Сабит ибн Хатем, когда рассказывал о своем споре в собрании мудрецов, звездозаконников и магов!
И сразу же Хайсагур вспомнил все, что было связано с этим нелепым спором. Он вспомнил, что звездозаконника, который уже тогда был глубоким старцем, и Барзаха, который только-только отрастил себе достойную бороду, стравил третий человек, желающий извлечь из их ссоры пользу для себя, он даже вспомнил прозвище того человека - аш-Шамардаль. Он даже вспомнил, что извлек из воспоминаний Сабита ибн Хатема лицо аш-Шамардаля - и сразу же вернул
Но все это не помогло бы ему сейчас ответить на призыв и приблизить к себе Шакунту.
Шакунта между тем, нисколько не удивляясь странному поведению Барзаха, легла рядом, касаясь его плечом и бедром. Покрывало упало с ее головы, она высвободила одну из кос, что петлей легла между ее ухом и ухом избранника, и положила себе на грудь. Волосы Шакунты пахли наддом, и этот запах был таков, что душа замирала от блаженства.
– О Барзах, я перестала понимать, зачем все это проделываю, пожаловалась она.
– Мы непременно вызволим из плена ребенка, и отвезем его в Хиру, и моя безумная дочь поедет со мной к Салах-эд-Дину, накажи его Аллах за все его проделки! А что будет со мной после того, как я выполню договор? Я вдруг задумалась об этом - и мне стало страшно, о Барзах! Я не хочу и не могу вернуться к своему мужу и к своим сыновьям. Муж наверняка взял себе других жен, а сыновьям я больше не нужна. И я не представляю себе, как буду уживаться с Абризой! Если она станет женой аль-Асвада - то кем же стану при ней я? Одной из дворцовых старух, пригодных лишь на то, чтобы передавать слухи?
– Ты можешь еще выйти замуж, о госпожа, и иметь других детей, осторожно намекнул Хайсагур, ибо великую боязнь гнева Шакунты, владевшую Барзахом, он уже оценил.
– Хватит с меня тех детей, которых я уже родила, клянусь Аллахом! возразила женщина.
– Мне нужны не дети, которые покидают, а мужчина, который останется со мной. Долго ли я еще буду ввязываться во всякие неприятности и приключения, о Барзах? Долго ли я еще буду сражаться куттарами и ножными браслетами? Я еще могу одолеть и троих, и четверых противников, но я устала!
С этими словами она повернулась к тому, кого считала Барзахом, обняла его и прижалась щекой к его груди.
– Усталось пройдет, о Шакунта, - боясь шевельнуться и проклиная всех норовистых жеребцов и всех никудышних всадников, отвечал Хайсагур. Наступит утро - и ты снова будешь готова к подвигам.
– Ты не понимаешь меня, о Барзах, - сказала она, и голос, к немалому удивлению Хайсагура, уже уразумевшего, что за сокровище лежит с ним рядом, прозвучал жалобно.
– Клянусь Аллахом, ты не понимаешь меня! Я не желаю никаких подвигов! Я их столько совершила, что хватило бы на все войско аль-Асвада! Мне нужно иное - и как бы я была счастлива, если бы знала, что именно мне нужно!
Хайсагур подумал, что вселился в самую неподходящую плоть, какую только мог отыскать на расстоянии ста фарсангов. И сразу же природное любопытство подсказало ему такой занятный вопрос: если он сумел, внедрившись в тело женщины, заставить это тело спуститься по стене башни, хотя руки и пальцы не должны были бы выдержать такого напряжения, то не уговорит ли он повиноваться и тело мужчины? Ведь в случае с Джейран, да и во многих случаях, бывших до того, оборотень умел справляться с болью
Гуль протянул руку и накрыл то, что оставил Барзаху отец.
Очевидно, повреждения от жесткого седла были все же не столь ужасны, как это казалось изнеженному спокойной жизнью Барзаху. Сосредоточившись на этом месте и на кончиках своих пальцев, Хайсагур попытался унять боль настолько, чтобы не опозориться перед Шакунтой.
А она продолжала жаловаться.
– О Барзах, даже те женщины, которые живут под охраной в царских харимах, посылают старух - и к ним проводят или даже проносят красивых юношей! Мы, женщины, умеем получать то, что нам надобно, хотя вы и считаете нас ущербными разумом. И я получила из близости все, чего желала, о Барзах, и эта близость была прекрасна, но лучше бы я ничего этого не желала, тогда сейчас я бы не страдала так, ибо что хуже страдания человека, получившего желаемое и не удовлетворенного, ибо на самом деле он желал совсем иного?! .
Понять это было совершенно невозможно. Хайсагур и не пытался - ему было чем заниматься. А если бы попытался - то мог бы лишиться рассудка. Ему слишком редко случалось иметь дело с женщинами и еще реже - выслушивать их, чтобы он научился вылавливать то разумное, что тщательно упрятано в их многоречивости.
Между тем рука Шакунты, как бы помимо воли своей обладательницы, проскользнула в вырез рубахи Барзаха и легла на влажную от волнения кожу.
Хайсагур подумал, что надо бы накрыть эту руку своей - и не решился.
Он на мгновение забыл, что вошел в чужую плоть, тяжелую и неуклюжую, которую ничтожная боль делала бессильной, и давнее знание, что близость гуля может погубить женщину, встало вдруг между ним и Шакунтой. Он опомнился - но, видно, она ощутила что-то, потому что обиженно отстранилась.
– Может быть, ты, о Барзах, читал "Семьдесят рассказов попугая"? возмущенно спросила она.
– Я слушала эти рассказы когда была в Индии, и знаешь ли, что там говорится? Там сказано: "Когда прекраснобедрая, томимая любовью, сама пришла к мужчине, то он пойдет в ад, томимый ее вздохами, если не насладится ею! ".
Это уж был не призыв, а доподлинный вызов!
И он не лишил бы разума разве что евнуха.
Хайсагур сгоряча сделал то, что всякую женщину-гуль привело бы в восторг, - подмяв под себя Шакунту, отыскал губами ее рот. Мелькнула мысль о клыках - и сгинула, потому что во рту у Барзаха не то что клыков обычных человеческих зубов уже малость недоставало.
– Ты - бесноватый, или твой разум поражен?
– изумилась Шакунта, не узнавая прежних повадок Барзаха.
– Что ты набросился на меня, как гуль на еду? Разве я - пленница, до которой дотянулась твоя рука?
Она извернулась - и скинула с себя возлюбленного.
И рассмеялась!
Такого позора Хайсагур еще не знал.
Женщина - пусть и обученная искусству захватов и подножек, но все же лишь женщина!
– сладила с ним, словно с ребенком. Она опрокинула его на спину и села ему на грудь, всем видом показывая, что его жизнь и смерть - в ее власти.
Хайсагур страстно пожелал оказаться здесь сейчас в своей подлинной плоти, чтобы одолеть эту непокорную упрямицу и дать ей то, чего она желает, в таком количестве, чтобы хватило надолго!