Шедевр
Шрифт:
Я глотнула эспрессо и с любопытством посмотрела на нее:
— То есть?
— Ты очень много значишь для него, Эстер. Ты самая талантливая в его галерее. Он нуждается в тебе: благодаря тебе его бизнес держится на плаву. Но в преддверии аукциона ваши отношения становятся слишком напряженными. Мне кажется, небольшая дистанция вам не помешает.
— Тебе известно что-то такое, чего не знаю я? — Может, кто-то в Париже видел Эйдана вместе с Жаклин?
— Нет. — Петра, казалось, была искренне удивлена. — Нет, но я считаю, что аукцион окажет на твою жизнь большее влияние, чем ты предполагаешь. Тебе нужно быть осторожнее и никому не позволять вмешиваться в свое творчество. Не давай Эйдану манипулировать тобой или твоим искусством. Этот проект — блестящая
Я села рядом с ней.
— Спасибо за совет, Петра. Я учту это. Эйдану очень неприятна идея моей продажи. Но роман с французским хранителем музея не поможет создать необходимую дистанцию. Он лишь навредит. Мы с Эйданом переживали разные моменты, получше и похуже, но мы всегда были друг с другом честны — по крайней мере, я так думаю. В последнее время наши отношения стали довольно запутанными. И роман на стороне лишь усложнит ситуацию. А уж если об этом что-нибудь узнает пресса, этот день станет днем их триумфа. — Я сама удивилась, когда почувствовала на глазах слезы.
Петра, казалось, не заметила их или предпочла не обращать внимания на мой приступ жалости к себе. Она вздохнула и перевела взгляд на папку, лежавшую на столе.
— Хорошо, милая, но потом не говори, что я не предупреждала тебя. Главный интерес Эйдана — деньги. Я сказала тебе об этом, как только мы его впервые увидели.
С момента нашего с Эйданом знакомства прошло почти десять лет, и большую часть этого времени мы были вместе. Я ощутила легкое раздражение оттого, что Петра считает, будто знает его лучше, чем я.
— Спасибо, Петра, но в этом вопросе давай сойдемся на том, что мы не можем прийти к единому мнению. И лишь для прояснения ситуации напомню, что в ту первую встречу именно ты говорила, что считаешь его богатым. Не похоже, чтобы он тогда стремился к наживе.
— Ладно, ладно, — ответила она. — Но все меняется. Ты, кажется, совсем не ценишь того, что становишься буквально символом поколения. Будет лучше, если ты поймешь это, — тогда ты сможешь справиться с народной любовью.
Когда Петра подошла к столу, на котором лежало множество эскизов, мне вспомнились слова Эвы о соревновании между нами. Может, на самом деле моя мать имела в виду честолюбие? Я склонялась к мысли, что из нас двоих именно Петра всегда знает, чего хочет от жизни. Она была нацелена на успех. Я занималась искусством ради забавы, своеобразной терапии вытеснения; оно стало значить для меня больше лишь со временем. Я приобретала репутацию и использовала популярность как объект для исследования, — идея о том, чтобы играть разных людей, была отличным для этого способом, к которому я частенько прибегала. Превращения осуществлялись сами собой, независимо от меня. Я начинала понимать, как это происходит, на примере Петры: ее будущее всегда казалось ей ясным, она была из тех, кому слава лишь помогает творить.
— Ну, хорошо, дорогая, — прервала Петра мои раздумья. — Не будем больше тратить время на обсуждение твоей личной жизни. Вот, посмотри сюда.
Петра выросла в семье, все члены которой добились успеха. Она усвоила основные его слагаемые еще в раннем детстве. Это значит, что если Петра что-то обещает, она это сделает, и вовремя. Я готова была признать, что работа над серией «Обладание» не отличается от любой другой, которой мы вместе занимались. Петра уже опережала меня по степени подготовки.
Я подошла к столу и присоединилась к ней. Один за другим Петра доставала предварительные эскизы, и мы по очереди рассматривали их. Она принялась одевать моих героинь в своем неподражаемом стиле. В ее идеях чувствовалось предвидение модных тенденций, смелость, законченность и вдохновение. Петра проявила весь свой художественный вкус, возможно даже, это была вершина ее таланта. У меня сразу поднялось настроение и захотелось соответствовать.
