Шёл я как-то раз…
Шрифт:
Валя упал на правые, не в силах вылезти из вросших в плечи лямок. Они осмотрелись, привыкая к темноте и застоявшемуся воздуху, густой смеси мышиного помёта, плесени, табачного дыма и псины. Комната была примерно четыре на пять метров, между потолком и Васиной макушкой зазор не просматривался. Кроме вышеуказанной мебели почти посередине избы, чуть ближе к левому краю и дверям, стояла солидная буржуйка, целый буржуй, обложенная двумя рядами кирпичей, а к потолку были привешены целлофановые кули, штук десять. Их хозяева, видимо, так прятали что-то от мышей, но кули были в дырках и полны мышиного дерьма. Здешние мыши явно не собирались умирать с голоду. На оббитых дранкой стенах кое-где сохранилась штукатурка и газеты с портретами Сталина и Калинина вместо обоев. После снежной ямы и щелястой динамитки это был дворец. Но времени на восторги
– Долг каждого комсомольца в нашей с тобой первичной организации – обеспечить дом дровами. А я из комсомольского возраста, увы, вырос. Так что комсомольцы у нас, Валя – это ты.
Комсомольцам даже показалось, что их старший товарищ не ходит за дровами по каким-то принципиальным соображениям. Не медведя же он боится, в конце концов! А экс-комсомол, морщась от пыли, сгребал с нар какие-то подобия тряпок, все в собачьей шерсти, скинул со стола на пол всё, что там стояло, кроме керосиновой лампы, и содрал со стены ватман с героическим призывом ударить мозолистым кулаком онанизма по проституции с соответствующим рисунком. Подумал и слазил на чердак, проверил наличие медведя и не задевает ли труба за что-нибудь горючее. Вскоре подоспели дрова, огонь затрещал, вмиг съев полдоски, и Валя, вздохнув, снова отправился курочить забор. Когда он вернулся, в комнате стояло облако холодного пара, в котором был смутно виден фантасмагоричный Васин силуэт, подсвеченный керосиновой лампой. Открыли двери и вышли на улицу, поскольку в доме пошёл дождь.
– Первый раз вижу, чтоб дождь шёл в одной отдельно взятой избе, да ещё зимой, – удивился Валя.
Вася тоже удивился, но для солидности махнул рукой:
– Сколько угодно!
Но долго стоять на улице их не смог бы заставить даже ураган с грозой, разразись он в хибаре, и они полезли в сырость. Больше часа усиленно топили печь, уворачивались от падающих капель и вытирали воду со стен и потолка, после чего Вася, приплясывая от восторга и нетерпения, стал готовить ужин на сковороде, прокалив её предварительно в печи, а Валя, как опытный дровосек, в очередной раз пошёл к знакомому забору по уже протоптанной тропинке, окончательно уяснив для себя, что отдых зимой в тайге сильно отличается от общепринятого понятия «отдых».
В одиннадцатом часу они сели за стол и позволили себе роскошь снять штормовки. Вернее, содрать, ибо те примёрзли к фуфайкам. От предложения глотнуть спирт Валя категорически отказался:
– Нет! Только разбавленный!
– Тогда тебе фляжка с водкой, мне – со спиртом, и пьём по-магадански. Каждый наливает себе сам и хвощет без всяких там тостов-мостов.
Но алкоголь не брал ни того, ни другого. Состояние было перевозбуждённое. Они хохотали по поводу и без, шмальнули разик из ружья и всё никак не могли поверить, что путешествие позади, они живы и почти здоровы. Правда, болели носы, губы, плечи, поясницы, ноги, помороженные пальцы рук, а у Васи – и ног, которые он в очередной раз обморозил, но он успокаивал себя и друга:
– Фигня! Было бы здоровье, а остальное купим. Ладно, мы вдвоём пошли, а я ведь хотел с собой Нинку притащить, одну нам на двоих. Заморозил бы бабу! Кого бы потом трахали? Замороженную ведь не трахнешь! Хотя, смотря в какой позе бы замёрзла. Понял юмор? Не понял? И я не понял. Вот умора!
Они доели макароны с тушёнкой, попили чаю без пельменного запаха, ещё раз подкинули в печь и рискнули снять «фуфло». Но в избе, хоть уже и не парило, было холодно, на потолке висели огромные капли, падающие на головы и за шиворот. Пришлось завернуться в одеяла, а сырые фуфайки повесили сушиться над печкой. По телу пробегал усталый озноб и Валя решил попробовать уснуть. Одев сырую, но тёплую телогрейку, он перемотал портянки, вытер над собой потолок и лёг, подложив рюкзак под голову. С толстого сходило нервное напряжение: он ещё что-то долго болтал про интересную жизнь путешественника и тёплую Нинку, но собеседник уже провалился в сон.