В течение четырех недель с начала проекта Петра и ее помощники, не зная ни сна, ни отдыха, находились в постоянном поиске тканей и аксессуаров, идентичных костюмам моих героинь. И она попросила Тьерри ле Комт, нового элитного производителя ювелирных изделий в Париже, изготовить для меня поддельные украшения, соответствующие драгоценностям на картинах. Пока я старалась постичь своих героинь изнутри, пытаясь угадать их мысли, Петра так же старательно работала над их внешним обликом.
Мы вдохновенно проработали над эскизами четыре часа, что напомнило нам времена студенчества. Под конец я уже позабыла о беспокойстве, которое вызвали у меня слова Петры, сказанные утром за кофе, и чувствовала, что готова продолжать работу.
Как и говорила Петра, вечером пришел Гай, и я с облегчением заметила, что он поприветствовал меня с небрежностью старого друга. Была пятница, и он радостно сообщил нам, что едет за город — провести выходные с женой. После этих слов я окончательно расслабилась. Когда я объяснила цель своей поездки в Нант, он с понимающим видом взглянул на меня:
— А, чувственная мадам де Сенонн. Я понимаю, чем она так привлекла тебя.
— Я ведь не ошибаюсь, считая, что в ее взгляде таится что-то особенное?
— О да, — ответил Гай с видимым оживлением. — Но в таком случае мне придется оставить вас, чтобы отыскать недостающую часть мозаики. Это несложно сделать, и, я думаю, тебе будет интересно узнать о ее жизни.
Должна признаться, мои познания относительно картины были довольно скудными. Я выбрала мадам де Сенонн из-за ее лица. Мне нравятся произведения Энгра, и изображение Мари Маркоз показалось мне наиболее подходящим из всех написанных им портретов. Поначалу я не придавала деталям особого значения. Я выбрала Мари за то, что она спокойная, земная, и, я была уверена, смогла бы справиться с самой сложной ситуацией. Она, казалось, прекрасно чувствует себя в положении богатой женщины и абсолютно довольна тем, что принадлежит обеспеченному человеку. Мне также было приятно узнать, что во время создания картины ей был тридцать один год — как раз мой возраст.
Как и с остальными моими героинями, я видела, что образ Мари Маркоз не исчерпывается внешностью. Можно ли назвать то, что таилось в ее глазах, неуверенностью или опасением? Или же это была безучастность, отсутствие интереса ко всему, что ее окружает, распространенный результат благополучия?
В надежде получить ответы на свои вопросы, на следующее утро я села в сверхскоростной поезд, идущий до Нанта два часа. Как только мы выехали за город, я открыла монографию, которую взяла с собой в дорогу, и первая загадка открылась. Неудивительно, что Гай хотел найти для меня историю жизни моей героини. Ведь мадам де Сенонн являлась не совсем той, кем казалась. Портрет, датированный 1814 годом, — первый ключ к разгадке; дата ее свадьбы, 1815 год — второй. Сплошное наказание с этими французами и их любовницами, подумала я, пока поезд набирал скорость, проносясь мимо полей, казавшихся зелеными полосками. Мари Маркоз (1783–1828), родом из Лиона, не была девушкой из высшего сословия. По социальному статусу она принадлежала к средним слоям общества. Дочь торговца мануфактурными товарами, она находилась несоизмеримо ниже виконта. В период позирования Энгру Мари еще не стала аристократкой. Виконт де Сенонн лишь пообещал на ней жениться, но обручального кольца еще не было.
История Мари Маркоз довольно заурядна. Она вышла замуж за француза, текстильный бизнес которого потребовал переезда в Рим. Они развелись в 1809 году, а через несколько месяцев Мари стала любовницей виконта де Сенонна. Александр де ля Мотт-Барасе, виконт де Сенонн был богатым коллекционером и художником-любителем. Он жил в Риме. Известный покровитель искусств, де Сенонн позже стал Генеральным секретарем Королевского музея и членом Академии изящных искусств. Естественно, портрет известен как «Мадам де Сенонн» или «Виконтесса де Сенонн». Потому что для большинства зрителей, включая меня, ее статус жены был неоспорим. Но теперь реальная история заставляла меня отказаться от прежних убеждений.