Проснулся он от холода. Было темно и тихо, только изредка с потолка падали тяжёлые капли. Он минуту полежал, пытаясь заснуть, но начался знакомый озноб. Пришлось вставать и остатками дров вновь растоплять печь. Доски были сухие, смолёвые и горели – хоть водой поливай. Толстокожий Вася, скрючившись от холода, упрямо сопел на своих нарах. Огонь весело загудел, по влажным стенам забегали неясные блики, от печи мощно пошло тепло, и до Вали, пока ещё неясно, впервые дошло, зачем люди ходят, рискуя жизнью, в тайгу. Темнота, тишина, огонь, природа, одиночество вместе взятые необъяснимо меняли все ценности жизни, придавая душе первобытную романтичность. «Здесь у человека раскрывается всё: и хорошее, и плохое. Здесь ничего не спрячешь. Некуда. Голый перед самим собой. Спрятал – умер. Всё просто! Здесь узнаёшь, кто ты есть на самом деле и какова твоя цена. А как определить цену человека в сравнении с Тайгой? С Горами? В каких условных единицах? Какова цена моей жизни? Чтобы выжить, я убил четыре пихты. Цена моей жизни – полкуба дров. Но понять это можно только здесь. Скажи какому-нибудь горожанину: твоя цена – четыре палки дров! В драку кинется! А если этот горожанин – мэр? Президент? Президе-ент! Позвольте вам сообщить: ваша стоимость не превышает трёхсот рублей, включая штраф за потраву и судебные издержки. Но поймёт он это только здесь, сидя у буржуйки и потирая скрипящие от недетских перегрузок колени. Как Вася может спать в такой прекрасный час?» Мысль, раскидав годами строившиеся барьеры, летела прямо к цели, бронебойной пулей пробивая преграды между Валей и Истиной. Момент Истины? Пик Победынадсобой? Ему захотелось сказать кому-то что-то очень хорошее и правильное, мудрое и вечное. Желательно – женщине. Увы, рядом был только Василий, внезапно коротко пукнувший и захрапевший в разлившемся тепле.
– Вась!
Но тот спал изо всех сил, недобро побулькивая животом. Валя взял со стола папиросу, неумело затянулся пару раз. В рот попал табак. Он кинул папиросу в печь, сплюнул под ноги и уже заворачиваясь в одеяло негромко произнёс:
– Нет, Вась. Ты, наверное, не чмо.
Но тот к комплименту остался безучастен.
Проснулся он от холода. Было темно и тихо, только изредка с потолка падали тяжёлые капли. Он минуту полежал, пытаясь заснуть, но начался знакомый озноб. Пришлось вставать, но дров уже не было. «Ночи какие-то бесконечные тут. Спать охота, холодно, грязища. Какая к чертям романтика!» Он нащупал руку друга с часами и долго таращился в светящиеся точечки. «Неужели ещё только полвторого?» Но проснувшийся хозяин руки с часами доходчиво объяснил, что щупать в темноте его не надо, что цифра шесть должна быть внизу циферблата, и сейчас уже семь, пора вставать, поскольку работы – по колено.
– А где дрова? – удивился он, шаря руками по грязному полу.
– Дедушка Мороз упёр в трубу. Завтра ночью ты будешь печку топить, а сейчас я навожу порядок, а ты идёшь за дровами! Вопросы?
– Студент, ночёвки на свежем воздухе в моём обществе тебе явно на пользу. Приказы отдаёшь, хрипотца в голосе прорезалась. Ну и что, что от спирта. И вообще, кто кого сюда привёл? Наблюдательности бы тебе ещё, да опыту с моё.
С этими словами Вася вышел из комнаты и через минуту гордо зашёл с охапкой дров:
– На чердаке чья-то заначка была. Уходить будем – надо вдвое больше оставить. Закон тайги.
После завтрака, состоящего из чая, мороженого хлеба, уже погрызенного мышами и сгущёнки, они принялись наводить порядок. Вымели мусор, распаковали рюкзаки и разложили содержимое по кучкам на полки, нары и пол. По ходу придумывали девизы: «Ни шагу назад, пока не сожрём!», «Едьба – залог здоровья, полноты и храброты», и всё в том же духе. Прикинули дневной рацион: на неделю хватало с избытком. Валя достал «Дьяволиаду» Булгакова. У Васи отпала челюсть:
– И ты пёр эту дрянь такую даль!
Тот покраснел, но решил не отступать:
– А сам-то патронов набрал, как на войну пошёл! Хватит на два часа интенсивной перестрелки.
– Как говорит моя бабушка – лишний хер в заду никогда не помешает. Я завтра охотиться пойду. Тут рябчиков полно, глухарей.
– Без меня! Я эту неделю только за дровами буду ходить и в сортир. У меня вся тела гудит, да и медведь этот…
– Посмотрим, – охотник почесал бороду, – да, шатун не вовремя объявился. Тоже подумать: нахрена нам рябчики с глухарями? И так жратвы – гора, а ты животных убивать вздумал.